Четко помню инструкции Главного Геолога: «Тридцать метров по левой стороне штрек стали зарубать, там кальцитовое пятно и нашли…»
Петр бумаженцию в руке держит и по левой руке озерцо обходит. Метров семьдесят прошли, и в стену неожиданно уперлись.
Партнер мой пальцем в нее тычет. А там явные следы от бурения. Зияют дыры, через которые сероводород к нам сюда шпарит. Хотя как шпарит? Самотеком идет. Уравняется сейчас давление, и снова мертвая зона.
Петр плечами недоуменно пожимает. Нет следов никаких по этой стороне. Руками помахали — не получается совещание. И тут соображаю я, что письмо-то Быков писал со слов товарища своего — отца петровского. «А ну как задумка его о перевороте плана на сто восемьдесят градусов еще раньше родилась, и рассказал он Быкову уже с поправками?» На корточки опустился и на крошке каменной рисую партнеру: 180.
Он руками машет, как космонавт на Луне, понял, мол.
Обратно пошли. Через минуту останавливает он меня и на часы показывает. Пора с кассетами в противогазах разбираться. Меняем. И тут неспокойно мне что-то стало. Почудился неожиданно звон колокольный. Прислушался. На Петра смотрю, а тот идет не спеша вдоль озерца. «Может, показалось», — думаю. Понимаю, что ничего объяснить не получится, а время потеряем.
Решил не отвлекать проводника, а тот молоток свой еще раз в воду сует и показывает, что дорога наша кружная.
Понятно, мокнуть никому неохота. Как подумал, сразу мурашки побежали от мыслей таких. Сырости здесь и без того хватает, да и согреться после купания толком не выйдет.
Следы наши на полу крошка каменная выделяет четко. Помогла нам она разок объясниться без слов, глядишь, еще понадобится… До края озерца дошли, обогнули и под самой стенкой правой в глубину заходим. Вода от стенки на метр-полтора. «Лишь бы прижимов не было», — думаю, а сам расстояние прикидываю. Получается, что идти нам метров двадцать.
Фонарик из сумрака то спину Петрову выхватит, то стену, иногда вода чуть блеснет. Иду и боюсь, что не окажется здесь ничего и поход наш зря. Быков-то историю эту лишь со слов знал. Сам здесь не ходил.
«Ничего, — думаю. — Не просто так же главный инженер план шиворот-навыворот рисовал, значит, было что…»
Неожиданно на спине Петровой отсвет странный появился. Я сначала подумал, показалось мне, но тут через резину уши хлопок уловили. Партнер тоже услышал — обернулся.
Тычет пальцем куда-то за спину мне, а на маске его со стеклянными глазами блики все сильнее.
Тут еще один хлопок и вспышка яркая.
Оборачиваюсь. Мать честная, метрах в десяти — огненный клубок на всю ширину штрека, и к нам катится…
37. Р. Пашян
Оказалось, ударил в колокола Леванчик, и в самое неурочное время.
— Пять утра! — Юрка кричит. — Не иначе, прозевал он их, чего и грохочет. Рвем на место. Факелы бери. Волыну не забудь.
Сам в бушлат свой кутается и обрез винтовочный из чехла тянет.
— Артиллерию возьмем, — говорит. — Там пространство большое, шмальнуть можно рискануть, да и никто в открытую не полезет, если дуру такую увидит.
«Логично, — думаю. — Правильно мыслит». И свою волыну прямо за пояс, что поверх бушлата затянул, затыкаю.
Замора ржет:
— Мы с тобой, Роин, прямо как из фильма о кулаках — обрез да наган. Если что, ты первым шмаляй, твоя дура потише, а эта гаубицей бьет.
— Как получится, — отвечаю и факел ему подаю.
— Валим, — Замора шепчет и в дыру ныряет.
Выскочили из нычки, фонарики включили — и бегом. Юрка впереди, я позади. «Вот, — думаю, — фокус будет, если упустили мы их». Понимаю, что загадывать рано, но гложут меня предчувствия дурные. «Хорошо хоть исподнее сменил. Тьфу, падла, ты что, помирать собрался?» — злюсь и за Юркой еле поспеваю. Ходко бежит парняга. Обрез рукою к боку прижал, чтобы не болтался. В другой руке палка с горючкой намотанной.
Приостановился вдруг Юрка.
— Воняет, — говорит. — Чуешь?
И точно, тухлыми яйцами несет.
— Заслонку открыли, — Заморенок базарит. — Дай бог, чтобы внутри они были.
А вонь уже такая, будто сто великанов нагадили. «Как же, — думаю, — зажигать-то будем? Самим бы не пыхнуть за компанию». Спускаемся. Лестница метра четыре всего. Мокрая. Сверху ручей в морду брызжет, и где-то рядом вода шумит.
«Вот гадость, — глаза протираю. — А шум — хорошо, шагов не слышно».
— Здесь стой, — Юрка командует. — Дверца ихняя за поворотом. Дыбану — и обратно. Прикрывай спину.
Стою, как ниндзя, с факелами в руках. Гадская волына за поясом торчит.
Минуты не прошло — вернулся.
— Хватит им этого, — базарит. — Вот зажигалка — пали.
«Зиппо» бензиновую подает. Самая что надо по сырости вещица.
Факел минуты две расходился. Смотрю на пламя слабенькое и переживаю.
— Не ссы, Роин, — щерится Заморенок в бликах. — Сейчас устроим ребятишкам огненную палубу.
А мне чего бояться — на миру и смерть красна, вот только сон сегодняшний нехорош. Квартиру себе искать — к гибели, а тут еще и батя-покойничек привиделся.
Юрка второй факел запаливает. Тот быстрее пошел.
— Сами не сгорим? — спрашиваю.
— Не должны. Огонь даже внутри не сразу пойдет. Кислорода-то мало.
Засветилось наше огненное шоу. Трещит и брызгает. Чистое кино.
— Ты чего туда насовал? — спрашиваю.
— Да есть варианты, — смеется Юрка. — Разгорается плохо, а так — чистый напалм. Коснешься или каплю поймаешь — не затушишь. До костей прогорит, так что аккуратнее и над собой задирать не стоит. Прём!
Когда позже вспоминал, как со стороны это выглядело, понял, что кто-нибудь впечатлительный мог со страху и обделаться. Темнота — глаз коли, и появляются вдруг фигуры с факелами.
Водопад показался. Льется из стены плотным потоком. Бежим. Факелы трещат. Летят из них хвосты огненные. Капли на скалу попадают и не тухнут. Тянется за нами след рыжий.
Юрка несется, что твой бронепоезд, и две полосы огненные за собою оставляет. Настоящий хеллоуин.
Пока бежали, я к вони принюхался. Азарт настолько взял, что не замечаю вокруг ничего.
Гляжу, торчит из скалы люк круглый, как на подводной лодке. Под ним каменьев навалено — долбили. Значит, точно, спрятана была дверца.
— Открывай, — орет Заморенок.
«Не таится», — думаю, а сам люк тяну. Оказалось, что и не закрыт он вовсе. Легко пошел. Распахиваю, а Замора ловко так факелы из-за угла внутрь — швырь, швырь. Хорошо, я за дверцей стоял, потому что первый язык наружу шибко саданул.
Пыхнуло, будто дракон дунул. Жар такой пронесся, что запереживал я за Юрку. И не зря.
— Закрывай! — орет он с той стороны. — Задраивай, б…!
Очнулся я и дверцу горнила этого толкаю.
Как только «топка» прикрылась немного, Юрка рядом явился. Дым от него идет, паленым волосом воняет.
— Крути винт, — орет, а сам обрез наизготовку держит и фонарем, который на башке, светит туда-сюда.
Кручу. Легко идет. Молодцы, кто задвижку ставил, не пожалели смазки.
Затянул.
— Все, — говорю. — Уходим?
— Ждем, — отвечает. — Чтобы на верочку.
— Сколько? — интересуюсь, а сам наган из-за пояса тяну.
Юрка обреза не опускает. Молчит. Слушает. Фонариками светим. Водопад шумит-шумит. Понемногу отлегло. Успокаиваюсь.
За дверцей несколько хлопков раздалось.
— Сероводород сильно не взрывается, — заговорил Юрка. — Да и кислорода там мало — шлепнет разок-другой, и все. А сгореть должны точно. Температура-то как в домне!
Смеется, переживаний — ноль.
— Сколько ждать собираешься? — интересуюсь.
— Час покараулим и к Леванчику пойдем.
— Смотреть будем?
Глянул на меня Юрка как на идиота.
— Сдохнуть хочешь? Там же сейчас безвоздушное пространство. Послушаем, не начнут ли долбиться, и прости-прощай…
38. М. Птахин
Это потом я понял, как быстро все произошло. А тут смотрю на огонь и вижу, что хана нам. «Вода», — соображаю, а сам чувствую, что Петр в полном ступоре, как стоял он ко мне в пол-оборота, так и зацепил я его за одежду. Времени мало, а стена пламени совсем рядом.
В воду валимся, как в замедленной съемке. Не врут, когда говорят, что в момент опасности время останавливается. Падаем мы с Петром в озеро, а огненный язык уже ног моих касается.
Смотрю, штаны занялись, и понимаю, что газ этот вонючий все поры одежды пропитал и загорается он сейчас внутри.
Досмотреть не успел — сомкнулась вода над нами. «Хлюп», и только шум в ушах под резиной: «Шуу, шуу…» Я сначала дыхание затаил, а потом дошло, что бояться нечего, кислорода еще минут на десять хватит.
Петр мордой вниз прилетел и перевернуться пытается, а на поверхности газ догорает. Ярко осветил последней вспышкой скальную трещину, в которой озерцо приютилось, да и погас навсегда.
Погрузились мы во тьму, и осознал я, что, не окажись озерца, стали бы мы сейчас двумя огненными факелами.
Бр-р-р-р… Верный расчет у тех, кто шоу это огненное устроил, и хорошо, что газ не взрывался, а горел.
Ноги свои в огне вспомнил и только тут прочувствовал, какая вода ледяная.
«Градусов восемь», — думаю, и в это время рука петровская меня хвать и на поверхность из воды потащила.
На ноги встаю. Глубины оказалось метра полтора. Дышу и лампочку на голове кручу. Нет света. «Дай, — думаю, — брелок с ключей попробую лазерный». Тык пальцем, и тоненький лучик красный пространство подземное пронизал. Сразу спокойнее стало — вот он, берег. Петруха уже на суше стоит и мне выбраться помогает. Ситуация — швах, говорить не можем.
Что там снаружи — неизвестно. Как враги Аню с Лысым проскочили? Серега спокойно смотреть не стал бы, как нас в головешки превращают.
«Значит, случилось что-то с ними?» — соображаю. О самом плохом и подумать боюсь. «Сам чуть не сдох, — рычу на себя, — и ребят, скорее всего, укатал».
Так мне тошно стало, что выполз я на берег и сижу, не шевелюсь.
Перед глазами картинки из жизни нашей с Сережкой мелькают, и Аня на скале меня, уснувшего, целует.