ловещими слухами даже для тех, кто жил непосредственно в академии. В принципе, особо извращаться не пришлось, потому что я уже давно сумел сформировать сильно упрощенную версию для скучающей публики. Да, подписки о неразглашении я визировал целыми стопками, но мои рассказы эти самые соглашения не нарушали и, по сути, являлись просто жутковатыми сказками, как говорится, по мотивам реальных событий.
Рассказ о Кукольнике и сидящем где-то по соседству с ним маньяком Майкле Пачини вызвал у Луи бурю восторга, так что моя просьба зашла как по маслу, но помочь он мне смог лишь с местом будущего педагогического спектакля, а вот за декорациями пришлось обращаться к главному распорядителю. Вызвонить его удалось только через помощницу — на прямой звонок завхоз всея академии не ответил. Когда Жан-Эрик все же перезвонил, я уже приготовился к целому поединку за право использовать некую вещь из запасников академии, но он неожиданно легко дал мне доступ в хранилище номер пять. Правда, запретил соваться в красную секцию, где находились действительно опасные для окружающих предметы.
Уже ближе к вечеру, вернувшись в свои апартаменты, я позвонил Бисквиту и поделился с ним целым ворохом новостей. Что самое интересное, на экстремальные тренировки у ушастого садиста орк отреагировал как-то вяло, зато моя перебранка с лидером школоты и в особенности запланированный на завтра перформанс вызвали целую бурю эмоций.
— Не вздумай! — в лучших традициях орочьих воинов зарычал на меня Бисквит. Даже голосовой модулятор не смог справиться с рокочущими звуками. — Ты понятия не имеешь, с кем связался!
— Что значит не имею, Зеленый? Несколько часов назад я у них урок проводил. Вполне адекватные ребятишки. Да, с головой там не все в порядке, но, блин, я в детстве был еще хуже.
— Ты не понимаешь! — опять заладил орк, как сломанная пластинка. — Темные духи! Я не могу обсуждать это по телефону.
Внезапно орк взял паузу и что-то начал бубнить себе под нос. Затем спокойно и четко произнес:
— Я сейчас приеду.
— Куда приедешь? — удивился я. — Кто тебя сюда пустит?
— Пустят, — с холодной решительностью заявил мой зеленокожий друг. — Не захотят потерять консультанта по артефакторике моего уровня — еще как пустят.
На этом он без предупреждения прервал разговор, явно чтобы тут же позвонить кому-то еще. Да, по сути своей этот здоровенный орк был пугливым и застенчивым, но лишь когда приходилось что-то делать для своей собственной выгоды, а вот если нужно помочь друзьям, он превращался в пробивного носорога, забывая о собственных страхах и комплексах. Так что не было ничего удивительного в том, что через два часа мой телефон снова объявил с помощью саундтрека из «Шрека» о том, что я рок-звезда. Ответив на вызов, я услышал в трубке ворчливый рокот:
— Открывай.
Даже если бы у меня не было желания общаться с орком, я бы не стал рисковать перечить тому, кто говорит таким тоном, так что пошел открывать. В коридоре перед моей дверью зеленой глыбой громоздился угрюмый пришлый, яростным взглядом сверлящий низкорослого и худосочного на его фоне хумана.
— Это очень плохая идея.
— И тебе здравствуй, — постарался я сгладить мрачное настроение друга, но не получилось.
Орк решительным жестом отодвинул меня в сторону и зашел в выделенные академией апартаменты. В правой руке он удерживал оплетенный лозой кувшин, и я даже знаю, что именно находится внутри. Напиток, который оркские шаманы бодяжат из чего-то такого, о чем и знать не хочется, — штука очень редкая и очень классная. В городе продается только в пабе ор Спурия. Очень колоритный дядька даже для орков. До сих пор без содрогания не могу вспоминать ту жуткую попойку. Правда, пили мы за знакомство пойло под названием хурт. Не удивлюсь, если его формула окажется похожей на формулу ракетного топлива.
Бисквит осмотрелся и удовлетворенно хмыкнул, явно намекая, что мне могла достаться и какая-нибудь каморка под лестницей, а не вполне себе нормальное жилье. Затем мой зеленокожий друг пошел к круглому столу посередине небольшой гостиной. В принципе, из нее и чуть меньших по размеру спальни и ванной комнаты и состояли выделенные мне апартаменты. Матово-белые, с кристаллическими вкраплениями стены выглядели необычно и первое время немного смущали. Со временем привык, но все равно скучал по своему дому и вездесущему Тик-таку. За прошедшие две недели несколько раз звонила соседка и давала мышоуру возможность послушать мой голос, а то бедный малыш совсем уж извелся. А что с ним будет, если меня грохнут на поединке?
Посмотрев на усевшегося за стол орка, я с грустной улыбкой подумал, что орка негативный исход схватки с эльфом тоже не особо обрадует. Выкинув пораженческие мысли из головы, я решительно двинулся к рабочему столу у окна, на котором стоял пустой бумажный стакан от кофе, который я принес из столовой для преподавателей. Другой посуды, увы, не было, но я хорошо знал Зеленого, поэтому не сомневался, что он без проблем будет хлебать прямо из кувшина. Ему это даже понравится. А мне и одного стакана хватит — завтра еще с детьми общаться. Поделившись со мной едва ли десятой долей того, что находится в кувшине, орк сделал внушительный глоток из горла и снова вернулся к попыткам переубедить меня:
— Назарий, еще раз прошу, откажись от этой затеи. Расскажи им какие-нибудь сказочки про картины и сидящие в них сущности, но не нужно пугать этих мелких монстров. Ты понятия не имеешь, что может случиться, если перестараешься.
— Именно поэтому и не стану отступать, — огрызнулся я, устав от намеков. — Ты же ничего объяснять не хочешь.
— Я не могу! У меня целая стопка подписанных соглашений о неразглашении.
— Ой, только давай не будем меряться стопками. Я сам подписал этих бумажек столько, сколько за всю жизнь туалетной бумаги не использовал. Так что нет смысла таиться друг от друга.
Орк глубоко вдохнул и задумался, а затем обреченно махнул когтистой лапищей и сказал:
— Да пошло оно все! — После этого достал из кармашка на своем широком поясе миниатюрную пирамидку и установил ее в центре стола. Затем провел над фигуркой своей когтистой лапой.
Артефакт едва заметно завибрировал, но тут же все вернулось на круги своя, словно ничего и не произошло. Орк распрямил плечи, будто тайна давила на него тяжким грузом, и заговорил, явно на всякий случай снижая свой рокот до минимального уровня:
— Если ты сильно их испугаешь, кто-то может сорваться во тьму.
— В смысле сорваться?
— Темные духи! Как же тебе объяснить? — вздохнул орк, но собрался с мыслями и все же нашел нужные слова: — Помнишь, когда мы ловили Кукольника, я рассказывал тебе об изнанке и тенях, в которые все разумные сбрасывают большую часть своего негатива?
— Помню. И про то, что ты рассказывал, и то, что потом за мной пришло, — сморщившись от воспоминаний, подтвердил я. — Хочешь сказать, что нечто подобное может вылезти и здесь?
— Нет, хвала светлым духам! — немного успокоил меня орк. — Но у некоторых юных волшебников получается создать связь с собственной тенью, со своим темным альтер эго. Пока контакт слабый, получается какой-нибудь мелкий паршивец, треплющий нервы учителям и обслуге. Ну а если он умудрится расширить эту связь, то темная сторона может вывихнуть ему мозги, и тогда быть беде.
— Какой беде? — спросил я, намекая орку, что ничего толком не понял из его не особо внятного рассказа.
Бисквит некоторое время помолчал, зачем явно решил нарушить еще несколько внутренних и внешних запретов.
— То, что вам, обращенным магам, дается с большим трудом, у врожденных чародеев получается намного легче. По большому счету мы здесь занимаемся не развитием магических умений детишек, а пытаемся ограничить их, поставить стопоры, не дать разгуляться внутренним порывам. А о каких стопорах можно говорить, если неокрепший детский разум сольется с сущностью, полностью состоящей из негатива. Помнишь те тени? Уверен, почувствовал, что кроме злобы там ничего и нет. Сорвавшийся во тьму ребенок — это страшная сила. Его подпитывает какая-то темная мощь с изнанки. Несмотря на то, что Кукольника почти разобрали на запчасти, так и не поняли, что это за сила и как ей можно противостоять. Думаешь, почему дети и живут, и учатся в отдельных особнячках, рассчитанных максимум на одну группу, и разнесенных по парку подальше друг от друга? Ты ведь заметил эту странность?
— Да, но не понял, почему нельзя было свести все в общие корпуса, как везде на Земле. Я просто посчитал это блажью всесильного ректора.
— Можно и так сказать, — не стал перечить орк. — Только это продуманная блажь, а точнее, выстраданная. Ты же сегодня проводил уроки в старшей группе врожденных. С кем схлестнулся, с Анри?
— Да, с этим мелким занудой.
Орк понимающе улыбнулся. Я достаточно хорошо знал своего друга, чтобы осознать — эта гримаса на зеленой морде выражала глубокую грусть.
— Сколько их в группе?
— Одиннадцать, — ответил я на явно риторический вопрос.
— А было пятнадцать. Это случилось два года назад. Меня там не было, но я видел последствия. Ректор великий человек и, как мне кажется, не самый слабый предсказатель, поэтому и построил академию по такому плану. Я видел лишь последствия. От особняка почти ничего не осталось. Двое детей погибло. Двое выгорели, а твой мелкий зануда Анри убил своего одноклассника, защищая остальных.
Если честно, у меня волосы на голове зашевелились. Стало мучительно стыдно за то, как снисходительно я вел себя с этими детишками, пережившими такое в двенадцать-то лет. А ведь я должен их понимать как никто другой. С теми, кого забрали у родителей в более или менее осмысленном возрасте, мне придется столкнуться чуть позже. Они обучались во внешнем поясе академии, как и большая часть взрослых абитуриентов. А вот ребята из группы Анри родились здесь и не знали родительской заботы. Такие же зверята, как и те, кто вышел из моего детдома. С той лишь разницей, что в приступе ярости они могли не парту сломать да Витьке Дубову прямо при училке зуб выбить, а целый дом по камушку разнести, предварительно размазав по уцелевшей стенке попавшегося под руку одноклассника. А может, и учителя на комплектующие разобрать, особенно такого неумеху, как я. Идея пугануть детишек моментально потеряла свою привлекательность.