Мы поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, затем прошли через большую столовую, способную вместить человек двести. После этого была не менее обширная и роскошно обставленная гостиная, примерно на то же количество гостей. Затем мы наконец-то дошли до кабинета, в котором и находилась наиболее пронырливая и наглая часть жандармов. Здесь представители жандармерии Белого города порезвились от всей души. Некоторые предметы мебели сильно попортили. Во многих местах была содрана драпировка. Особенно меня взбесила небрежная стопка, в которую сложили снятые со стен картины. Оттуда веяло энергией творения — это недвусмысленно говорило о том, что в кучу были свалены отнюдь не репродукции.
В общем, спокойное состояние и выражение лица мне удавалось сохранять с трудом. Очередной культурный шок у меня случился, когда провожавший нас эльф подошел к мужчине в дорогой гражданской одежде. Что-то тихо сказал ему, затем встал рядом и чуть позади.
О, как у них здесь все непросто! Не думал, что увижу эльфа на побегушках у человека. С другой стороны, учитывая возраст ушастого и солидный вид хумана, все может быть. К тому же у властно смотревшего на нас дядьки на поясе демонстративно висит волшебная палочка. Свой магический девайс я старался не светить и прятал под одеждой. Выставлять ее напоказ, позиционируя себя как настоящего чародея, мне не позволяла здоровая самокритика, к тому же не хотелось лишний раз демонстрировать окружающим Шип, даже несмотря на хорошую маскировку.
Внешний вид внимательно рассматривавшего нас с Иванычем мужчины действительно вызывал уважение: аккуратная бородка с проседью; черные волосы, тоже с седыми прядями, которые он, что примечательно, скрывать не стал, были зачесаны назад. Глаза серые, колючие, но при этом выражение на лице пусть и не было доброжелательным, но ни презрения, ни надменности на нем не наблюдалось. Мужчина посмотрел на Иваныча и легко кивнул ему:
— Специальный инспектор Айвон.
— Старший инспектор Ричардс, — в тон человеку ответил гоблин, а я немного подвис из-за странности жандармских званий.
До сих пор мне казалось, что есть простые инспекторы и специальные — как в фильмах про агентов ФБР. А тут проклюнулся еще какой-то старший инспектор, и, судя по поведению Секатора, его «специальность» «старшинству» Ричардса все же уступает.
Пока я обдумывал совершенно неуместные в данный момент вопросы, старший инспектор перевел свое внимание на меня, неожиданно мягко улыбнулся и уточнил, наверняка чисто из вежливости:
— Как понимаю, вы тот самый уникальный специалист-ценитель?
Мое уже начавшее складываться вполне положительное отношение к облеченному властью человеку, который не только ведет себя вполне адекватно, но и умудрялся удерживать в подчинении эльфа, дало трещину. Ценителями оценщиков называли только эльфы. Поначалу такая трактовка мне даже нравилась, но так уж сложилось, что послевкусием к ней прилипли события в пирамидальном храме. Впрочем, это уже реальная паранойя, и нужно гнать от себя подобные ассоциации. В конце концов, в Белом городе давно царит мода на все эльфийское, включая терминологию.
— Ну, насчет уникальности — это легкий перебор, но я действительно являюсь оценщиком, и надеюсь, неплохим, — с показной скромностью ответил я, стараюсь смягчить этим слишком длинную паузу и, возможно, проявившееся на моей физиономии кислое выражение.
Старший инспектор одобрительно кивнул:
— Переоценка своих возможностей очень вредна для профессионала, и я рад, что вы ею не страдаете. Но давайте перейдем к делу, — тут же посерьезнел Ричардс. — Я попросил специального инспектора Айвана пригласить вас, чтобы вы помогли нам в одной неприятной и непонятной ситуации. Не стану нагружать подробностями, это вам не нужно и, возможно, даже может навредить. Скажу только, что владелец этого особняка преступил законы Женевы. В кабинете мы уже нашли достаточно доказательств, чтобы лишить его всего имущества и выслать на Большую землю, но есть подозрение, что в сокровищнице обнаружится нечто, что может обеспечить ему поездку в Палаты тишины. Увы, нам не удалось обстоятельно исследовать хранилище, потому что два жандарма при попытке провести там обыск сильно пострадали. Я попытался сделать это самостоятельно, но вынужден был отступить, потому что на интуитивном уровне почувствовал нешуточную угрозу, природу которой не смог определить.
— А почему вы решили, что это именно мой профиль? — уточнил я, воспользовавшись паузой в речи Ричардса.
— Поверьте, — снисходительно улыбнулся старший инспектор, — у меня достаточно опыта, чтобы распознать не только обычные чары любого спектра — от ментальных до стихийных, но и проклятия, а также живые песни. Перед тем как перейти к более радикальным мерам обеспечения следственных действий, которые, возможно, повлекут за собой уничтожение важных улик, я решил проконсультироваться у специалиста, скажем так, нестандартного профиля. Надеюсь, подобная формулировка вас не задевает.
А она и не задела. Я давно привык, что в магическом мире нас воспринимают как экстрасенсов во времена, когда в магию еще никто не верил. Эльфы вообще используют для обозначения энергетических сущностей термин, который переводится как «призрак». Насколько я понял, даже бывший владелец моего Шипа считал сущность внутри перешедшей ко мне палочки не примитивным слепком личности древнего мастера, а его полноценной душой. В принципе мой основной род деятельности в качестве эксперта основывается не на понимании и приятии окружающими сути дара оценщика, а на безупречной репутации. Оценщики никогда не ошибались, давая заключение о подлинности тех или иных произведений искусства. А как уж они, то есть мы, этого достигают, остальных не особо волнует.
— Все в порядке. Я давно привык к такому отношению.
Старший инспектор явно решил, что с вводным инструктажем покончено, и без лишних слов сделал приглашающий жест в направлении проема в стене, ранее скрытого замаскированной панелью. Но тут я спохватился и решил уточнить:
— И как именно пострадали жандармы, пытавшиеся провести обыск?
— Они едва не задохнулись. Хорошо, что мы успели перетащить их в кабинет и провести реанимационные мероприятия. Это странное воздействие распространяется лишь на сокровищницу. В кабинете никаких изменений никто не почувствовал. Наши приборы не отметили следов энергетических колебаний, свойственных обычным артефактам.
Не скажу, что меня раздражала слишком правильная речь старшего инспектора, которая почему-то не была разбавлена жаргонизмами и даже интонационными оттенками, но чего у него не отнять, так это четкости в постановке задачи и передаче информации. — Хотите уточнить еще что-то?
Да, я хотел бы у него спросить, что такое «живая песня», которую он упоминал, перечисляя свои возможности в обнаружении чужой магии, но решил, что это вообще не в тему.
— Нет, благодарю, — кивнул я собеседнику и тут же направился к проему, ведущему в сокровищницу. В принципе, опасений у меня не было, потому что если прямо на пороге не почувствую эманаций энергии творения или энергии разрушения, то просто развернусь и скажу, что это не мой профиль и я ничем помочь не могу. Увы, сачкануть не удалось, потому что я даже не дошел до проема, ведущего в потайную сокровищницу, как ощутил сложнейшую смесь из двух подвластных моему восприятию энергий. Внутри явно находилось нечто, несущее в себе сущность, сотканную из энергии творения. А еще оттуда несло энергией разрушения, которая, скорее всего, появилась уже после того, как сущность осознала себя отдельной личностью. Темнеют они постепенно, как серебро от плохого ухода, и по моей личной теории делают это не просто так, а двигаясь словно по сценарию, прописанному даже не сознанием своего творца, а его подсознанием.
Помещенный в произведении искусства заряд энергии творения, попадая в магическое поле Женевы, трансформируется либо в простейшую структуру, либо в сложную энергетическую сущность, имеющую собственную волю и эмоции. Это первый этап, а вот дальше все может пойти по непредсказуемому сюжету. Порой энергетическая структура приобретает полезные для владельцев свойства, а иногда, когда заряд энергии творения несет в себе слишком много негативных эмоций и устремлений создавшего картину или скульптуру человека, все может вылиться в трансформацию части энергии творения в энергию разрушения. И вот тогда находиться рядом с таким артефактом становится небезопасно.
Скорее всего, здесь такая же ситуация, поэтому я так и не шагнул внутрь открытой сокровищницы, а замер на грани влияния сущности, запуская на полную свой дар и пытаясь выудить информацию из разлитой вокруг мешанины, казалось бы, несовместимых энергий. Получать информацию, так сказать, от темной стороны силы я научился лишь недавно, да и то не очень продуктивно, зато энергию творения освоил на достаточно высоком уровне. Тут нужно было скорее научиться отсекать лишние сведения, чем пытаться усилить поток получаемой информации. В голове опять замелькали лишь казавшиеся моими мыслеобразы, эмоции и вообще жуткий винегрет, который был вложен древним скульптором в небольшую статуэтку тайского демона-охранника. Какой именно предмет в захламленной сокровищнице несет в себе псевдоразумную сущность, удалось определить вообще без проблем. От него так фонило, что мой взгляд тут же прикипел к ничем не привлекающей внимание на фоне других более дорогих экспонатов терракотовой фигурке.
Я ощутил сильную злобу, исходящую от сущности, и предупреждение: если сделаю еще один шаг, она уничтожит меня. Впрочем, страшно не было. Я давно привык к таким вещам, да и не собирался входить в подконтрольную такой злобной твари территорию. К тому же уже понял, как именно эта дрянь навредила жандармам. За долгое время нахождения в сокровищнице ее страж полностью подчинил себе все внутреннее пространство в комнате. Сил, чтобы уподобиться полтергейсту и кидаться в непрошеных посетителей острыми железками — а таковых на стенах этого микро-музея хватало, — у сущности слишком мало, а вот перекрыть доступ воздуха в легкие нарушителей она вполне могла. В принципе эту проблему можно было бы решить простым набором пожарника с баллоном и воздушной маской, но наглая и злобная обитательница фигурки меня разозлила, да и захотелось проверить одну давнюю теорию.