пользовать эту формулу, переворачивающую мир.
Единственная надежда в том, что этот сон перевернут для всех и враги тоже не должны меня заметить.
Неожиданно стало душно. Пришла мысль, что и спать я лег в мешке наоборот. Душит темнота.
Решение о перевороте мира казалось теперь страшной ошибкой, и я проснулся.
По счастью, реальная картинка была привычной. Кромешная тьма была такой плотной, что появилось желание вырвать из нее кусочек для коллекции «всячины со всего мира».
Определил бы ей на полке достойное место и показывал гостям со словами: «Вот в такой темноте мы жили, когда ходили в экспедицию по шахтам» или «Хотел больше привезти, но слишком уж далеко тащить».
Задумка рассмешила, и спать больше не хотелось. Валяться тоже. От немедленного похода в туалет удерживало лишь распоряжение Петра не ходить по одному. Решил зажечь наголовный фонарик и упорядочить вещички.
История с засыпанием на скале больше не беспокоила. После разгадки плана петровского отца вернулась моя обычная решительность, и сейчас я с немым изумлением пытался понять, как же такое со мной произошло. Тип, распластанный и храпящий на скале, ничего, кроме презрения, у меня сегодня не вызывал.
Сказал себе, что это произошло не со мной, и сразу почувствовал, что могу хоть сейчас забираться наверх без Анечки и Лысого.
В руки попался охотничий нож, который я сто лет собирался наточить и даже взял с собой для этого полуспиленный отцовский брусок. Видение себя, наводящего в ночи остроту на лезвии холодного оружия, впечатлило. «Все спят, а я к схватке готовлюсь», — поплевал я на оселок. Ширканье металла о камень не прозвучало громом в недрах горы. Напротив, появилось ощущение домашнего уюта и спокойствия.
Лысый в очередной раз перевернулся и всхрапнул. Анечка как лежала, свернувшись в клубочек, так и осталась. Лишь Петр на секунду открыл глаза, глянул раздраженно и накинул себе на лицо клапан спальника.
— Чего не спишь? — поинтересовался он спустя минуту, не открывая лица.
— Сто восемьдесят градусов покоя не дают.
— Чего? — выполз Петр в слабый свет моего фонарика.
— Весь сон перевернулся, — попытался объяснить я. — Напрягает, да и выспался я уже.
Действительно, я чувствовал себя неплохо отдохнувшим.
— Неудивительно, — глянул на часы Петр. — Проспали все, что можно. Одиннадцать утра.
— Лихо. Встаем? Давай за угол сгуляем? — предложил я.
— Пошли.
Пока шли, обсудили планы на сегодня. Петр решил, что Анечку с Серегой снова не берем.
— Лагерь весь не утащишь, — резюмировал он. — А нагадить нам — просто. Порубил топором противогазы — и прощай, экспедиция. Лучше уж мы перед финишем их задействуем. Если кто за нами следит, пускай тоже привыкнет, что двое нас, а на финише раз — и четверо…
«Аргументированно», — молча согласился я.
Управились быстро. Далеко не ходили, и неожиданно услышали чей-то вскрик.
— Что там за б…? — рванул с места Петр.
Через пару минут наши фонарики высветили закрытую дверь, за которой слышалась приглушенная возня. Замок, который Петр, уходя, накинул, был на месте.
«Клац, клям», — звякнула по дверям заложка, «жис-с-сь», — тонко скрипнула створка.
Внутри шла борьба.
Анечка бормотала что-то неразборчивое, а Лысый удерживал ее, обхватив за туловище.
— Тени, — услышал я изменившийся голос девушки. — Тени заходят.
Легкая оплеуха Петра привела ее в чувство.
— Что случилось-то? — спросил он Аню.
Та понемногу успокаивалась.
— Никогда такого не видела, — заговорила она и повернула голову к Лысому. — Пусти, Серега, нормально все…
— Я тоже видел, — глухо проговорил тот. — Я же не просто так ее ухватил, она стрелять собиралась.
Только тут мы заметили пистолет, валяющийся на куче спальников.
— Давай рассказывай, что это было? — уселся Петр.
Оказывается, после нашего ухода Анечка проснулась и включила фонарик. Через несколько минут в тусклом боковом свете она увидела странное движение.
Осветила стену, где было мелькание, — все исчезло.
— Надо было мне свет погасить, а не кошмариться, но интересно стало. Пистолет выудила машинально. Только когда Серега у меня его выкрутил, поняла, как могла нарикошетить.
— И что это было? — повторил Петр.
Анечка снова сжалась.
— Сначала из скалы руки полезли, — показала она, привстав. — Потом появилась голова без лица, а следом рот вот так открылся.
Девушка стояла около стены, показывая ракурс.
— Это и я видел, — подтвердил Серега. — Но мне не до того было, она уже целилась туда. Жуткая картинка.
— Дела, — задумчиво протянул Петр. — Сначала туша с глазами, теперь тени. А ну-ка пойдем.
Он неожиданно подскочил.
— Куда? — удивилась Анечка.
— Ты же хотела на скалу залезть. Ну там, где вчера увидела что-то?
— Вы же не дали…
— Потому и не дал, что был там кто-то, а загнанный в угол противник — опасен. Сейчас уж точно его там нет.
Анечка подскочила с такой решительностью, что стало ясно: стыдно ей за минутную слабость, и желает она сама перед собой оправдаться.
Все оказалось, как и полагал Петр. Над тем местом, где вчера мы видели тушу, находилась площадка.
— Точно, были здесь, — свесилась сверху Анечка. — А вот и глаз.
Она швырнула вниз что-то, блеснувшее в свете фонарика.
— Пуговица, — поймал предмет Серега. — Всего лишь пуговица.
— Ну что, — резюмировал Петр, — занимаются нами. Фокус с тенями из стен того же парня изобретение. Что-то вроде волшебного фонаря.
— Козлякин? — догадался я.
— Без вариантов, — подтвердил Петр. — Смотрите, сколько конкурентов у нас здесь. Заморенок с дружками и Вовочка. Не много ли народу?
— А по чью душу? — включился я в рассуждения. — Архивов-то не бесконечное количество.
Петр проникновенно на меня глянул.
— Парни, — заговорила Анечка, — может, поделитесь, зачем мы здесь?
Помолчали мы с Петрухой минутку, да и рассказали.
— Знала бы, ни в жизнь не полезла, — поставила точку Анечка. — Теперь у нас на хвосте две бригады, а мы еще ничего не нашли.
— Сегодня по плану с Михиными поправками работать будем, — виновато проговорил Петр.
— А общий план какой? — продолжила допрос Анечка, и наш проводник приступил к рассказу.
На место вышли спустя час. Наша единственная дама свою роль кормилицы выполнила с необычайным энтузиазмом и даже поджарила на газовой горелке гренки.
Она готовила — мы сразу ели. Очень удобно иметь повара, который все подает в свое время. Побарствовали и сели уточнять детали.
— Место то! — развернул на коленях план Петр.
Посветил снизу через чертеж и повторил мое вчерашнее открытие.
Разбросанные на обороте беспорядочные цифры обретали смысл, лишь высвеченные фонариком.
— Молодец, Миха, — похвалил он. — Мудрен оказался батя с загадками своими. Никогда от него такой прыти не ожидал.
Просвеченная цифра 180 прекрасно совпадала со значком градуса и кривой стрелкой на лицевой стороне рисунка.
— Все правильно, — продолжал Петр. — Мы искали от водопада, а искать нужно возле него.
— Идем? — решительно сказал я и понял, что прозвучало это твердо и убедительно.
Лысый лишь вздохнул. Участие в отвлекающем маневре его напрягало, хотя роли были распределены еще на поверхности. Маршрута Петр не менял. Повторил лишь, что ближняя дорога — не самая короткая. Сверили часы и пошли. Добирались еще дольше, чем в прошлый раз.
На нескольких участках, когда проводник помнил дорогу наизусть, двигались без света. Фонари Петр зажигал только в штреках и квершлагах. Вдоль вагонеток топали, держась за влажные стальные борта. Ощущение слежки не покидало ни на секунду и исчезло лишь в лабиринте, перед спуском по веревочной лестнице.
— Оторвались, — шепнул мне Петр, слушая подземную тишину.
— Думал, показалось.
— Не показалось, правильно чуешь. Причем их двое мелькало. Один сзади крался, а второй где-то по вентиляции.
— Козлякин и Заморенок, — вспомнил я прозвище второго «владельца» «подземли».
— Наверное. Больше некому. То, что их двое, — это хорошо.
— ??
— Может, сцепятся…
Когда добрались до последней лестницы, от меня едва пар не шел.
— Мало времени, — бормотал Петр. — Мало…
— Почему так думаешь?
Проводник глянул удивленно:
— Оба с приветом, и каждый по-своему, а тут какие-то гости их за нос водят. Ищут они нас, шахты шерстят. Пошли.
Беспокойство товарища передалось и мне.
Я живенько представил, как, шаркая, несется в темноте полусогнутый человек, которого увел однажды с жизненной дорожки поцелуй подземного мира.
Наконец дошли. Водопад в лучах фонариков играет.
Сотни радужных бликов от капель блестят на валуне у края потока. Само русло черное. Прячет в себе секреты речки, убежавшей под землю.
— Куда вытекает? — интересуюсь.
— Не знаю, — бормочет Петруха и на скале что-то выглядывает. — Не знаю, куда она течет. Там же, под нами, штреков затопленных сотни. Ни один не всплыл…
— Кто не всплыл?
— Кое-кого из пропавших наши парни, что на хвосте, именно туда спустили, так вот, ни один не всплыл. Рассказывали, что погружались здесь аквалангисты разок. Родственники нанимали.
— Не нашли?
— Утопия. Десятки километров проходки.
Я представил себе холодную темноту затопленного штрека, где, обнявшись, лежат бывшие враги, и невольно вздрогнул.
От печальных мыслей меня отвлек Петр.
— Вот она, — тихим голосом проговорил он.
В это время наверху раздался шум, и оттуда повалилась каменная крошка.
34. Р. Пашян
Никогда не подумал бы, что Левашу можно чем-то напугать. Тряхануло моего пацанчика по полной. Сижу сейчас, на морду его заросшую смотрю и думаю, что надо было несчастный случай на поверхности все-таки городить. Слабенькие мы здесь.
Вроде как на ладони все, а не подступиться.
Когда пацаны с утра сменить пришли, смотрю, прячет глазки горный баранчик мой.