— А говорил, что не ходит туда никто, — заинтересовался я.
— Они ко мне с вопросиками появились год назад. Племянник привел. Не ответь я, все равно полезли бы, так что лучше уж поделиться, чем могу. Родители ихние потом бегали, скандалище назревал, но пронесло, зато пацаны охотку сбили. Все живы и здоровы. Иногда и сейчас ныряют, но все больше по верхним горизонтам ходят. Туристов водят, ну и нам польза.
— Остается только пешедралом по Байкальской штольне? — важничаю.
— Открылась одна дырочка, — Петр отвечает. — Землетрясение помогло. Вова, когда ствол четвертой шахты зарушивал, не мог предполагать, что она еще раз вскроется. Пацаны сказали, что открылся там проход и есть теперь вниз дыра. Даже лестницы видно, что внизу начинаются.
— Вертикальный выход? — интересуется Анечка.
— Нет, штольня вскрылась. Метров сто по ней, и там.
Серега с девушкой переглянулись.
— Класс, — только и сказали хором. — Значит, ходьбы минимум?
— Сейчас вооружение переберем, — увлекся общим азартом Петр. — Еще раз пересчитаем все, и поехали. Машину обратно племянник отгонит, он же и на связи будет. Как у нас с официальностью?
Лысый так важно откинулся на спинку стула, что стало ясно: про нас в курсе вся страна.
— МЧС я оповестила, — отвечает Анечка и с улыбкой на Серегу смотрит.
— Разрешили? — удивился Петр.
— Я же инструктор по спелеологии. Запретить можно только посещение режимных объектов. Здесь же все просто — ставишь в курс, что полезли туда-то, и все.
— И что они говорят про шахты эти?
— Рассказывали о чертовщине всякой. Пару лет назад туристов спасать приезжали, а те сами выбрались, и давай рассказывать: мол, полно в шахтах странных теней. Из стен появляются и в стены уходят.
Мы с Петром переглянулись.
— Вовины проделки? — поинтересовался я.
— Не только. Замореныш еще смешней чудит по вентиляционным ходам. Появление-исчезание — скорее его штучки.
Хотя Аня с Серегой знали о вероятном противнике, пришлось их с обстановкой детальнее познакомить. После краткого экскурса в историю «подземли» затеяли наши спелеологи-альпинисты оживленное совещание. Петр попросил их обсуждать доходчиво и не торопиться. Получалось, что, пройдя по штольне, ведущей к стволу шахты, мы закрепим обе прихваченные системы для спуска.
Для начала Анечка или Серега пробьют промежуточные станции на стенке штрека. Системы после спуска придется сбрасывать. Промежуточными станциями назывались простые крюки, забитые в породу.
— Главное — не разделяться во время всей экспедиции, — инструктировал Петр. — В туалет ходим по двое. Наши подземные жители — парни опасные. Самое плохое, что спускаться нам придется на территории Козлякина, а работать у Заморенка. Я еще не решил, где будет базовый лагерь. Есть у меня заготовочка по одной насосной станции, там ворота с навесами под замки сохранились и вентиляционных ходов нет. Однако окажемся мы далековато от места, зато вещички целей будут.
— А сколько от насосной до вашего штрека с сероводородом? — спросила Анечка.
Петр вопросительно на меня глянул.
— Она помогла нам с противогазами и запасными кассетами, так что я рассказал, что мы ищем новый проход на другую сторону шахт и хотим попробовать пройти замурованным квершлагом, — пояснил я.
— От насосной минут десять ходу, — прикрыл глаза Петр. — Два перехода по квершлагам и один спуск. Там лестницы есть, но можно и так спуститься. Когда все валилось, на рудничном дворе хорошую кучу насыпало.
— Отрезать нас могут?
— Только взрывать.
— Мне нравится вариант с насосной, — помолчав, проговорила Анечка. — Я так понимаю, что нас внизу ждет небольшое соревнование?
— Ну, в общем, да, — ответил Петр.
— Стрелять можно?
— Нежелательно, хотя я ружьишко с собой прихвачу.
— Ну и хорошо, — заулыбалась Аня. — Я как чувствовала, с собою машинку взяла.
С этими словами она выудила из нагрудного кармана камуфляжа ПМ, пристегнутый тренчиком.
— Патроны вынь, — скомандовал Петр. — Стрелять так и так не стоит, только пугать. Я хоть и беру штук пять, но это на крайний случай.
День перевалил на вторую половину, когда мы закончили все обсуждения и подготовку. Все лишнее осталось у Петра в гараже, собранном из мраморных кирпичей, как и у большинства жителей Слюдянки.
Приехал племянник. Глаза у парня горят. Несколько раз на Петра посмотрел выразительно: мол, когда пойдем?
— Присядем на дорожку, — говорит хозяин, — идемте в дом.
Оказалось, что племянника зовут Александр.
— Твоя, Санька, задача — это поверхность, — инструктировал Петр. — Машину отгонишь, и жди. Время для беспокойства — неделя начиная с этой минуты. Анечка выдаст тебе координаты спасателей. Они в курсе, куда мы пошли. Если что, проводишь, покажешь, откуда спускались, и передашь вот это.
Он протянул парню пухлый конверт.
— Там все схемы, где мы и зачем.
25. М. Птахин
Никогда не думал, что буду так нервничать. Когда поехали на гору, за руль сел племянник Петра. Я — пассажиром. Сижу, смотрю, как паренек тачку ведет. Слюдянка — город маленький, но практика у пацана неплохая.
Понемногу стал успокаиваться. Когда Петр паренька инструктировал, тот слушал внимательно и указаниям не морщился. Отношения у дядьки с племянником правильные. С таким тылом можно спокойно вниз нырять.
Разобрали груз. Александр, на что у нас рук не хватило, взял. Небольшая кучка таки осталась.
Петр командует:
— Донесешь. У входа в штольню оставишь. Нас не жди, езжай домой. Сами перетаскаем.
Пошли.
Иду и думаю, что вот он, мой первый поход в недра, да еще такой экстремальный.
Серега что-то почуял и подбадривает:
— Все бывает когда-то в первый раз и когда-то в последний.
Обрадовал!
Развивать эту тему не стал — незачем беду звать рассуждениями о последнем разе. И так снова почувствовал и дыхание между лопаток, и взгляды настороженные.
Когда с подворья петровского выезжали, все головой крутил, смотрел, может, замечу кого. Пусто. Ничего не вижу, но чую — смотрят.
С Лысым поделился, а тот и говорит: мол, когда в первый раз под землю собирался, тоже чудилась и снилась всякая хрень, так что не переживай.
Когда к штольне подошли, увидел я сгущающуюся в каменной щели темноту. Запереживал о клаустрофобии: «Вдруг шагну сейчас туда, — думаю, — и в панике назад побегу?» А темнота густая такая на меня из щели глядит, жирная. Дыхание между лопаток усилилось и… пропало вдруг. Взгляды только остались.
«Чертовщина», — думаю и за Петром иду.
На самом входе Аня скомандовала остановку и раздала каски. Я воспротивился было: мол, каски для лохов. Лысый смотрит на меня как на идиота и пальцем манит.
Подхожу.
— Гляди, — говорит он и рот разевает.
Оказывается, какой-то камень зуб ему в свое время в Тофаларской пещере отколол.
— Если б чуть побольше был, то прощай, челюсть. Тут сколько метров ориентировочно? — спрашивает Серега у Петра.
— Около ста.
— Видишь? Любая мелочь как пуля башку прошибет, если что…
Стыдно мне стало. Прилаживаю касочку на голову.
Аня смеется.
— Тебе идет, — говорит, а сама фонари проверяет и внутрь штольни внимательно смотрит.
Петр планчик, племянником нарисованный, разглядывает. Тот сказал, что от входа до места не больше сотни метров. Я носильщиком стал.
Лысый командует:
— Грузись больше. Нам с Анечкой перед спуском руки беречь надо, а ты сейчас — тягловая сила.
Взвалил на себя баулов под завязку. Прямо челнок какой.
Петр улыбается: мол, главное — в штольню зайди, а дальше, как на бульваре. Широко.
Заходим. Я третий. За спиной Лысый сопит. Загрузила его Анечка тоже неплохо: мол, нечего сачковать… Фонарики по стенкам штольни мечутся. Впечатлений масса, от изменения температуры до подземных запахов. Камнем пахнет и вечностью.
Идем глубже. Клаустрофобии нет. Когда вход за поворотом исчез, пропали взгляды, так я и не понял — казались они мне или нет? Под ногами хлюпало, но недолго. Неожиданно воздуха стало не хватать. Тащусь с грузом, а рот как у рыбы разевается. Паника стала наваливаться, чуть вещички не побросал. «Вот уж, — думаю, — весело командировочка начинается, и что дальше?»
Тут Лысый говорит вдруг сзади:
— Давай передохнем чуток.
Место сухое. Присел, как стоял. Серега рядом. Фонарем только моргнул в затылок Петру пару раз и пристроился на ящике, который тащил. Я сижу, отдышиваюсь и переживаю про себя. «Надо же, герой какой. Еще идти не начали, а уже странности появились».
Воздуха вроде больше стало. Тут Петр вернулся из черноты, фонарем слепит.
— За поворотом метров пять. Дотащитесь?
— Конечно, — на ноги поднимаюсь.
Прислушался к себе, вроде прошло. Петр обратно ушел, а мы — к месту спуска. Поворот. Анечкин фонарик мелькает. Делает что-то девчонка.
Груз около петровской кучи сбросили, и Серега сразу потащил какие-то петли и крючочки.
— Как пойдем? — Анечке кричит. — Станцию бьем, или есть за что арканиться?
— Вон рельс торчит, — тыкает пальцем девчонка. — Только его пробовать надо.
Точно, из кучи, что сверху, рельс выглядывает, загнутый, как крючок для мяса. Не порадовала меня такая аналогия. Хищно так торчит крючок. Жертву ждет.
Гляжу, Серега в героя играть собрался. Веревку потащил.
— Шевелила? — спрашивает.
— Нет пока.
Подходит товарищ мой к крюку, на самый краешек черного провала, и рукой его толкает.
— Давай я повисну, — предлагаю. — Все равно Серегина проба, по мне, пустой звук. Я его по весу вдвое.
Оба на меня как на идиота глянули.
— Без страховки? — Анечка спрашивает.
— А он чего собрался? — ткнул я пальцем в сторону Лысого.
— Мы же говорим, пошевелить. Если не гуляет, тогда на страховке повиснем, чтобы проверить.
Махнул я рукой и обратно за вещами пошел. Каждый должен свое дело делать: мне — грузы таскать, а у альпинистов собственный выход.