Только тут мы сообразили, что затмило нам спасение основную цель. Рассказали, как там внутри.
Решили, что, пока тихо, зайдет Петр и заберет увязку-складку, в озере запрятанную.
— Как там с газом? — спрашиваю.
— Когда вас открыли, воняло так же, хотя как его определишь, — Анечка отвечает. — Ты, Петр, давай противогаз надевай. Он заряжен, я же спасать вас собиралась.
Даже в темноте вижу — смеется девчонка. Чувствую, отлетела от нас всех корка какая-то, и стали мы совсем как родные. «Вот что такое проблемы пережитые», — думаю. И так мне захотелось расцеловать товарищей, что рядом сидят. Петр уже тем временем ранец на себя надел.
Все без света делаем. Хорошо, водопад рядом шуршит и звуки гасит.
— Зажигаю, — проводник наш говорит, и разрывает темноту лучик.
После черноты кромешной — прямо прожектор тепловозный.
Встаем.
Я браунинг взял и с предохранителя снимаю. Вот он торчит, как уж Серега его не нашел? Впрочем, разницы нет — удачно все получилось.
Понимаю, что осмотри кто из противников лагерь наш в насосной старой — очень похоже, что нырнули мы в проход сероводородный вчетвером, а значит, и сгинули вчетвером. Тогда получается, на поверхность надо сразу выбираться, чтобы не разубеждать врагов в гибели экспедиции. Нет нас в живых, да и нет.
Поделиться соображениями своими не успел, а Петруха маску на себя напялил, и задвижку отодвигает.
Вонь, конечно, жуткая пошла, но то ли концентрация еще не та, то ли принюхался я, — не сильно отвратило меня.
Лысый морщится и дверцу к стенке толкает. Исчез фонарик Петрухин за люком, и снова мы в темноте.
Воняет газом — спасу нет.
— Ты винт закрутил? — интересуюсь.
— Конечно!
— А запах откуда?
— От тебя, дорогой, — Аня смеется. — Есть у меня такое чувство, что долго тебя отмывать придется.
— Я не против, если займешься, — смеюсь, но тут же пинок в темноте от Лысого выхватываю.
— Молчите, — шипит он злобно. — Заткнитесь и темноту слушайте, мало ли что.
Действительно, расслабились мы на радостях, а ведь ничего еще не закончилось, и неизвестно, когда на поверхность выберемся, а бежать-то отсюда надо как можно скорее. После мыслей этих давай я «локатором» своим вращать.
Шум водопада теперь мне врагом показался. Подкрадись кто — и не миновать беды. Рассказы петровские о Козлякине вспомнил, как тот в темноте бегает, и почудилось мне, что есть рядом кто-то. Шаги слышу. Ближе, ближе.
Лысому шепчу:
— Слышишь?
— Нет ничего, — отвечает. — Сам себе не придумывай. В темноте всегда что-нибудь мерещится. Если пойдут — такой грохот будет. Успокойся.
Петр гулял минут десять. Я даже запереживал.
— Чего так долго? — шиплю на него.
— Дыру маскировал, — отвечает. — Напихал туда камней вовнутрь. Теперь, если не знаешь, где она, не найдешь.
— Из озера складку достал? — спрашиваю и по карманам его хлопаю.
— Вот она, — стучит Петруха по груди. — Помоги лучше Сереге задвижку затянуть.
И фонарик погасил. Пока мы с Лысым дверцу закрывали, Аня с проводником нашим вещички разбирали и делили, кому что нести. Браунинг у меня Петр отобрал. Совещание про обратный поход получилось короче некуда.
Мои аргументы оставить базовый лагерь как есть только Лысый принял без энтузиазма.
— Обвязку новую оставляю, — шипит. — Французскую систему! Ты, Миха, ответишь, если что случится.
— Нам главное — на поверхность сейчас проскочить, — успокаивает его Анечка. — Меньше, чем за сутки, спасатели прибудут, а там уже и шахты наши — нечего бояться.
Строимся. Петр решение принимает идти без света и головным встает. Я второй, следом Серега, Анечка замыкающей.
Привычно уже за ремни держаться и в темноте гулять. Не совсем удобно на ходу поправлять этот бутор, да и сил что-то мало осталось.
— Кружным путем пойдем, — Петр шепчет. — Нам сейчас чем дальше, тем лучше, так что держитесь. Главное — незамеченными до штольни водоотливной добраться, а там, считай, дома…
42. Леван Гудушаури
Когда Роин рванул неожиданно и стал палить по убегающей фигурке, почувствовал Леван, что конец истории еще не написан.
Была надежда, что лишь ранен Юрка, но с такими травмами, какие удалось разглядеть в свете фонарика, не живут. Полголовы киркой разворочено, и жижица на пол из дырки круглой течет. Лежит парняга куклой на голой скале, даже еще меньше стал.
Ярость ударила Левану в голову, и понял он, что не будет покоя, если убийцу товарища своего они упустят. Мелькает в лучах фонарика фигурка бегуна, Замору прибравшего, но будто заколдованный он — никак не достанешь. После одного из выстрелов клюнул было носом, но хода не сбавил.
«Царапина, — оценил Леван. — Умирать не собирается…»
А так все удачно сегодня закрутилось, хоть и проспал. Когда отсигналил пацанам и замер в ожидании движений, всё мысли в голове своей перебирал.
Темнота угнетала, конечно, и грязь эта совсем не в масть, но на Роина с Заморой посмотришь, и ясно становится, что бывает жизнь и похуже этой.
Лежал на каремате и все душевую стойку на хате своей в Красноярке вспоминал. Щекочут тело струйки теплые. Мелочь вроде, а когда недоступно что-нибудь, так сразу раем кажется. Летят думы облаками легкими — скорей бы заказ воровской исполнить и снова к вольной дружине прибиться.
Давно задумка была рвануть из сибирской столицы в Первопрестольную. Сколько раз пацаны звали, но Роин лишь ради дела и мог подписаться на что-то вне территории насиженной, а потом снова на дно. Может, и правильно. Пока вместе работали, много народу полегло или на кичу устроилось, а у них, как и раньше, все на мази. Верные слова: «Не для того надо жить, чтобы сидеть…»
Кормила трасса, кормили лохи-комерсы. Кормят налеты красивые. За много лет ни одного запала, и вот на тебе — столько неудач сразу, да еще нырнули по собственной инициативе в самую преисподнюю.
Фонарик зажигал несколько раз. Закроет ладошкой, чикнет выключатель и вырубает сразу. Замора говорил, диодов на полгода хватит, но снова как подумает Леван, на какой глубине тьма эта, рука сама тянется проверить: а светит ли?
«Светит», — бьется мыслишка, как увидит он лучики между пальцев.
Медленно время шло, и, когда вдруг зацикало под скалой там, где канат опускать, показалось — полгода прождал.
Парни завалились на верхотуру на куражах — хозяевами. «Все на мази, братишка, — базарили. — Сгорели, не пикнули». И тут на тебе, история эта с киркой…
Бегут. Вот он, вражина, рядом, а не достать его никак. У Роина уж два патрона осталось. Бережет он их. Заморин-то обрез рядом с телом валяется. Наверняка безоружен выродок этот — лишь бы не упустить. А тот вьется ужом по проходам, за углы ныряет, и понимает Леван, что еще немного — и оторвется он, а хуже того, в ловушку приведет.
В голове все смешалось. Штреки, залы, переходы. Появилось чувство, что, останься один на один с городом этим подземным, и не выйдешь.
— Какой такой один-мадин, — Леван шепчет. — Шмаляй, Роин!
А в кого шмалять? Не видно что-то гадской фигурки, что Юрку прибрала. Один Роин несется, обороты только сбавил немного и в проход вдруг шасть направо.
Когда следом за ним выскочил, то увидел лишь, как руки мелькнули над дырою в скале. Упал на край и заметил, как унес поток подземный тело друга.
— Роин!!! — закричал он в отчаянии и понял, что все — конец.
С земли не вставал, наверное, час, все в дыру светил. Спустя минут пять-семь, как упал друг в речку, донесся из глубины горы крик отчаянный. Тут дошло до Левана, что надежды на спасение нет. Не вынесла река подземная товарища на берег какой-нибудь.
Закончилась история, так можно лишь перед смертью кричать, уж он-то знает.
Сил встать нет, и сколько времени прошло — неясно, да и без разницы теперь. Наконец на ноги поднялся, кинжал за спину в чехол сунул и обратно пошел. А памяти, откуда прибежал, и нет совсем. Перемешались картинки в голове. Когда из штрека коварного вышел, то показалось, знакомое что-то. Вроде должен сейчас за поворотом рудничный двор мелькнуть, но нет его, а лишь новая сетка из коридоров.
«Куда идти?» — спрашивает себя, а ноги уже сами за поворот уносят. Нет мыслей, лишь стон о товарищах погибших, но не смерти боится Леван. Безразличны и своя, и чужая, только не думал он, что так глупо все закончится. Каких-то два часа — и нету товарищей. Всех прибрал подземный гном — киркой и ловушкой.
«Быстро он нас заделал, — понимает абрек. — А значит, как на ладони были. Проиграл Замора».
Ловушка, в которую Роин попал, хорошо исполнена. Лист бумаги плотной, а сверху пыль серая и обломки скалы мелкие. Честь по чести твердый пол, а на поверку — бездна…
Потерял уже Леван счет поворотам и переходам и чувствует, что в самую глубь горы уходит. Вспоминает истории Заморины. Говорил Юрка, что входов-выходов здесь неизвестных множество и заблудиться почти невозможно. Вот только поздно рассказы эти на ум пришли. Советовал Юрка в случае чего на одну руку придерживаться, а он уж и налево, и направо сколько раз поворачивал.
Пару раз по лестницам небольшим поднимался-спускался. Ползет и понимает, что не ходили они здесь в этой «командировке».
Решил назад повернуть и лишь через час догадался, что снова ошибка. Нужно было хоть по следам идти, что ли. А как из бокового штрека на собственные отпечатки вывалился, сообразил, что третий раз здесь идет. «Что там еще Замора говорил?» — пытается вспомнить Леван, но не идет ничего в голову.
Бесконечные повороты да переходы одинаковыми кажутся, но не поддается панике Леван. Понимает, что позволь он безумию захлестнуть себя, тогда точно пропадать, а так остаются шансы, хоть и маленькие.
Когда отдохнуть сел, то заметил он, что кружит. Пять цепочек следов в разные стороны расходятся. Решил на правую руку идти и в левые переходы нырять. Когда выскочил на рудничный двор, в котором лагерь свинорылого с товарищами был, глазам не поверил. Вот она, дверь насосной, откуда экспедиция сегодня утром ушла.