Я не смог, а вот кое-кто другой вполне себе справился. За долю секунды до того, как клинок должен был разрубить мой череп на уровне носа. Какие-то светящиеся нити обхватили тушку шаакта, проявляя его темный с прожилками как у древесного листа костюм, а затем эльфа резко отдернуло от меня, и острие клинка лишь пролетело в миллиметре от кончика носа. Очень хотелось полежать, но любопытство оказалось сильнее страха и боли. Я с хрустом заворочался. К счастью, хрустели не мои кости, а остатки скамьи. Хорошая была мебель, дорогущая наверное, а теперь тут все придется перестраивать. Причем масштабы будущего ремонта я явно недооценил.
Теперь нас тоже трое. Впрочем, паритет все равно не образовался — живых шаакта и до появления ректора осталось только двое, а сейчас оплетенный светящимися нитями мой несостоявшейся убийца сжимался до размера большого шара, так что и ему жить осталось недолго. Нечто подобное я уже видел, когда рой могильных духов скомкал тела напавших на меня с Косарям бандитов, как рассерженный ребенок сминает не понравившуюся ему пластилиновую фигурку.
Порыв в это время тоже мух не ловил, точнее ловил, но не мух, а шандарахнувшего по нам непонятным пленением мага. Он уже загнал его практически к дальнему краю зрительских скамеек и сейчас вдалбливал в стену серией убойнейших плетений. Выбросы энергии разрушения, знаменовавшие смерть двух разумных, произошли практически одновременно, и в спортивный зал вернулась тишина. Хаос, царивший здесь еще секунду назад, развеялся, оставив после себя серьезнейшее разрушения. Причем больше всего помещение пострадало именно от своевременно появившегося здесь ректора. Он пробился внутрь прямо через крышу комплекса, и в купольном потолке зияла здоровенная дыра. Хотел бы я видеть, как он ее проделал. Наверняка зрелище было эпическое.
Я бочком, как краб, продвинулся чуть в сторону и, добравшись до целого сектора зрительских мест, с шумным выдохом опустил пятую точку на деревянную лавку. Порыв в стиле китайских фантастических фильмов перенесся по воздуху в центр арены и поклонился ректору. Жаккар подошел вплотную к эльфу, положил ему руку на плечо и что-то спросил. Ушастый ответил так же тихо, поэтому я ничего не расслышал. Зачем глава академии соизволил вспомнить обо мне? Я без труда прочел в его взгляде немой интерес к моему самочувствию. Для владеющего ментальной магией чародея такой посыл был вообще пустяком. При желании он мог сделать так, что его вопрос четко прозвучал бы в моей голове. В ответ я лишь успокоительно кивнул, давай понять, что все у меня в порядке. Не став изображать из себя заботливую наседку или тщеславного спасителя, ректор решил удалиться, и сделал это очень зрелищно. Вокруг его фигуры начали сплетаться уже знакомы светящиеся нити, но сейчас они не работали как плети, а сформировали нечто похожее на каркас в виде птицы, которая взмахнула крыльями и вместе с ректором взмыла к пролому в потолке.
Лихо получилось. Не совсем феникс Дамблдора, но тоже очень эффектно. Я перевел взгляд на учителя и увидел, что тот опять замер в центре арены и выжидающе смотрит в мою сторону.
Он что, серьезно собирается продолжить тренировку? Очень хотелось показать средний палец этому садисту, но веселая бесшабашность растаяла без следа. Здравый смысл шепнул, что лучше этого не делать, так что пришлось плестись на арену. Когда я встал напротив эльфа, тот неожиданно изобразил ритуальный поклон и тихо произнес:
— Соо ха диисс.
С ума сойти! Это же ритуальная благодарность на высшем эльфийском. Мои мысли запрыгали испуганными зайцами, и я, с трудом подбирая слова на все еще плохо дающемся мне языке эльфийской элиты, пролепетал:
— Мне очень…
— Это не тебе, — сухо прошелестел Порыв, переходя на общий.
Ну конечно же! До меня наконец-то дошло, что эта неблагодарная скотина обращалась к решившей вступить в схватку на нашей стороне энергетической сущности. Ведь все эльфы почему-то считают сформировавшиеся в предметах сложные формации энергии творения душами почивших разумных. Я уже пытался объяснить своему наставнику ошибочность такого мнения, но, судя по этой выходке, успеха не достиг.
Похоже, мое разочарование и даже обида ярко отразились на перекошенной и измазанной пылью физиономии. Эльф прямо посмотрел мне в глаза, чуть наклонил голову и произнес:
— Ты тоже вел себя достойно и даже сумел удивить меня, ученик.
Блин, взрослый же человек, да и эльфов не очень люблю, а в душе вспыхнул такой восторг, что в зобу дыханье сперло, как у той вороны. Детский сад, штаны на лямках!
Я попытался успокоиться, но тут ушастый добил меня окончательно:
— Приглашаю разделить со мной росу с листа.
С эльфами я еще не бухал, но все в этой жизни случается в первый раз, даже самые невозможные вещи.
Заметив еще один наклон головы наставника, я спохватился и тут же изобразил нечто похожее на его поклон ректору и моей волшебной палочке.
— Это большая честь, учитель.
Еще один наклон головы ушастого показал, что он считает свое предложение не просто большой, а абсолютно запредельной честью для недостойного меня, и при этом моя благодарность кажется ему совершенно недостаточной.
Изображать реверансы и бухаться в ножки «благодетелю» я не собирался, поэтому прямо и с легкой улыбкой посмотрел на наставника. Хамить я ему, конечно, не собирался, но должен был показать, что надменные эльфийские замашки все же стоит попридержать. Порыва этот посыл явно покоробил, но отзывать приглашение он не стал. Да и вообще, чем дальше, тем больше я понимаю, что ректор не напрасно приютил опального эльфа, который намного адекватнее всех своих родичей, вместе взятых. Хотя даже в нем иногда прорывается паталогическое наследие предков-рабовладельцев с расистскими замашками.
Сделав приглашающий жест, наставник пошел впереди, указывая мне дорогу. Кто бы сомневался, что жилище опального эльфа окажется близко к арене. Судя по всему, покрытая крупным песком круглая площадка действительно является его местом силы. Удивительно, ведь здесь вообще нет никаких растений. Один камень и песок, а дерево исключительно в виде мебели.
Личные покои Порыва оказались неожиданно небольшими, уютными и полностью обшитыми древесными панелями. Но все равно живой растительности я так и не увидел. Хотя бы цветочек какой на подоконнике завел.
Эльфийская мебель, как и показывалось во многих фильмах и видеороликах, от человеческой мало чем отличалась. По стилю похожа на французскую эдак века восемнадцатого. В резьбе превалировали растительные мотивы.
А ведь ушастый, говоря о росе с листа, судя по всему, выражался в буквальном смысле. Он достал из шкафчика две чашки, очень похожие на свернутые ковшиком листья, и кувшин, явно сделанный из какого-то специальным образом обработанного бутона. Усевшись за стол, Порыв накапал в чашки грамм по двадцать, взял ту, что была поближе к нему. Я тут же присел на второй стул и подхватил предназначенную мне емкость.
Ну что сказать, пойло так себе. Отдаленно похоже на наш джин, горьковатый и вяжуще-терпкий. Доза, как я уже заметил, мизерная, но в голове слегка зашумело. Мы некоторое время помолчали, делая вид, что прислушаемся к собственным ощущениям от принятого напитка. Ну а о чем нам говорить? Единственное, что нас связывало, — это тренировки. Теперь еще и этот совместный бой, который вынудил надменного эльфа перейти от сухих отношений учитель-ученик к более доверительному стилю боевых соратников. Пока я думал, что же можно такое сказать, эльф заговорил сам:
— Этот напиток собирается с листов дерева суунасса в свете полной луны. В эти дни водная взвесь приобретает особые свойства и воздействует на ворсинки листа. Он выделяет особый сок, который, смешиваясь с росой, стекает в специальные емкости.
Оказывается, я ошибся: говоря о росе с листа, он имел в виду полное название напитка, а не посуду, с которой нам придется пить.
А ведь штука все-таки забористая! Всего двадцать граммов, а настроение стало каким-то совсем уж философским. Эльф разлил еще по порции, и мы дружно тяпнули. Судя по всему, на ушастых это пойло действует как-то по-особенному, потому что моего собеседника совсем уж развезло, а может, бедолаге просто нужно было выговориться.
Какими бы разными ни были существа, поселившиеся в Женеве, общее у нас одно: наличие разума, а интеллект без социализации попросту невозможен, и поэтому при всем снобизме и индивидуализме эльфов они тоже нуждаются в общении. Может, я ошибаюсь, но, судя по тому, что Порыв открылся именно мне, с ректором у него почему-то побеседовать по душам не получается. Возможно, сработал мой статус оценщика, или, как любят говорить ушастые, ценителя. Еще по общению с лысым фанатиком я понял, что к носителям этого дара они относятся как-то по-особенному. А может, сказалось то, что меня терпит поселившийся в палочке дух легендарного артефактора, на пару с которым я угробил целого эльфийского князя.
В общем, прорвало бедолагу, и он начал жаловаться мне на свою тяжкую долю. Ну как жаловаться? Со стороны это выглядело так, будто ушастый принялся декламировать на высшем эльфийском какие-то стихи. Стих, конечно, белый — рифмой там и не пахло, но ритмика и воодушевление были присущими именно поэзии.
Так я и узнал, что Порыв-рассветного-ветра ожидаемо пострадал из-за любви. Он, оказывается, у нас романтик. Практически классика. Он сделал предложение возлюбленной, которое отвергли ее родители. Фатальная дуэль с более везучим претендентом на тот же приз и побег в другой мир. А здесь, оказывается, уже проживали родичи убиенного соперника. В общем, слово за слово, и образовался еще один труп, естественно не моего учителя. На Порыва объявили охоту, и тут бы ему и конец, но по непонятной для самого ушастого причине главный человеческий маг почему-то решил прикрыть незадачливого переселенца.
Что-то в его рассказе зацепило меня. Создавая свою жалобную псевдопеснь, он сумел вплести в нее некоторое количество энергии творения, через которую я и ощутил всю боль растерянности и одиночества разумного, который окружающим казался холодной и беспощадно-равнодушной ящерицей. Одно плохо: впоследствии он может счесть свою откровенность досадной промашкой и затаить на меня злобу.