Вскоре они появились. Он услышал шорох, когда они протискивались в лаз, и смутно различил их в темноте.
— Джон! — позвал его тихий, заговорщический голос Эмили.
— Свеча догорела, — отозвался он.
Она скользнула мимо него в глубь пещеры, и вскоре у него за спиной зажегся огонек. Держа свечу в руке, она прошла к другим ребятишкам, и он наконец разглядел их. Энджел сидела на полу около Луизиного ящика. Мальчики стояли рядом: толстый, краснолицый Бак, Тимми — гибкий, как ольховый прутик, Лерой — маленький, золотисто-коричневый, красивый, — совершенно разные, но с одинаково округлыми глазами и выражением благоговейного трепета на лицах.
— Мы им все рассказали, — пояснила Эмили. — И заставили дать клятву. Повторите ее снова, клянитесь перед Джоном!
Лерой сверкнул ослепительно-белыми зубами.
— Клянемся… — начал он, и другие мальчики присоединились.
Энджел усадила Луизу к себе на колени и хитро взглянула на Джона:
— Я заставила их вставить в клятву, что я — вожак шайки!
Мальчики неловко переминались с ноги на ногу. Лерой сказал:
— Замечательная пещера. Замечательный секрет!
Бак восхитился:
— Вот здорово! Они рыскали по всему лесу и не нашли вас.
— Папа был с ними, — выпалил Тимми Морленд и покраснел. — Папа бегал вместе со всеми по лесу, и он звонил маме и сказал, что вы удрали. Добрались до шоссе и сели в попутную машину.
Джону представился Гордон Морленд — такой аккуратный, цивилизованный, проницательный, гоняющий по лесу вместе с этим сбродом.
Энджел вскочила, прижав к груди Луизу:
— Они нашли миссис Гамильтон, — объявила она. — Выкопали ее из-под цемента. — И девочка принялась изо всех сил укачивать Луизу.
Другие дети смотрели на нее, пораженные тем, что она осмелилась выговорить то, что все они, несомненно, знали.
Энджел стала кружиться тихонько с Луизой на руках, а дети уставились на нее блестящими, круглыми от ужаса глазами.
— Они выкопали ее. Они выкопали ее. И она была страшная-страшная…
— И кровь… — вставил Бак неловко, не желая отстать. — Кровь везде. Все платье в крови. Кровь…
— Нет, — крикнула Энджел в приступе страха, — нет, нет! Не говорите таких гадких, гадких вещей! Не надо…
Она упала на пол, прижав к себе Луизу, и игра на этом закончилась. Это была игра, чтобы мурашки пошли по коже. Дети выглядели испуганными, и им было не по себе.
Джон, для которого, в отличие от детей, ужас был настоящим, спросил у Эмили:
— Ее действительно нашли?
— Да. Полиция приехала сразу вслед за ними, и они искали в погребе, а потом заглянули в коровник, обнаружили там новый пол и…
Она замолчала. Джон уже много часов знал, что Линда — мертва, знал это почти наверняка, и это должно было смягчить удар, но не смягчило. Она мертва. Она действительно умерла. Он попытался вспомнить ее живой, но ничего не получилось: кроме образа, созданного детьми, — страшные открытые глаза и кровь, все платье в крови…
Мальчики сгрудились вокруг него. Эмили глядела на него заботливыми материнскими глазами. И он очнулся, вспомнил о них и о том, что теперь необходимо сделать.
— Они увезли ее, Эмили?
— Не знаю.
— Да, — вмешался Тимми. — Папа сказал, что они увезли ее. Они забрали ее в специальной машине.
— Но полиция осталась в доме?
— Ну, я не знаю. Я…
Джон почувствовал, как кто-то легонько дергает его за рукав. Оглянулся: Лерой.
— Мистер Гамильтон, можно я туда схожу? Можно я подойду к дому и погляжу — есть там полицейские или нет? — Он застенчиво опустил глаза. — А потом я вернусь, расскажу вам, и вы будете знать.
— Нет, я! — возбужденно перебил его Тимми. — Можно я пойду? Джон, можно я пойду?
Для них это была просто игра — вроде тех, что он придумывал в лесу. «Представь, что ты зверь. И вдруг видишь — идет человек. Ты задрожишь и крикнешь: «Враг!» Ну что ж, пусть это игра. Руководи ею, как ты привык руководить их играми. И он посмотрел прямо в лицо возбужденному, страстному Тимми:
— Нет, Тимми, Лерой первый это придумал. Он и должен идти.
— Но я хочу. Я хочу что-то делать. Я хочу…
— Обязательно, Тимми. Но это идея Лероя.
— Значит, мне можно пойти? — ослепительно улыбнулся Лерой. — Я подкрадусь туда? Прямо сейчас?
— Конечно, Лерой. Но будь осторожен. Смотри, чтобы тебя не заметили.
Лерой двинулся к отверстию в стене. Но прежде чем он достиг его, Энджел крикнула:
— Что это вы делаете? Вы не имеете права делать что-нибудь, не спросив меня. Ведь я — вожак!
Лерой заколебался, глядя на Джона. Ну что ж, играй так, как они хотят. И Джон почтительно обратился к Энджел:
— Энджел, как ты считаешь, можно послать Лероя к дому?
Энджел посмотрела на него с детским злорадством. Затем кивнула и вымолвила:
— Порядок. Пусть Лерой отправится к дому.
Лерой опустился на пол и выскользнул из пещеры. Тимми и Бак закричали:
— А мне что делать? А мне?
Прежде всего он должен был внушить им, что главное в этой игре — хранить тайну.
— Который час? — спросил он.
— Половина пятого, — ответила Эмили.
— Когда вы должны ужинать?
— Мама говорит, что я должен приходить в полшестого, — ответил Тимми, — чтобы умыться и все такое, и еще полежать перед ужином, потому что я нервный.
Эмили сказала:
— Мы с Энджел должны быть дома в шесть. Мама возвращается с почты, и к этому времени ужин должен быть готов.
Джон спросил:
— Вы все понимаете, как важно сохранить все это в тайне?
— Конечно, — отозвалась Эмили. — Мы все это понимаем.
— Это самое важное. И если лучше всего сохранить тайну, ничего не делая, — значит, вы не должны ничего делать.
Джон переводил глаза с одного серьезного, поблескивающего при свете свечи детского лица на другое. После сообщения Лероя один из них должен будет пойти в коровник, который теперь для них окутан страхом. Может ли он ожидать, чтобы ребенок отправился туда, да еще в темноте? Но разве они не показали, что для них все эти ужасы существуют как бы понарошку?
— Кто из вас может удрать из дома после ужина, не вызывая подозрения?
— Я могу, — ответил Бак. — Никто никогда не беспокоится, где я. Мама сидит за стойкой, а папа, как сегодня, занят своим делом и все такое…
— Мы можем прийти, — сказала Эмили. — Мама возвращается на почту между семью и восемью, и считается, что я должна уложить Энджел спать в восемь часов, а потом я просто сижу и жду маму. А после десяти мы с Энджел почти каждую ночь удираем сюда и спим тут, а мама ничего не знает.
— Наверно, все-таки я не смогу, — сказал Тимми. — Раз вы говорите, что нельзя вызывать подозрения. Когда мы дома и никуда не идем в гости, мы с папой после ужина всегда слушаем пластинки, а когда я ложусь, мама читает мне книжки. Так что пусть они заводят проигрыватель и читают книжки, а я буду все время помнить, что храню тайну…
Позади них раздался шорох. Все обернулись и увидели, что в пещеру влезает Лерой. Он подбежал к ним, сияя от гордости. Его грудь под полосатой тенниской порывисто вздымалась и опускалась.
— Я прокрался туда, и никто меня не видел. Там есть полицейский с машиной — перед домом, и он в ней сидит, а потом выходит и обходит вокруг дома. Но он там один.
Значит, они скушали-таки эту историю с велосипедом. Они не думают, что он может быть где-то поблизости. Так что оставили для порядка лишь одного постового. Ну что ж, тем легче будет сделать то, что он задумал.
— Спасибо, Лерой. Ты молодец!
Кого же из них послать? Тимми, с его нервами, которые надо успокаивать перед едой, естественно, отпадает. Бака? Но Бак — сын Стива Риттера… Остается Эмили, хотя это означает, что придется отложить все до десяти часов.
Все дети, кроме Энджел, столпились вокруг и смотрели на него. Джон сказал:
— О’кей, вы все отправитесь сейчас по домам ужинать и не будете ничего делать до завтра. Вот только мне надо хоть что-то поесть, — он взглянул на Бака. — Ты сможешь что-нибудь стянуть из кафе?
Бак расплылся в довольной улыбке:
— Конечно, конечно. Я могу принести что угодно. Мне разрешают есть все, что захочу…
— Прекрасно, Бак. — И, обратившись к Эмили, Джон спросил: — А ты сумеешь выполнить одно очень важное поручение?
— О, конечно, конечно!
— Вернись сюда после того, как твоя мама ляжет спать. Принеси с собой фонарик… Может быть, ты побоишься. Надо пойти в коровник.
— В коровник! — лицо Эмили исказилось. — В коровник, где…
— Да. Я думаю, что там может кое-что быть. Я хотел бы, чтобы ты там это поискала.
Бак вмешался:
— Давайте я пойду. Ведь она девчонка. Позвольте мне.
— Нет, Бак. У меня есть свои причины. Я хотел бы, чтобы пошла Эмили. Ты пойдешь, Эмили?
И тут к ним подбежала Энджел. Она бросила Луизу. Лицо ее покраснело от ярости.
— Я пойду! Я не разрешаю идти старухе Эмили. Пойду я. Я пойду в коровник! Я — главарь шайки!
Она встала перед ним, расставив ноги, дерзко сверкая глазами. Энджел! Надо все время помнить об Энджел с ее неумолимой яростью — это угроза. Глядя на нее, он вдруг почувствовал, как ускользает обретенная было уверенность в себе, и то, что он собирался сделать, показалось весьма далеким от выполнения.
Дети глядели на Энджел. И вдруг Эмили захныкала:
— О, пожалуйста, Джон. Пусть пойдет Энджел. Пусть она пойдет. Я боюсь. Там в коровнике будет так страшно и темно, и там кругом кровь, на полу и везде, и там летучие мыши, и призрак миссис Гамильтон…
Энджел все еще стояла перед Джоном. Ее нижняя губа стала оттопыриваться.
— Призрак… — продолжала Эмили. — Пусть Энджел пойдет к призраку. Пусть белый, страшный, притаившийся призрак…
Энджел начала вопить. Она подпрыгивала и топала толстыми ножками по полу:
— Нет, нет, нет! Не пойду в старый гадкий коровник, — вопила она. — Не хочу, не хочу! Пусть идет Эмили. Пусть Эмили идет к призраку, — она кинулась к своей постели, упала на нее, продолжая неистово орать: — Эмили должна пойти!