Мельников остановился и с удивлением посмотрел на Волкова.
— Не понимаю вас. Насчет Маркина мы с вами воевали не раз. И наконец, сегодня вы пришли к моему выводу.
Волков помрачнел.
— Не спеши, Александр Васильевич! Цыплят по осени считают. Ответь, пожалуйста, в котором часу Маркин был подобран у оврага под Верхнесалтыково?
— Около половины первого ночи.
— Так... Половина первого. А сколько нужно времени, чтобы добраться туда от нас? Пусть при самой быстрой езде?
— Часа полтора-два. — Мельников начинал что-то соображать. А Волков развивал мысль:
— По докладу Три «И», в день смерти маркера его окна светились почти до двенадцати ночи. Пусть около двенадцати маркер лег. Маркин был в комнате. Игнатенко его прошляпил. Случилось идеальное: прощаясь, Маркин потушил свет, подбросил в плиту угля, закрыл вьюшку и... драпа. Мог ли он с двенадцати до полпервого добраться до того места, где был подобран? А ведь надо было и от лыж избавиться.
Мельников почувствовал, что почва под его теорией шатается. Нестыковка по времени была велика. Упрямо пролепетал:
— Но он мог закрыть трубу раньше.
— И ушел, да? А дурак маркер с девяти или полдесятого вечера, пока Маркин добирался до Верхнесалтыково, поглощал чадный газ и умышленно не ложился до двенадцати, чтобы сбить с толку Игнатенко?
Да... Теория Мельникова трещала.
— Продолжим. Анализировал Александр Васильевич, почему обвиняемый признал свой плащ и галоши, но отпирался от лыж?
— Думаю... Постойте, постойте! Он в душе был согласен с тем убийством, но испугался, что ему пришьют и маркера.
— Ничего ты не понял, — вздохнул Волков. — На твою неопытность да горячность как раз враги и рассчитали. Сунули Маркина на растерзание и ты уцепился за него, как голодная кошка за крохотную мышку. А Маркин ни к одному из убийств не причастен.
— Что?! А кто же тогда? Кто? — Мельников стал красный, как кумач.
— Настоящий убийца Козырев!
— Козырев? — Мельникову почудилось, что пол ходит под его ногами. — Козырев?! — повторил он и проглотил слюну.
— Да, Козырев. Именно — Козырев!
— Так как же?.. Нет, я ничего не понимаю. Вы шутите, Степан Герасимович! Зачем же вы тогда ему так все?..
— Тактика, Александр Васильевич! Клин вышибают клином!
31Кто кого
Ошарашенный внезапным открытием, Мельников отупело молчал. Только несколько минут назад он считал себя «на коне» и вдруг... Нет, не укладывалось в голове... И он не удержался:
— Степан Герасимович, я прошу объяснения. Вы раскрыли себя. Сообщили Козыреву дату вылета нового истребителя.
Волков стоял у окна. На улице падали большие хлопья снега. Они напоминали опадающие листья акаций. Степан Герасимович отвернулся от окна, неторопливо прошел к своему креслу, сел.
— Объяснения? Что ж, давай разберемся. Итак: раскрыл себя! Верно. Раскрыл. Но моя конспирация исчерпана. Козырев следит за твоими действиями. Неужто не пришла ему мысль: почему никто иной, как я, вместе с тобой всю ночь отдал разбирательству ЧП? Разве это целиком задача начальника штаба? Да и неважно, «засветил» он меня или нет. Главное, я сам доверительно раскрываю ему карты. Теперь, зачем сообщил о вылете нового самолета? Как будто действительно выдал тайну. Но ведь точная дата осталась неназванной. Что самолет планируется к скорому вылету, знает каждый офицер гарнизона. Но этим сообщением я еще больше вхожу в доверие к Козыреву. Такие вещи можно сообщить лишь надежному человеку. Вместе с тем, привязываю его к гарнизону. Враги, в том числе и Козырев, останутся на местах, чтобы уничтожить второй истребитель. Далее... Маркин представляет для них определенную опасность. Вчера вспомнил, что показывал Козыреву телеграмму, завтра может припомнить еще что-то. Значит, от него надо избавиться. Своим доверием и привязкой к арестованному мы ставим Козырева в роль дрессированной кошки. Рядом цыпленок, съесть легко, но, по замыслу дрессировщика, кошка должна с ним играть и беречь, как зеницу ока.
— Я вас понял, Степан Герасимович! Поэтому вы так строго и приказали Козыреву, что отвечает за Маркина головой?
— Безусловно. Но главная подстраховка другая. В его карауле — Ивченко. В другом составе — лейтенант Пивовар. Этим ходом рассеиваю сомнения Козырева, что строим ему ловушку.
— Еще вопрос, Степан Герасимович! Ваш временный отъезд планируется реально или?..
— Я чекист, Александр Васильевич! А чекисты — люди слова. Подумай сам. Выдал Козыреву информацию, что улечу, и вдруг соврал. Что-что, а это он проверит.
Вид у Мельникова был грустный. Такое нагромождение фактов, столько улик против Маркина и вдруг... Подобные вещи часто отбивают руки от работы, вселяют неверие в свои силы.
Волков видел, что подчиненный переживает. Прежде, чем раскрыть его промахи, решил успокоить:
— Александр Васильевич, наши враги не лыком шиты. Я с опытом, и то дошел до истины после того, как тоже сделал не одну ошибку. И знаешь, что интересно в этой истории? Как ни странно, но твои промахи сыграли положительную роль.
— Не смейтесь, Степан Герасимович!
— Говорю серьезно. Даже без утешения. Ты так легко клюнул на приманку недругов, что они, рассчитывая на твою неопытность, стали бросать новые. На этом и попались.
— Вы, может быть, все же объясните?
— Придется. Главная твоя ошибка — навязчивость идеи. Тебе не понравился Маркин, когда вручил Козыреву письмо девушки. А когда к человеку зарождается неприязнь, появляются подозрения и на более весомые вещи. В день катастрофы Маркин дежурил на аэродроме. В день гибели Яковлева оказывается в штабе. В прерванном телефонном разговоре Яковлев произносит обрывок слова «марк...», а Козырев, описывая убийцу, рисует его под внешность Маркина. Однако нам удалось установить, что «марк...» — не Маркин, а маркер. Так же убедительно доказано, что Маркин не мог убить Яковлева, так как последний не допустил бы к себе незнакомого человека. Так? А вот навязчивая идея, что убийца все же Маркин, тебя продолжала преследовать. Ты стал искать свидетеля подтвердить, что Маркин и Яковлев знакомы. И нашел его в лице Ивченко. Дальнейший путь тебе любезно стали прокладывать наши недруги.
— Не понимаю...
— Сейчас поймешь. Когда обнаружилась находка в колодце?
— Двадцать шестого декабря.
— А когда убит маркер и исчез Маркин?
— В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое.
— Улавливаешь?
— Пока — нет.
— Попытаюсь объяснить. Козырев следит за каждым твоим шагом. Знает, что в убийстве подозреваешь Маркина. Он делает все, чтобы ты не свернул с этой дороги.
Мельников волновался. Слова шефа, словно пули, выпущенные меткой рукой снайпера, били прямо в десятку.
— Все идет хорошо. По плану. И тут Козырев замечает, что ты усиленно приглядываешься к маркеру. Вспомни-ка бильярдную. Козырев был там?
— Да, был... — Мельников все понял. Так вот кто за мной следил, а не Чухра и Маркин! — Степан Герасимович, только не в бильярдной я выдал себя. Позже. Когда пошел за маркером.
— Вот видишь, значит идем по истинному пути. — Волков помолчал и продолжил: — Итак, Козырев понял, что Крайнин под нашим оком. Он трусоват. Может расколоться. Что делать? Срочно убрать! Еще не ясно, кто это сделал, но факт, что тот погиб на следующий лень. А раз всплыл маркер, значит Маркин, так сказать, реабилитирован. Начнутся новые поиски, и могут напасть на след Козырева. Как же снова надеть петлю на Маркина? И находят, как. Но вернемся к двадцать шестому декабря. Как ты среагировал, когда нам принесли сверток, найденный в колодце?
— Обрадовался. Улики, как-никак, — признался Мельников.
— Во!.. А меня неожиданная находка насторожила. Посуди сам. Яковлева убили восемнадцатого декабря. Неделю не могли найти доспехов убийцы, а двадцать шестого забивается колодец и сверток, как по щучьему велению, сам попадает нам в руки. Нет ли тут связи с маркером? И страшная догадка: готовится покушение на Маркина! Срочно позвонил тебе и приказал его арестовать.
Мельников горько улыбнулся:
— А я, дурак, праздновал победу. Думал, наконец, вас убедил. Как же вы догадались, что готовится покушение?
— Вспомни одну деталь. Во дворе маркера был след лыж. Выслушав мнение Игнатенко, я спросил у тебя: «Есть ли у Маркина лыжи?» Ты тут же решил, что убийца маркера тоже Маркин. А вопрос был задан с другой целью. Уже тогда я был уверен, что лыжи найдутся и что на них непременно окажется «СОМ». Ты удивляешься, почему Маркин признал своими плащ и галоши, но отрицает лыжи? А все потому, что плащ и галоши действительно его, а лыжи — нет. Расчет врагов прост. Окровавленный плащ они выдали на-гора двадцать шестого. Накануне ночью убит маркер. Как показать, что оба убийства дело одних рук? Маркину надо исчезнуть! Причем сразу после смерти маркера. Дескать, убил и удрал.
— Значит, его показания правдивы?
— Да! Именно телеграммой его выманили из Степняково.
— Где же она? Козырев — ясно! Он спасал свою шкуру. Но по какой причине жена Азарова отрицает, что видела и телеграмму и самого Маркина?
— В этом надо еще разбираться. Тут что-то не то.
— Почему же Маркин оказался в овраге? Откуда у него чужой паспорт и ампула?
— Тоже не ясно. Что-то помешало убийце довести дело до конца.
— Но ведь это предположение. Как доказать?
— Доказать?.. По твоим же данным. Удивлен? Зря, Александр Васильевич! Надо уметь анализировать имеющийся материал. Ты ведь докладывал, что Маркин, придя в сознание, сам назвал врачам свою фамилию и сам просил срочно сообщить в часть, что находится в больнице. Так?
— А что ему оставалось делать?
— Во всяком случае, коль за плечами убийство, а в кармане чужой паспорт, искал бы поумнее. Старался бы скрыться от правосудия, а не лезть ему в руки.
— Почему же вы приказали перевести его под следствие?
— Обманный ход, — улыбнулся Волков. — Противники рассчитывали навязать нам Маркина вместо себя. Пусть думают, что мы клюнули.