— Напрасно так думаешь. Там могли быть свои причины.
— Допустим. Тогда еще одно. Служит Маркин у нас без года неделю, но уже есть сведения, что высказывает много недовольств.
— Например?
— Хотя бы о жилье. Дескать, в других странах эта проблема для военнослужащих решена. Не безобидное это брюзжание.
Волков поглаживал шрамик. Как он неопытен, пронеслась мысль. Сколько наивных рассуждений. Но Степану Герасимовичу нравилось, когда подчиненные защищали свои взгляды. Досадливо сказал:
— И все же, Александр Васильевич, ни случай на танцах, ни разговор о жилье не убеждают, что Маркин — опасный человек. Из того, что услышал, заслуживает внимания внеочередное его дежурство.
— Это и главное! — с жаром подхватил Мельников. — Но есть еще один нюанс. Раньше Маркин довольствовался в технической столовой, а сейчас у него появились талоны на летную норму. С пятого декабря он стал питаться в столовой летного состава. Характерно, что летчик лейтенант Сушков их отдал Маркину не по своей инициативе. Сам Маркин попросил, откуда-то узнав, что Сушков уезжает на десять суток по семейным обстоятельствам к родителям.
— В чем изюминка с талонами? — спросил Волков.
— Есть одна деталь. Покойный Шевцов, как показала официантка, занимал одно и то же место. Завтракал за тем же столиком и перед роковым полетом. До него там сидел Маркин. Официантка отлучалась. Не подсыпал ли яд в графин с водой? Шевцов почти всегда пил воду во время еды. Не с этой ли целью Маркину потребовались талоны в летную столовую?
Волков призадумался. Долго тер шрам.
— Думаю — нет! — наконец твердо сказал Степан Герасимович. — Посуди сам. По заключению экспертизы, Шевцов отравлен сильно действующим ядом. Он погиб почти мгновенно. Допустим, что твоя версия верна. Яд влит или всыпан в графин. Концентрация незначительная. Ведь расчет на то, чтобы смерть произошла в воздухе, а причину ее свалить на недоработку техники. Но, во-первых, полет могли перенести, и тогда летчик погиб бы до полета. При малой концентрации смерть не наступает мгновенно. Шевцов успел бы передать о недомогании. Во-вторых, из графина мог бы попить кто-то еще. Но случаев отравления не зафиксировано. Нет! Тут что-то другое. Шевцов отравлен в воздухе. Расчет точный.
Мельников слушал, не шелохнувшись. Доводы были убедительны.
— Другое дело — дежурство, — продолжал Волков. — У дежурного пломбир[1], а значит и доступ к самолетам. Вот с каких позиций надо Маркина проверить. И не только Маркина. Эх, Александр Васильевич, ношу я для маскировки голубые погоны, а сам в авиации — дуб дубарем. Консультация мне нужна.
— Может быть, я помогу. Я как-никак...
— Тогда послушай. Мы уже пришли к выводу, что Шевцов отравлен в воздухе. Но как? По предположению экспертизы, яд поступил в организм через органы дыхания. Значит, в кабине удалось тайно смонтировать хитрый механизм. На каком-то этапе полета, может быть, в результате действий самого летчика, механизм срабатывает и кабина наполняется отравляющим веществом большой концентрации. Несколько вдохов и...
— Вы действительно не авиатор, — вмешался Александр Васильевич. — На высоте летчик дышит кислородом, поступающим в специальную кислородную маску. Воздух в легкие попадает не из кабины.
— А откуда?
Мельников объяснил. Степан Герасимович прошелся по комнате.
— Раз кислород поступает из баллончика через систему шлангов в маску и, следовательно, прямо в органы дыхания, то достаточно на его пути поместить яд...
— Но средства кислородного питания обязательно проверяются, — заметил Мельников. — Кроме всего, почти всякий яд имеет запах.
— Духи тоже пахнут. В запечатанном флаконе запаха не слышно, — построжал Волков и стал говорить рубленными фразами: — Комиссия скоро закапчивает работу. Разрешение на вылет второго истребителя может последовать в ближайшие дни. Летно-технический состав, как никогда, должен проверять каждую мелочь. Особое внимание на кислородное питание. Продолжайте выявлять лиц, которые имели доступ к самолету в последние дни.
Мельников хотел спросить, как поступить с Маркиным, но открылась дверь, и вошла Людмила Ивановна.
9Происшествие на Степной
Маркин собирался в Дом офицеров. Настроение было неважное. Неприятность сыпалась за неприятностью. Взыскание за выпивку в ресторане, затем катастрофа в его дежурство. Капитан из особого отдела уже таскает ребят. Того и жди, что вызовут его.
Семен вышел из общежития. Сыпал мохнатый снег. Облепил шинель, шапку. Тихо скрипел старый тополь. Семен с наслаждением вздохнул свежий иглистый воздух и шагнул с крыльца.
У Дома офицеров сияли огни.
— Здравствуйте! — перед Семеном остановилась разрумянившаяся девушка в белой кружевной шали и синем пальто. — Не узнаете? — Я — Леля. В праздники мы с вами танцевали.
Да, Маркин вспомнил. Это телефонистка. Подружка Зиночки. Чувствовал, что нравится ей. А Леля улыбалась:
— Говорят, вы самодеятельность забросили? Зря!
— Хватит. Отплясал. Нужно серьезными вещами заниматься.
— Вас кто-то обидел?
— Я сам черта обижу, — грубо ответил Семен.
Леля растерянно прикусила нижнюю губу, попрощалась и ушла. А Семен поймал себя на том, что о «серьезных вещах» сказала ему недавно Зиночка. Сейчас эти слова вылетели сгоряча.
Зиночка... О, как часто думал о ней Маркин!
...Однажды он шел в Дом офицеров на репетицию. Готовил к ноябрьским праздникам «Испанский танец». У входа стояли Зина и Козырев.
— Витя, тактику мы отработаем потом. Спешу, — бросила девушка и торопливо ушла.
— Что это еще за тактика? — спросил Семен.
— Тактика баскетбольной игры женской сборной.
— А ты при чем?
— Я их тренер, — улыбнулся Козырев.
— Послушай, пехота! Помнишь, кадровик к спорту хотел меня приобщить? Рост у меня... Может, научишь в баскетбол?
С тех пор Маркин стал приходить в спортзал. С какой завистью он смотрел на Козырева, когда тот подходил к Зиночке, чтобы научить правильному броску по кольцу.
Особо запомнилась финальная игра. Зину он увидел сразу. Она сидела на балконе рядом с суматошным Сахаровым и следила за разминкой своих ребят. По другую сторону от кадровика сидел командир части полковник Шилов.
Увидев Маркина, Сахаров окликнул его. Посадил между собой и Зиночкой. О большем счастье Семен и не мечтал.
Началась игра. Мяч бросили Козыреву. Ложное движение, стремительный проход к щиту, и сетка кольца трепыхнулась.
— Ну, как? — воскликнул Сахаров. Шилов лишь улыбнулся.
— Да... Б-был бы он во всех д-делах такой молодец, — вырвалось у ревнивого Семена.
— То есть? — удивленно посмотрела Зиночка.
Маркин чуточку поколебался:
— Не завидую той, кому такой рыцарь вскружит голову.
А недавно он встретился с Зиночкой в Доме офицеров. Просмотрели фильм «Повесть о настоящем человеке». Вышли на улицу. Семен сжимал в кармане бархатную коробочку.
— Зина! Я обещал привезти вам кое-что из Ленинграда. Вот... Они вам подойдут. — Он решительно вытащил из кармана коробочку и раскрыл. В гнездах сверкали дорогие серьги.
— Это еще что? — покраснела Зиночка. — Сейчас же спрячьте! Зря стараетесь, Маркин!
— В-вы не так меня поняли, — попытался оправдаться Семен.
— Я отлично понимаю. Мужчины, вроде вас, любыми путями пытаются обольстить свою жертву. — Девушка бросила в урну использованный билет и медленно пошла дальше.
— Н-но нельзя же мерять всех одной м-меркой.
— Только не вам это говорить. Давайте начистоту.
Они снова остановились.
— Вот вы преследуете меня. Прикидываетесь тихоней. А зачем? В жизни вы не такой. Не обижайтесь, но выскажу правду. Вы эгоист. У вас нет настоящего друга. Да и будет ли с вами кто дружить, если с целью личного благополучия, вы без зазрения совести можете вылить на голову товарища ковш грязи? А пьянка?.. — продолжала девушка. — Мне ли читать вам мораль? Если бы вы хоть чуть-чуть были похожи на Мересьева. Я...
— Тогда была война, — перебил Семен.
— А разве не на чем показать себя в мирное время? Вы увлеклись танцами. Это неплохо. Но есть более серьезные вещи. Ум и мужество покоряют сильнее любого подарка.
...За воспоминаниями Маркин не заметил, как очутился на узкой безлюдной улице старого Степняково. Она оправдывала свое название: Степная. Ни одного деревца. Низкие домишки. Все опушено свежим снегом. На этой улице жила Зиночка.
А снег все сыпал. Он облепил фонари мохнатым кружевом, насыпал такую толщу на дорогу, что ботинки промокли — хоть выжимай.
Дом Зиночки — четвертый от края. Ставни открыты, в окнах свет. А где-то вблизи шумят дети. Маркин посмотрел на часы. Половина девятого. Может быть, там и Зиночка? Она любит детей. Побрел к ребятам.
В начале улицы выступают над землей погреба овощехранилища. Засыпанные снегом, они возвышаются, как горки. На них резвятся дети с санками. Особенно их много у центрального погреба. Эта «горка» выше всех. Возле нее столб с электрической лампочкой, а дальше, под навесом, недостроенный противопожарный резервуар. Он накрыт досками.
Семен подходил к резервуару, когда с горки-погреба стремительно понеслись санки. Они задели его ногу и вильнули под навес. Девочка шустро соскочила с них и... будто провалилась под землю. Только булькнуло. Оказывается, в настиле не хватало двух досок.
Семен сорвал с себя шинель, шапку, китель и плюхнулся в зияющую дыру. Ледяная вода обожгла руки, шею. Маркин нырнул. Еще раз, еще... Наконец рука схватила что-то мягкое. Семен оттолкнулся, поднял вверх руки с мягким клубком. Намокшая одежда тянула вниз, озябшие руки отказывались держать ношу. А над дырой — шум голосов. Из последних сил Маркин приподнял девочку, и ее схватили сразу несколько рук. Потом вытащили его, Семена. Он был, как вынутый из норки суслик. От дрожи зуб не попадал на зуб. Кто-то заботливо набросил ему на плечи шинель, на голову — шапку. Это отец пострадавшей.