Выходило, что я своего нечаянного гостя переиграл. Точно моя бабуля покойная говорила, что вежливость — наше оружие. Начни грубить и гнать с порога, неясно, чем история закончилась бы.
«Фамилия, говоришь? — вспомнил я кульминационную фразу. — А зачем тебе моя фамилия?» Порадовался, что правильную политику избрал в отношении гостя. Что за имя такое — Вовочка? Хорошего и правильного парня так не назовут. Коснешься — гадости тонны, а добра со спичечную головку.
«А как он ножичком над сливочным маслом орудовал», — вздрогнул я и понял, что не подвела меня школа уголовного розыска: просчитал я таки клиента, а потом и в непонятки завел — успокоил и про свидетеля Серегу напомнил. Знал я точно, что не отвяжется теперь от меня Козлякин. И чувство даже появилось, что пересечемся мы еще, и снова выбор встанет: кто — кого.
Начиналась какая-то шахматная партия. Первый гамбит получался за мной, а что будет дальше — неясно. «Гроссмейстер, — усмехнулся я, вспоминая классиков юмора. — Когда игра не идет, греби фигуры и противнику в рожу… От Козлякина честной партии ждать не придется, так что готовься, Птахин».
Понял еще, что нельзя медлить с Петром, и набрал Быкова домашний. Серега телефон мне отбарабанил сразу и позвал чай пить, оказалось, Петр сейчас придет. «Так, так, — заметался я по комнате. — Что же с собою взять?»
Решение пришло, когда немного успокоился. Забираю только письмо, вдруг Козлякин следит за двором: потащу я сундучок — не потащу.
13. М. Птахин
— Про меня ты грамотно Вовчику рассказал, — никак не мог успокоиться Петр. — Правильно сделал. Эта гадина способна на что угодно и окружающий мир по себе меряет…
Мы уже закончили чаепитие и теперь потихоньку катились на «крузаке» к дому Марычей, забирать сундучок с архивом.
Выслушав во время перекура мою историю о нечаянном госте, Петр поменялся в лице, и взгляд его стал сочувственным.
Он рассказал, как из-за Козлякина погиб друг детских лет, не найдя выхода после умело организованного обвала.
— Все прошли, все! А он попал, — горестно вспоминал мой собеседник. — Шахта слепой оказалась. Когда мы его откопали, он уж задохнуться успел.
— А откуда известно, что это Вова?
— Только он любит в призраков играться. Все пытается жути побольше нагнать, а потом слухи по городу распускает.
— Тот раз тоже?
— Конечно. Я прибить его хотел, когда понял, что он это, да разве его поймаешь?
— А в Слюдянке?
— В городе тоже не найдешь. Он после шахт ведет себя как ниндзя. Одним маршрутом не ходит, а когда ему надо, появляется словно из-под земли. Только-только не было, и вот он. Не удивлюсь, если он и теперь нас слушает.
— Ты серьезно?
Я прикусил язык. Хотел ведь прямо сейчас новости излагать.
— Конечно. Это ж для простых горожан все как всегда. На самом деле те, кто касался «подземли», нормально не живут. Особенно кто со смертью поигрался. Здесь такой Заморенок есть. Один из тех, кто в этой подземной войне выжил, так он на окружающих как на стадо смотрит. Жена от него ушла, дети тоже неинтересны. Но у них, похоже, с Козлякиным договоренности.
— ???
— Друзья детства они, да и в шахты сейчас мало кто ныряет, вот они незваных гостей вместе и отваживают.
— Что за гости?
— Туристы там, спелеологи да праздношатающиеся всякие. Правда, сейчас попасть на нижние горизонты сложно. Доступных лестниц нет. Ходы, которые остались для прохода в самую глубину, знает совсем немного народа. Путь вниз открыт только зимой, да и то с альпинистским снаряжением.
— Зимой?
— Инерция температур. Стволы шахт наледями затягивает. Получаются линзы, через которые не пробиться. Оттаивают они начиная с октября, а в феврале — марте опять замерзают.
— А ты-то вниз дороги знаешь? — поинтересовался я.
Петр внимательно заглянул мне в глаза, утвердительно моргнул, а вслух произнес:
— Давно не ходил, да и какая нужда? Выпить хочешь?
Вопрос прозвучал заговорщицки, и неожиданно я спиной почувствовал сверлящий взгляд. Хотелось обернуться, но Петр положил руку мне на колено и незаметно сжал пальцы. Я понял, что он тоже чувствует, и теперь надо верно ответить, чтобы не насторожить наблюдателя.
— Выпить можно, — сказал я. — Вот только Лидия Иннокентьевна пьяниц не привечает…
— Поехали тогда ко мне, — улыбнулся Петр. — Я сегодня один.
— Давай, только сначала к Марычу.
— А что там?
Чужой взгляд не оставлял мою спину ни на секунду.
— Архив Петровича.
— В доме, что ли, оставил? — нервно вскинулся Петр.
Теперь настала моя очередь сжимать его колено.
— Да, — подмигнул я.
Сверливший меня взгляд неожиданно пропал.
— Поехали, — поднялся Петр. — Только с Быковыми попрощаемся.
Когда сели в машину и поехали к Марычам, я в двух словах рассказал Петру о своем исследовании документов.
Узнав, что есть письмо с разъяснениями, мой новый товарищ успокоился.
— Читать поедем ко мне в новый дом, — сказал он. — Там не подкрадешься. Машину на двор загоним, если что, у меня и заночуешь.
— Да мне Марыч ключи оставил, — похвастался я.
— Ты не понимаешь, — наклонился ко мне Петр, — Козлякину известно больше. Я не знаю, что там, в архиве, но чую — интересное что-то. Мой-то папаша покойный ничего не рассказывал, а вот Козлякины всегда жадные были, и, значит, старший младшему поведал что-то. Только нет у него деталей, вот он за тобой и погнался.
— Послушай, — вспомнил я секретничанья на подворье Быковых. — Ты же заметил, что за нами кто-то следил? Ну, когда курить в последний раз выходили.
— Конечно, — улыбнулся Петр. — «Подземля» знаешь какое чутье придает! Тоже уловил?
— У меня это после уголовного розыска, я и Козлякина останавливать не стал, когда он в дом сегодня утром ворвался.
Петр вернулся к утренним событиям:
— Интересно, откуда он про архив узнал?
— Серега рассказал.
— Серега? Не может быть, они же не общаются.
— Тогда кто? — удивился я.
— Ладно, после будем думать, — ответил Петр, выскакивая из машины. — Пойдем, архив заберем.
Когда отпирал калитку, из дома послышался стук.
На подворье Маркиных обычно царила тишина, и звук насторожил сразу.
— Слышал? — спросил я.
— Давай отпирай быстрее, — скомандовал Петр.
Мы ввалились в калитку и побежали к крыльцу.
Замок открылся, но дверь не поддавалась.
— Заложка, — прорычал я и побежал вокруг дома, вспомнив про окно без шпингалетов.
Оно оказалось распахнуто, и из него вился черный дымок. Боковым зрением я заметил две темные фигуры, которые перебирались через забор в дальнем конце огорода. Первый спрыгнул на другую сторону, а второй подал ему какой-то предмет.
«Сундучок Быкова», — узнал я, и мысли понеслись за похитителями, но соображения о пожаре остановили.
Обдумывая после свои действия, понял: погонись я за ними, ничего хорошего не вышло бы. Парни, способные на такие поступки, могут и большее. Напугать попробовавших крови невозможно, тем более что уходили они с добычей.
Побеги я следом — валяться бы мне с каким-нибудь штырем в животе среди кустов соседской малины, а дому Маркиных — медленно догорать.
Когда заскочил через окно, сваленная на полу куча уже занялась. Хорошо, мое детство прошло в лесу. Огонь, конечно, штука страшная, но тушить что-либо мне доводилось не раз.
«Сразу не обжигает», — вспомнились слова соседа по даче, летчика-фронтовика. Таскал он тогда из костра угольки, прихватывая их заскорузлыми пальцами, подкуривал и успевал бросить обратно.
В раскрытое окошко полетели загоревшиеся обломки стула, которыми похитители архива затеяли разжечь импровизированный костер. Следом я вышвырнул затлевший матрас.
Петр ломился в двери.
Я заорал:
— Не ломай!
И подскочил к опасно прогибающемуся косяку. Откинул кованую задвижку.
— Правильно побежал, — оценил обстановку партнер. — Еще бы минут десять, и прощай, берлога Бульдозера.
— Знал дядю Толю? — поинтересовался я.
— Конечно, — разулыбался тот. — Кто его не знал? Бульдозера все боялись, особенно, кто у жены его учился. Хулиганить на уроках не решался никто.
— Да уж, — вспомнил я ручищи дяди Толи.
— Надо полы пролить, — взял ведро Петр. — Вдруг где залетело…
— Милицию зовем? — спросил я.
— Не стоит, только время потеряем, да и объяснять придется, что и откуда.
— Зато остерегутся…
— Эти? — удивленно уставился на меня Петр. — Им вообще на все плевать. Никто связываться не хочет.
Действия противника неожиданно показали мне опасность нового предприятия.
Я вытаскивал во двор обгоревшие остатки мебели и думал: «Еще ничего не начали, а уже целый ворох проблем».
— Вовремя приехали, — гудел, поливая половицы, Петр. — Смотри какие, мало что архив утащили, так и следы еще замести решили: мол, сгорело да сгорело… Что там за тайна такая?
— Стоящая, — коротко ответил я. — Причем наша с тобой.
— То есть?
— Для тебя и для меня, — сообщил я вполголоса. — Архив твоего бати где сейчас?
— Эх, мать честна, — спохватился партнер. — В старом доме, а там никого.
— Так поехали, — чуть не заорал я. — Без него вся возня зря…
В обратную сторону неслись быстро. Сколько ни прислушивался к себе, на сердце было спокойно.
Домик покойного отца Петра стоял на той же улице, что и дом Быкова. Подворье, как и у того, вымощено отходами цеха по обработке камня, и даже гараж построен из таких же мраморных брусков. Почти полные двойники.
Пока ехали, провернул в голове все, что произошло.
«Насыщенный денек выдался, — рассуждал я. — Может, хватит на сегодня проблем?»
— Сиди на месте, — велел Петр. — Охота только началась.
Но я все-таки не удержался и пошел за ним в приоткрытую калитку.
Подворье выглядело нежилым. Петр грохотал в доме, что-то переворачивая или открывая.
— Зачем вылез-то? — крикнул он в форточку. — Не будешь слушаться, в «подземлю» с тобой не пойду. Вали в машину!