Когда наконец ему принесли кофе, он, мешая его, посмотрел на свою соседку. Стараясь говорить на стокгольмском диалекте, чтобы походить на постоянного посетителя, он спросил:
— Ты не знаешь, где сегодня Белокурая Малин?
Брюнетка усмехнулась, наклонилась через стол к подруге и сказала:
— Слыхала, Эва, этот норландец спрашивает о Белокурой Малин. Ты не знаешь, где она?
Подруга посмотрела на Нурдина, потом крикнула кому-то за дальним столиком:
— Здесь какой-то легавый спрашивает о Белокурой Малин, где она?
— Не-е-е! — послышалось в унисон от того столика. Нурдин, попивая кофе, размышлял, как они узнали, что он полицейский. Ему было трудно понять стокгольмцев.
Когда он выходил из помещения, его остановила та официантка, что подавала ему кофе:
— Я слыхала, что вы ищите Белокурую Малин. Вы в самом деле из полиции?
Нурдин на миг заколебался, затем понуро кивнул головой.
— Если вы арестуете эту обезьяну, я буду страшно рада, — сказала официантка. — Она, должно быть, сидит в кафе на площади
Нурдин поблагодарил и вышел на холод.
Белокурой Малин не оказалось и там. Но ему посоветовали заглянуть в ресторан на Кунгсгатан. Нурдин поплелся дальше ненавистными стокгольмскими улицами, мечтая быстрее оказаться дома в Сундсвале.
Но на этот раз он был вознагражден за свой труд. Он движением головы отослал гардеробщика, который подошел взять у него пальто, остановился в дверях и осмотрел ресторан. Он почти сразу заметил ту, что искал.
Она была высокая, но не толстая. Ее белые волосы были уложены в высокую, искусную прическу.
Нурдин не сомневался, что это Белокурая Малин.
Она сидела на кушетке возле стены с бокалом вина. Рядом сидела женщина немного постарше, черные волосы которой, свисая длинными закрученными прядями на плечи, еще сильнее старили ее. «Наверняка даровая проститутка», — подумал Нурдин.
Он какое-то время смотрел на женщин. Они не разговаривали между собой. Белокурая Малин уставилась в свой бокал. Черноволосая все время оглядывалась по залу и тогда кокетливым движением головы откидывала назад длинные волосы.
Нурдин обратился к гардеробщику:
— Извините, вы не знаете имя той белокурой дамы на кушетке?
Гардеробщик посмотрел в зал.
— Ничего себе дама, — фыркнул он. — Вот та? Нет. Я не знаю, как ее имя, но зовут ее Малин. Толстая Малин или как-то так.
Нурдин отдал ему пальто и шляпу. Черноволосая выжидающе посмотрела на него, когда он подошел к их столику.
— Извините, что перебиваю вас, — сказал Нурдин, — но мне хотелось бы, если можно, поговорить с фрекен Малин.
Белокурая Малин взглянула на него и отпила вина.
— О чем? — спросила она.
— Об одном вашем приятеле, — ответил Нурдин. — Может, пересядем на минуту к отдельному столику, чтобы нам никто не мешал?
Черноволосая наполнила свой бокал из графина и поднялась из-за стола.
— Я вам мешаю, — сказала она обиженно. — Пойду сяду возле Туре.
Она взяла свой бокал и пошла к столику в глубине зала.
Нурдин пододвинул стул и сел. Белокурая Малин выжидательно смотрела на него.
— Я старший следователь уголовной полиции Ульф Нурдин, — сказал он. — Возможно, вы нам поможете в одном деле.
— В каком именно? — спросила Белокурая Малин. — Вы сказали, что речь идет о каком-то моем приятеле? Я ни на кого не доношу.
Нурдин вынул из кармана пачку сигарет и предложил ей. Она взяла одну, и он зажег ей спичку.
— Речь идет не о доносе, — сказал он. — Несколько недель назад вы приезжали с двумя мужчинами в белом «вольво амазон» в гараж на Клуббаккен, который принадлежит швейцарцу по имени Хорст. Тот, что вел машину, был испанец. Вы помните?
— Да-да, хорошо помню, — ответила Белокурая Малин. — Ну и что? Мы с Ниссе сопровождали Пако, Ниссе показывал ему дорогу в гараж. В конце концов, он уже уехал в Испанию.
Малин допила бокал и вылила в него остаток вина из графина.
— Можно мне вас чем-то угостить? Может, хотите еще вина? — спросил Нурдин.
Она кивнула головой, и Нурдин подозвал официанта. Он заказал полграфина вина и кружку пива.
— А кто такой Ниссе? — спросил он.
— Тот, что был в машине, вы же сами только что сказали.
— Да, но как его фамилия? Что он делает?
— Фамилия его Еранссон. Нильс Эрик Еранссон. А что делает — не знаю. Я не видела его несколько недель.
— Почему? — спросил Нурдин.
— Мы не из одной компании. Не связаны между собой. Только бываем вместе. Может, он встретил какую-то другую девушку? Откуда я знаю? Во всяком случае, я его давно не видела.
Официантка принесла вина и пиво для Нурдина. Белокурая Малин сразу налила себе бокал.
— Вы знаете, где он живет? — спросил Нурдин.
— Ниссе? Нет, у него, наверное, нет квартиры. Он жил у меня, потом у одного приятеля в Сёдере, но мне кажется, там его уже нет. А где, я не знаю. А если б и знала, то не сказала бы вам. Я никого не выдаю.
— Вам не надо никого выдавать, фрекен… Извините, вас зовут просто Малин или как-то еще?
— Меня зовут не Малин, — ответила она, — а Магдалена Русен. Но меня зовут Белокурой Малин из-за моих светлых волос… А что вам нужно от Ниссе? Он что-то сделал? Я не буду отвечать на ваши вопросы, если не буду знать, что вам нужно.
— Конечно, я вас понимаю. Я скажу, как вы можете нам помочь, фрекен Русен, — сказал Ульф Нурдин. — Как Ниссе одевался?
Она наморщила лоб и на мгновение задумалась.
— В основном ходил в костюме, — наконец сказала она. — В таком светлом, бежевом, с обтянутыми материей пуговицами. Ну и, конечно, имел рубашку, туфли и кальсоны, как все мужчины.
— И носил плащ?
— Ну, это был не совсем плащ. Такая тонкая черная тряпка из нейлона, что ли. Ну и что?
— Дело в том, — сказал Нурдин, — что у нас в морге лежит один человек, которого мы не может опознать.
Есть основания считать, что это Нильс Эрик Еранссон.
— С чего бы это он мог умереть? — недоверчиво спросила Белокурая Малин.
— Он был одним из пассажиров того автобуса, о котором вы, наверное, читали. Пули попали в голову, и он, наверное, сразу умер. Поскольку вы единственная из знакомых Ёранссона, которую нам посчастливилось найти, мы были бы очень благодарны, если бы вы пришли в морг и посмотрели, в самом ли деле это он.
Белокурая Малин испуганно вытаращила глаза на Нурдина:
— Я? В морг? Да ни за что на свете!
В среду, в девять часов утра, Нурдин и Белокурая Малин вышли из такси перед Институтом судебной медицины на Томтебудавеген. Мартин Бек уже минут пятнадцать ждал их, и они вместе зашли в морг.
Обрюзгшее, бледное лицо Белокурой Малин было подкрашено небрежно, а белые волосы не так старательно уложены, как вчера вечером.
Работники морга были предупреждены, и начальник сразу же провел Нурдина и Белокурую Малин в морозильник.
На разбитое лицо покойника набросили платок, но так, чтобы волосы было видно. Белокурая Малин схватила Нурдина за руку и прошептала:
— Черт возьми.
Нурдин положил руку на ее широкую спину и подвел ближе.
— Хорошо присмотритесь, — тихо проговорил он. — Присмотритесь и скажите, узнаете ли вы его.
Белокурая Малин закрыла рот ладонью и впилась глазами в голое тело.
— А что с его лицом? — спросила она. — Можно посмотреть на него?
— Лучше не смотрите, — сказал Мартин Бек. — Вы и так должны его узнать.
Белокурая Малин кивнула головой. Потом отняла руку ото рта и еще раз кивнула.
— Да, — сказала она. — Это Ниссе. Вот тот шрам и… да, это он.
Когда они вернулись в Дом полиции, Колльберг сказал:
— Ну, мировые парни, подведем итог? Итог был такой: Нильс Эрик Еранссон. Возраст: 38 или 39. С 1965 года или еще раньше без постоянного места работы. С марта по август 1967 года жили вместе с Магдаленой Русен (Белокурой Малин), Стокгольм, К. Арбетаргатан, 3. Далее до начала октября жил у Сюне Бьёрка на Сёдере. Где жил последние недели перед смертью, неизвестно. Наркоман, курил, жевал и вводил себе в вену любой наркотик, какой ему удавалось раздобыть. Возможно, также торговал ими. Последний раз Магдалена Русен видела его 3 или 4 ноября перед рестораном Дамберга. Он был в том самом костюме и плаще, что и 13 ноября.
Всегда, как правило, имел деньги.
Из всех, кто занимался делом об убийстве в автобусе, Нурдин первый чего-то добился, что при желании можно было назвать положительным результатом. Но даже здесь мнения разделились.
— Ну хорошо, — сказал Гюнвальд Ларссон, — теперь вы знаете фамилию того типа. А что дальше?
— Так, так, — задумчиво бормотал Меландер. — Еранссон ни на чем не попался. А все же мне кажется, что я помню это имя.
— Неужели?
— Да, в связи с каким-то следствием.
Меландер пыхтел трубкой и рассеянно смотрел перед собой,
Гюнвальд Ларссон размахивал перед лицом своими ручищами. Он не терпел никотина, и табачный дым его раздражал.
— Меня очень интересует эта свинья Ассарссон, — сказал он.
— Я вспомню, — сказал Меландер.
— Еще бы. Если раньше не умрешь от рака легких. — Гюнвальд Ларссон поднялся и пошел к Мартину Беку.
— Что делает его фирма. Ассарссона?
— Импортирует разные вещи. Наверное, такие, которые выгодно импортировать. От подъемных кранов до искусственных рождественских елок.
— Я решил выяснить, эти господа и их фирма какой налог за последние годы платили.
— И что?
— Приблизительно третью часть того, что вынуждены выкладывать я или ты. А когда я вспоминаю, какой вид имеет квартира вдовы Ассарссона, то…
— То что?
— То у меня чешутся руки послать ревизора в их лавочку.
— А чем ты будешь мотивировать свое желание?
— Не знаю.
Мартин Бек пожал плечами. Гюнвальд Ларссон пошел к двери, но на пороге остановился и сказал!
— Тот Ассарссон был хорош гусь. И его братец, наверное, не лучше.
Сразу же после этого в дверях появился Колльберг. Он был какой-то уставший, глаза у него покраснели.