Уже выводит имя — знак Судьбы!
Напрасно все: и слезы, и мольбы.
О, затхлый гнет промозглых подземелий!
О, мрачный ужас мхом поросших келий!
Бездушность камня! Ветхость хладных стен!
Томящей скорби добровольный плен!
Гробницы, пред которыми смиренно
Сонм девственниц коленопреклоненно
Льет токи слез на бдениях ночных
Под взорами безрадостных святых.
Уж я не та... Угаснул прежний пламень,
Но все ж душа не обратилась в камень.
Мне мир — не мир и райский свет — не свет,
Когда со мною Абеляра нет.
Посты, молитвы до конца не властны
Соперничать с моей природой страстной.
Мятежной воли тлеющий костер
Душой моей владеет до сих пор.
Твое письмо с какой-то чудной силой
Минувшие страданья воскресило.
В смятении, исполненная грез,
Я не могла сдержать невольных слез.
Читала, и опять передо мною
Несчастья проходили чередою;
Все горькие мытарства прежних дней
Вновь оживали в памяти моей.
Мне грезилось то жаркое веселье,
То мертвый холод монастырской кельи,
Где, вспыхнув, тотчас угашалась вновь
Прекраснейшая из страстей — Любовь!
И все ж пиши! О самом горьком! Дабы
Твою печаль я разделить могла бы.
Сего не отвергает даже рок —
Ужели милый более жесток?
Жалеть ли слез? Бояться ли страданий?
Любовь зовет не сдерживать рыданий.
Удел один! Иного не сыскать —
Читать и плакать, плакать и читать!
Делись своими бедами! Любую
Беду охотно на себя приму я.
Ведь смысл письма — иного не найду
Унять тоску попавшего в беду
Любимого и разрешить от боли
Любимую, скорбящую в неволе.
В их шепоте, в их зове, в их крови —
Тепло их веры, эхо их любви!..
Запретные сердечные желанья...
О, не таись! Не умножай страданья!
Без промедленья тишину нарушь,
Ускорь общенье разлученных душ!
Ты знаешь, сколь невинная, впервые
Я шла на те свиданья роковые,
Где под личиной Дружества меня
Настигла власть Любовного огня.
Ты для меня был словно ангел света.
Прекрасномудрой нежностью согрета,
В сиянии твоих бездонных глаз
Нездешний день я зрела всякий раз;
В твоих речах чудесно проступало
Божественное, высшее начало.
А я?.. Тебе внимая без помех,
Я научилась ненавидеть грех.
Ты для меня был верхом совершенства!..
О, как скучны небесные блаженства
В сравненье с той несбывшейся судьбой,
В которой ты со мной и я с тобой!
Когда меня со свадьбой подгоняли,
Я отвечала, что земной морали
Нет места там, где царствует любовь,
И лишь любви ничто не прекословь!
Нет ничего, что б с ней могло сравниться,
Любовь — крылата и вольна, как птица!
Пускай замужних ждет и честь и власть;
Тем, кто изведал подлинную страсть,
Уж не нужны ни почести, ни слава...
Для любящих все это вздор... и, право,
Бог неспроста всегда так грозно мстил
Тому, кто осквернил священный пыл
Благой любви, тому, кто в ней на деле
Не видел высшей и последней цели!
И если бы у ног моих в пыли
Лежал великий Властелин земли,
Суля мне трон и все свои владенья,
Я бы отвергла их без сожаленья.
Что радости быть равной королю?
Нет, дайте мне того, кого люблю!
И пусть я буду тайною женою,
Мне все равно — когда мой друг со мною,
Когда неразделимы я и он,
Когда любовь — свобода и закон!
О, как тогда все полно и прекрасно!
В груди — ни страхов, ни тревоги страстной,
Мысль слышит мысль, мечта влечет мечту,
Тепло — в другом рождает теплоту;
Сердца напоены блаженным светом...
О, это счастье! (Если в мире этом
Возможно счастье.) Это божий дар!
И некогда наш жребий, Абеляр!
Но как все изменилось! Боже правый!
Любовник связан, обнажен, кровавый
Удар неотвратим! О, козни зла!
Ах, Элоиза, где же ты была?
О, что же ты мольбами или силой
Злодеев этих не остановила?!
С бесплодным гневом днесь гляжу назад...
Об остальном пусть слезы говорят!
Ты помнишь день, когда, застыв в печали,
Как жертвы мы пред алтарем лежали?
Ты помнишь плач мой горестный, когда,
Со всем мирским прощаясь навсегда,
Я хладными губами целовала
Распятье и святое покрывало?
Ты помнишь, как померк лампадный свет,
Когда в слезах давала я обет?
Святые с недоверием безмерным
Внимали обещаньям лицемерным.
Ведь даже в сем священнейшем из мест
Я на тебя смотрела — не на Крест;
Твою любовь как благодать звала я,
Лишь в ней одной спасенье прозревая.
Утешь меня! Молю тебя, приди!
Дай вновь припасть к возлюбленной груди,
Прижаться к сердцу, чувствовать устами
Твои уста, влюбленными очами
Пить яд твоих возлюбленных очей,
Внимать блаженной музыке речей!
Всем, чем владеешь ты, делись со мною
И разреши домыслить остальное...
Ах, нет! Учи меня благам иным!
Иную даль открой глазам моим,
Вдохни мне в душу красоту иную,
Влеки меня к Тому, кто одесную
Всевышнего на небесах царит —
В любви к нему да будешь ты забыт!
О пастырь мой, воззри по крайней мере
На тех, кого ты сам подвигнул к вере;
На тех из нас, кто с отроческих лет
Бежит греха, оставя лживый свет.
Твоим трудом был возведен в пустыне
Сей монастырь — вместилище Святыни.
Все скромно здесь: даяньями сирот
Не разукрашен безыскусный свод;
Не блещут изумрудами гробницы,
И лишь молитва к небесам стремится.
Здесь не найдешь святых из серебра,
Завещанных со смертного одра;
Богатством здесь не подкупают Бога;
Все — сдержанно, молитвенно и строго.
Полна значенья наша тишина,
Как будто Вечность в ней заключена.
А в гулких арках — мрак; о, как он страшен!
На стенах — мох; с остроконечных башен
Свисает плющ; сквозь узкое окно
Струится тусклый свет; уже давно
Нездешней Славы трепетные блики
Не падают на сумрачные лики.
Одни стенанья да печаль кругом...
Молюсь, а тайно мыслю о другом.
Но почему, ответь, наставник милый,
В мольбах других должна я черпать силы?
Приди, мой брат, мой муж, отец и друг!
Приди и разреши меня от мук!
Любимый мой, молю, приди скорее
И снова назови меня своею!
Поверь, ни шелест сосен на ветру,
Ни блеск ручьев, подобный серебру,
Ни эхо гротов, ни глухие стоны
Ночного ветра, треплющего кроны
Раскидистых дубов, ни рябь озер
Не тешат слух, не услаждают взор,
Не облекают душу светом веры...
Я вижу только мрачные пещеры,
Могилы и пустые островки;
Сия земля — прибежище Тоски,
Держава леденящего Покоя...
Я чувствую дыханье колдовское
На каждой травке, на любом цветке,
Все сопричастно гибельной Тоске!
И все ж навек в плену такого края
По воле рока пребывать должна я.
Лишь в смерти зрю спасительный исход
Из круговерти бедствий и невзгод.
Но телу моему и по кончине
Придется гнить в проклятой здешней глине;
Здесь, навсегда избыв и страсть и страх,
Из праха встав, я возвращусь во прах.
Ты верил мне, тогда еще не зная,
Что в жизни сей лишь дольнему верна я.
О небо, помоги! Но этот стон
Смиреньем иль отчаяньем рожден?
Моя душа, скорбящая во храме,
Досель полна запретными огнями.
Не грех пытаюсь выплакать в мольбе, —
Мой Абеляр, я плачу о тебе.
Стыдясь свершенных мною преступлений,
Я втайне жажду новых наслаждений.
Забыть тебя, покаяться я тщусь,
А через миг опять к тебе влекусь.
Стараюсь предпочесть стезю другую,
Но ничего поделать не могу я.
Преступник бесконечно мной любим,
Как прокляну содеянное им?
Любя творца, сужу ль его деянья?
Как отделю любовь от покаянья?
Как откажусь от страсти, если в ней
Все существо, вся жизнь души моей?
Чтоб мир стяжать, мне нужно восхищаться,
Отчаиваться, сострадать, смущаться,
Надеяться, таиться, презирать,
Негодовать и снова обожать.
Но нет! Пусть небо отберет все это!
Пускай совсем лишусь мирского света!
Приди и послушанью научи;
Вдохни мне в душу кротости лучи,
Дай сердцу силу самоотреченья,
Да отрешусь греховного горенья;
Пускай не ты, но Бог владеет мной,
Единый твой соперник неземной!
О, как светла судьба невест Христовых
Земных забот ниспали с них оковы!
Невинностью лучатся их сердца,
Молитвы их приятны для Творца.
Дни отданы размеренной работе;
Желания, как в сладостной дремоте,
Безбурны, целомудренны, ясны;
Рыданья тайной радостью полны.
Им Ангелы нашептывают грезы;
Для них в Раю цветут святые розы;
Им крылья серафимовы точат
Свой неотмирно-нежный аромат;
Их провожают звоном погребальным,
И девы в белом с пением венчальным
Их вводят в Горний Иерусалим,
И се Жених грядет навстречу им.
Но мне иные грезятся виденья;
Иной восторг, иные наслажденья!
Вотще смиряюсь — на исходе дня
Воображенье мучает меня.
Когда сознанье спит, душой покорной
Вновь утопаю в страсти необорной.
Плоть жаждет ласки! О, ночной кошмар!
Как вожделен, как сладок грешный жар!
Я забываю стыд и послушанье,
Вся трепеща от страстного желанья.