— Месье Петров, ректор просил вас зайти к нему.
Ну, если просил, то почему бы не уважить, хотя просьбы господина Жаккара даже в очень вежливой и мягкой обертке всегда отдают привкусом приказа. Жаль, что в этот раз ректор решил не совмещать разговоры с обедом, потому что жрать после тренировки хотелось очень сильно.
Беседа с могущественным чародеем состоялась за все тем же псевдодемократическим круглым столом.
— Мне жаль, что я не сумел предусмотреть все последствия задуманного мной эксперимента, — начал разговор ректор, причем так заковыристо, что получалось не извинение предо мной, а сожаленье о том, что он сам себя подвел. — Зато эта оплошность позволила мне сделать некоторые выводы по поводу одного очень интересного фактора. Я сейчас говорю о вашей способности регулярно попадать в сложные ситуации. Кажется, Секатор называет вас за это залетчиком.
Я так часто слышал это слово, что лишь развел руками, как бы говоря: да, я такой и другим вряд ли стану. При этом у меня внезапно возник живейший интерес к затронутой теме. Если анализом странностей, усложняющих твою жизнь, займется такая личность, как Поль Жаккар, появляется шанс все же разобраться во всех этих непонятках.
— И к какому выводу вы пришли?
— Вполне возможно, вы являетесь одним из катализаторов для системы равновесия в Женеве, — вынес своей вердикт чародей.
— Вы хотели сказать, хранителем?
— Нет, — с мягкой улыбкой, несущей нотку снисходительного сарказма, ответил ректор. — Именно катализатор. Вы обладаете поразительной способностью появляться в нужном месте и в нужное время.
— А вот мне как раз кажется, что все совсем наоборот, — вставил я свои пять копеек, чем вызвал укоризненный взгляд, теперь уже с толикой раздражения.
— Нужным не для вас, месье Петров, а для Женевы. Изучив кое-какие протоколы, я понял, что почти все ваши приключения связаны с узлами напряжения в поле равновесия, к которым вас буквально притягивает. Осознанию помогло то, что недавний узел затронул лично меня. — Заметив мое недоумение, ректор выразился яснее: — Сегодня я вполне мог намного быстрее осадить совсем уже завравшихся советников, а значит, успел бы перехватить комиссию, сумевшую вывести из себя даже рассудительную мадемуазель Дидион. И даже поприсутствовать на самом инциденте, предотвратив разрушение уникального здания.
Я опять развел руками, ведь домик разламывался не моими стараниями.
— Это не упрек, месье Петров, а просто переосмысление вашей роли. Сейчас я уже по-другому смотрю на предстоящий поединок за обладание пока еще вашей волшебной палочкой. И мне кажется, вы тоже должны взглянуть на него с неочевидной вам стороны.
— Вы хотите сказать, что никакого выбора у меня не было, нет и не будет?
— Да, хотел бы, но не могу, потому что определить наилучший вектор развязки узла напряжение ни у меня, ни у вас возможности нет. Тут нужны гоблинские пророки, хотя не факт, что даже у них получится. Вы как никто другой должны понимать всю сложность энергетических структур, возникших благодаря концентрации самых разных энергий — начиная с энергии творения и закачивая пресловутым информационным полем больших популяции разумных. Наука об этих явления знает крайне мало и при этом, как всегда, старается отрицать то, чего не понимает. Вы слышали выражение, что города бывают живыми, имеют свой характер и особенности?
— Мне казалось, что это поэтическое допущение, — озвучил я первое, что пришло в голову, при этом понимая, что уподобляюсь тем, кто отрицает существование энергии творения.
— Возможно, но я не привык списывать все странности на случайное стечение обстоятельств. Я верю в живую и даже относительно разумную душу Женевы и в то, что она способна себя защищать.
Если честно, от подобных мутных заявок не менее мутного типа у меня уже, как говорится, ум за разум зашел.
— К чему вы ведете, месье Жаккар?
— К тому, что вы должны понять — от вас зависит очень многое, — как-то даже зловеще заявил ректор.
— Думаете, я могу управлять процессом?
— Думаю, что понимание важности вашей миссии поможет не испортить все окончательно.
А вот теперь на меня смотрел очень жесткий и опасный человек, каким и был скрывавшийся за различными масками чародей. Вот почему нельзя прямо сказать, мол, отдай палочку эльфам или мне, такому красивому? Загрузил, сволочь, башку и сейчас, на самом интересном месте наверняка отправит восвояси.
— Не смею вас больше задерживать, месье Петров. Надеюсь, вы обдумаете мои слова и придете к правильным выводам.
С напрочь фальшивой улыбкой я поднялся с кресла и, вежливо кивнув, пошел к лифтовой двери. При этом подумал о том, что плевать я хотел на все выводы и ничего переосмысливать не собираюсь. Если ректор прав, то, являясь катализатором, я всего лишь запущу цепочку событий, которая и без моего понимания сути происходящего приведет к нужным результатам. С другой стороны, где-то внутри стало легче от понимания, что проблема не в одном невезучем придурке, вечно влипающем в неприятности, просто судьба у меня такая — оказываться там, где мне быть совершенно не хочется, и при стечении обстоятельств, которые меня абсолютно не устраивают.
И все же этот бородатый манипулятор добился своего, и я весь день ходил загруженный ненужными мыслями. Даже на тренировках получил нагоняй за невнимательность. А вечером вдруг вспомнил о предложении психолога. Почему-то возникла потребность в том самом понимании, на которое Тихие, по словам Ивет, способны как никто другой.
Мадемуазель Дидион удивилась, услышав мою просьбу, несмотря на то что сама же все это и предложила. Особых приготовлений для посещения Палат тишины не понадобилось, мы просто немного прогулялись по парку, а затем вышли к такому же особнячку, как и все остальные, разбросанные по территории академии. Разница была лишь в том, что вокруг этого здания были разбиты цветочные клумбы, порой совмещенные с грядками. На первый взгляд, больше всего это собрание людей напоминало какую-то секту антиурбанистов, погрузившихся в живую природу. Даже наряды у них были очень своеобразные. Одетые в мешковатые портки и просторные рубахи хуманы разного пола и возраста неспешно ковырялись в грядках, и не было похоже, что это занятие как-то их тяготит.
— А мне казалось, что Палаты тишины находятся глубоко под землей, — тихо сказал я стоящей рядом Ивет.
— Под этим зданием есть еще несколько этажей. А зачем ты шепчешь? — тоже шепотом, но с явной поддевкой спросила девушка. — Они прекрасно слышат и то, что ты говоришь, и то, чего не говоришь.
На меня никто не стал оглядываться. Все вели себя так же, как и прежде. Мы прохаживались по тропинкам между клумбами. Ивет иногда кивала знакомым. Я не чувствовал, чтобы кто-нибудь лез мне в мозги. В голове не звучали чужие голоса, но при этом ощущение было очень необычным. Сначала жутко напрягало то, что кто-то слышит мои мысли, даже самые потаенные. Попытка сдерживать себя напоминала мучения с переполненным мочевым пузырем. А затем вдруг пришло понимание, что никто не бросается спорить со мной, переубеждать или упрекать в постыдных и непозволительных помыслах. Даже не было косых взглядов. И когда я осознал это, мысли потекли более плавно, и пришло понимание многих вещей, которые я даже осознать до конца не мог. Словно избавившись от лишнего давления, получилось упорядочить накопившийся в голове бардак.
Ивет явно что-то прочитала в моих глазах и произнесла с какой-то непонятной, но явно одобрительной интонацией:
— Я знала, что ты именно такой.
— Какой? — тут же напрягся я.
— Без накопленной злобы и предубеждений. Даже я дольше свыкалась с мыслью, что кто-то узнает мои страшные тайны, а ты быстро принял все как данность и даже сумел найти в ситуации пользу для себя.
Я так и не придумал, что сказать в ответ. Дальше мы пошли молча и вели себя практически неотличимо от тех, кто жил в этом месте.
Глава 7
Я опасался, что мой последний день в академии будет тянуться подобно улитке — наполненный дурными предчувствиями и судорожными попытками наверстать то, что недоделано за целый месяц. Но все оказалось совсем иначе — практически весь день с перерывами на прием пищи я провел в спортивном комплексе, где мы с Порывом не столько занимались, сколько обсуждали нюансы боевой магии. А вечером, на финальной тренировке мне предстояло пройти необычное испытание, можно сказать сдать выпускной экзамен, и провел его совсем не Порыв.
После ужина и короткого отдыха я вернулся в спорткомплекс, а когда вошел в зал, то напряженно замер прямо на пороге. Почти все зрительские места были заполнены детишками, а место в центре арены пустовало. Зато я увидел в дальней ее части одетого в фехтовальный костюм и пока еще удерживающего шлем под мышкой радостно улыбающегося Анри. Учитель тоже был здесь, но он занял место своего помощника за кафедрой. Луи стоял рядом и загадочно улыбался.
Что-то они все слишком радостные, и это как-то тревожно. В принципе, мне было понятно, что здесь намечается. Так и не определившись с тем, как я отношусь к спаррингу с парнем почти в два раза моложе меня, но куда круче в обращении с волшебной палочкой, я быстро спустился по лестнице и вышел на арену. Зал взревел восторгом, что еще больше выбило меня из равновесия. А в академии, оказывается, обитает куча народа.
Добавив в свою ухмылку зловещего наполнения, Анри нахлобучил на голову шлем и резко встал в классическую позицию магического фехтовальщика. Мне пришлось последовать его примеру и тут же начать разгонять руны для плетения первого мобильного щита. Никто не собирался давать мне поблажек — тут же в мою сторону метнулась какая-то зеленая змейка. Точнее, это был зеленоватый сгусток пламени, двигающийся по спирали, что сильно усложняло попытки его нейтрализации. В принципе, я и не пытался, просто, заметив, что никакого хаоса в движении спирали нет, сделал два шага вперед, попадая в промежуток завихрений, и просто позволил плетению Анри обойти меня и врезаться в защитное поле за спиной. Впрочем, можно было бы догадаться, что неуправляемое плетение в исполнении человека, который тренируется практически с пеленок, — это не слабость, а прикрытие чего-то более сложного. Так оно и оказалось. Лишь по искажению воздуха я понял, что энергия расходится от парня веером в моем направлении, а затем песок на арене спекся в нескольких точках, и между раскаленными стеклянными блинами заплясали толстые жгуты молнии. Пришлось сделать круговую защиту, которую теперь уже вполне управляемые разряды вспороли, как острая бритва подушку. Опять сработали аурные заменители защитных артефактов в костюме, погасив большую часть урона. Но это, как оказалось, далеко не все. Анри не дал мне возможности даже начать переход в контратаку. Практически бесхитростный кинетический удар отшвырнул меня к ограждению, а затем сверху накрыло какой-то сетью с силовыми нитями, и мое тело буквально распласт