Немудреная шутка вызвала взрыв смеха, и я с удовольствием присоединился к нему. Но через пару секунд общее веселье резко утихло, потому что прозвучал перезвон, возвестивший об окончании пары.
— Ну что же, студенты, на этом все. Надеюсь, увидимся с вами в следующем семестре.
Снаружи все еще лил дождь, и мне хотелось побыстрее оказаться где-нибудь в менее сыром месте. Все очарование уединенности в окруженной ливнем беседке растворилось, как сахар в воде. К тому же через полчаса у меня еще один урок, точнее короткая экскурсия, на которой я познакомлю очередную группу детишек с милой куколкой. Вот еще один недостаток в этой профессии — постоянное повторение. Через некоторое время обсуждаемые темы начнут приедаться, а такого я не люблю.
Кое-как попрощавшись, я покинул беседку, оставив ребятишек обсуждать произошедшее в своем маленьком мирке. До следующего занятия успел перекусить в столовой для преподавателей, а затем пошел через парк к уже хорошо знакомому особнячку с особым подвалом под ним. Подвальный полигон для отработки защиты от проклятий стал практически стационарным местом экспозиции куклы — носителя энергетической сущности. Дождь наконец-то закончился, и сейчас в парке дышалось легко и приятно, хоть и было немного зябко.
Новая группа, в которой я вообще никого не знал, уже дожидалась меня на небольшом вымощенном плиткой пятачке перед зданием с горгульями.
— Здравствуйте, студенты. Можете называть меня месье Петров. Сегодня у нас необычное занятие, о котором вы уже наверняка слышали от других групп, — сказал я одиннадцатилетним ученикам, которые наверняка успели с десяток раз обсудить новости о жутковатой кукле и том, как они ни за что не поддадутся ее влиянию. — Так что сюрприз у меня вряд ли получится, но я все же постараюсь. Прошу следовать за мной.
Как и их предшественники, эта группа входила в помещение с полной уверенностью в своих силах, но мрачная лестница в подвал, а также зловещая обстановка подземелья и особенно стоящая на каменном постаменте коробка с защитными рунами тут же начали подтачивать их уверенность. Я довольно скомкано протараторил заученное вступление и взялся за замки защитного бокса. Уверен, если бы настолько уныло проводил этот урок в группе врожденных, они сожрали бы меня с потрохами и сегодняшнего трогательного прощания в беседке меня не удостоили бы. Поначалу все пошло по накатанной — ребятня охнула, ощутив влияние куклы и услышав зловещий хохоток. Уже ставшая рутинной процедура навевала на меня скуку, но тут произошло нечто, взбодрившее до предела, да так, что по коже пробежался мороз. Даже сработал рефлекс, и я ухватился за щитовик. После пришлось делать вид, что просто удобнее расположил руку на поясе.
Такое впечатление, что воздух в помещении застыл вязким киселем. И виной этому совсем не защитные конструкты, которые запустили самые впечатлительные из детишек. Сюрприз действительно вышел не очень эффектным благодаря информированности студентов. Скорее всего, самым напуганным сейчас был именно я, и все из-за реакции одного малыша с всклокоченной рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на вполне себе простецком лице. Что самое интересное — это лицо не выражало никакой агрессии и страха, оно было практически таким же растерянным, как и у всех студентов.
Тогда почему от этого пацана повеяло запредельным холодом очень концентрированной энергии разрушения? Да она была гуще, чем у гоблинского малефика!
Внезапно странный малец зыркнул на меня пронзительно холодным взглядом, а затем словно кто-то стер наваждение, и я опять смотрел на простого мальца, стоящего в компании таких же ничем не примечательных, немного взволнованных детей. У неврожденных студентов даже не было телесных особенностей, так что вид они имели совершенно обычный.
Блин, что это было?! Я впервые усомнился в своем даре. Неужели действительно глюк? И что теперь делать? Просто забить? А если это все же не ошибка?
В этот раз лекция о страхе и его роли в искусстве была максимально скомканной, даже на фоне урезанной версии для быстрого прогона групп внешнего кольца. Выпихнув детишек из подвала, я оставил их дожидаться следующие пары на свежем воздухе, а сам быстро зашагал по тропинке. Как только отошел на достаточное расстояние, достал телефон. Номера ректора у меня, конечно же, не было, а терпения дожидаться ответа на отправленное в мессенджер сообщение хватило не больше, чем на пару минут. Затем я позвонил Жану-Эрику. Увы, главный распорядитель сообщил, что до вечера ректор будет занят какими-то прениями в городском совете и точно не сможет ответить на мой звонок. Сделанное в подвале открытие буквально душило меня и требовало выхода. Я все-таки решил поделиться с достаточно умным и находчивым человеком. В ответ распорядитель дал совет обратиться к мадемуазель Дидион.
В принципе, мог бы и сам догадаться, но, во-первых, у нас с ней явно не сложились отношения, а во-вторых, я немного сомневался в ее профпригодности. Хотя не факт, что это не субъективное мнение на фоне личной неприязни. Впрочем, дожидаться вечера, чтобы поговорить с ректором, терпения точно не хватит. Карта академического парка у меня была с первых дней смены статуса с непонятного на почетно-преподавательский, так что я открыл приложение и быстро нашел особняк, в котором находилась служба психологической поддержки.
Кроме самой мадемуазель Дидион, являющейся главным психологом, там работали еще три человека. Уверен, среди них можно найти более понимающего профессионала, но попытка обратиться напрямую к подчиненным, минуя начальство, точно сделает и без того непростую ситуацию еще хуже. Так что я решил не мудрить, а сразу двинуться к Ивет.
Девушка с ходу встретила меня настороженно и даже заставила минут пять посидеть на стуле для посетителей, пока не закончит отщелкивать что-то на клавиатуре. Как по мне, для хорошего профессионала поведение не самое адекватное, поэтому сомнения в правильности принятого решения все нарастали, но раз уж пришел, отмолчаться не получится.
— Итак, месье Петров, вы все-таки решили обратиться ко мне за помощью. Поздновато, конечно. Насколько я поняла, основной курс вы уже закончили, и теперь мне, скорее всего, придется исправлять все то, что вы там натворили.
Не, ну вот честно, я когда-то сравнивал ее с нашей психологичкой, но эта дамочка даже близко не лежала. Может, она и семи пядей во лбу, а еще облеплена крутейшими дипломами, но быть такой мелочной — это уже перебор. С другой стороны, откуда я могу знать, какой была наша школьная мозгоправша в быту. Может, она над своим мужем издевалась так, что тот бухал по-черному, а с нами вела себя исключительно профессионально. Вдруг и здесь нечто похожее. Впрочем, нечего мяться. По большому счету подмеченная мной проблема — это как раз ее прямой профиль.
— Я бы не сказал, что мне требуется помощь. Курс действительно закончен. Просто нужно кое-что сообщить. Я пытался связаться с ректором, но, увы, он очень занят.
— Даже так? — зло сузив глаза, произнесла девушка.
Блин, это совсем уж какой-то сапожник без сапог. Может, действительно ну его на фиг откровенничать с этой неуравновешенной особой? Честно, у меня появилось жгучее желание прямо сейчас встать и уйти, но внезапно мадемуазель Дидион глубоко вздохнула и посмотрела на меня более спокойным взглядом. Похоже, у нее действительно что-то случалось, а тут еще и я на голову свалился.
— Хорошо, месье Петров, слушаю вас.
— Мне кажется, я обнаружил темного.
— Темного? — тут же подобралась Ивет. — Вы хотите сказать, что сумели определить ученика, находящегося на грани срыва?
Ее тон в принципе был нормальным, но что-то в нем раздражало. Я невольно вскинулся и грубовато сказал:
— Да, я уверен, что сумел определить такого ребенка.
— И кто же это, позвольте поинтересоваться?
— Я не знаю его имени. Группа внешнего кольца одиннадцать дробь пять. Рыжий, с веснушками. Он один там такой.
Ивет недовольно нахмурилась, но, нужно отдать должное, не стала язвить и полезла в свою базу данных. Отыскав нужный файл, она пристально всмотрелась в экран. Затем перевела на меня все еще очень недоверчивый взгляд:
— Рыжий там действительно только один. Эрик Ганн. Нелюдим, скрытен, эмоциональная устойчивость по шкале… — Явно осознав, что информация из личного дела мальчика точно не для моих ушей, Ивет замолчала и опять уставилась на меня не очень любезным взглядом. — Месье Петров, а теперь попытайтесь объяснить мне, как вам удалось определить глубокую психологическую патологию у обычного ребенка, которого я наблюдаю вот уже три года. И отклонений, кроме некоторых, вполне свойственных его возрасту, не замечала. Ни приступов агрессии, ни стремления к манипулированию окружающими.
— Я ничего не определял. — Обычно в подобных разговорах выдержка быстро подводит меня, за исключением случаев, когда приходится иметь дело с откровенно опасными людьми. Там все-таки срабатывает инстинкт самосохранения. Ивет опасений не вызывала — только раздражение, но при этом я с удивлением понял, что короткая педагогическая практика что-то изменила во мне, научив сдерживать неадекватные порывы. — В момент знакомства этой группы с энергетической сущностью я ощутил мощный выброс энергии разрушения, а это признак того, что страх пробудил в ребенке жгучее желание убивать. Не думаю, что подобные всплески свойственны одиннадцатилетним детям, даже таким особенным, как наши подопечные.
Блин, слово «наши» я использовал зря. Похоже, если с детьми у меня получилось более-менее наладить контакт, то с преподавателями сразу все пошло наперекосяк. В принципе, ее раздражение вполне понятно. Они тут годами мучаются, а я явился весь такой «красивый». Полетал вокруг, как беззаботная фуки, вызвал неоднозначную реакцию у детей и свалил в форточку. А еще имею наглость тыкать носом профессионалов в их просчеты.
— Вы утверждаете, что унюхали эту свою мистическую энергию разрушения и на основании этого я должна сделать вывод, что у ребенка возникли серьезное отклонения от нормы? Простите, месье Петров, но я уже сто раз пожалела о том, что поддержала идею ректора привлечь вас к занятиям, якобы для расширения кругозора студентов. А идею подвергнуть детскую психику стрессовому воздействию в угоду непрофессионалу вообще встретила в штыки. Увы, ректор от меня лишь отмахнулся.