– Я уверен, что твой напарник был убит, – не сдавался я.
Вашингтон покачал головой:
– Не надо повторять, я понял, что ты сказал. Но кто? Кто, по-твоему, мог его убить?
– Тот же самый человек, который убил моего брата. – Я замолчал и держал паузу до тех пор, пока полностью не завладел вниманием собеседника. – Мой брат был полицейским и работал в Денвере, в отделе ППЛ. Его убили примерно месяц назад. Сначала местная полиция решила, что он застрелился, но я начал собственное расследование – и вот я здесь. Я действительно репортер, но сейчас это не важно. Важно то, что дело, которое привело меня сюда, касается их обоих – моего брата и твоего напарника.
Вашингтон нахмурился так сильно, что кожа, собравшись на лбу в крупные морщины, образовала черную галочку. Не произнося ни слова, он смотрел на меня, и мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы выдержать его взгляд. Объяснять ничего не требовалось – мы находились на высшей точке перевала, и Вашингтон решал, спускаться ли ему вместе со мной или спустить самонадеянного репортеришку вниз одного.
Наконец детектив отвел глаза и откинулся на спинку стула, потом достал из внутреннего кармана пачку сигарет и закурил, используя стоявшую возле стола жестяную корзину для бумаг вместо пепельницы. Выдыхал он вверх, сильно запрокидывая голову назад, и синеватые клубы дыма медленно закружились под потолком.
Вашингтон наклонился ко мне через стол и произнес:
– Я пока что не уверен: а вдруг ты все-таки псих? Есть у тебя какое-нибудь удостоверение?
Перевал остался позади, и мне впору было ликовать. Я достал бумажник и протянул Вашингтону водительские права, пресс-карту и пропуск в Управление полиции Денвера. Детектив внимательно просмотрел их, но я уже знал, что он готов выслушать меня. В обстоятельствах смерти его напарника действительно было нечто необычное, что могло заставить Вашингтона разговаривать с репортером, которого он видел впервые.
– Ну ладно, – сказал он, возвращая мне документы. – Пожалуй, твои бумажки в порядке, но это еще не означает, что я собираюсь верить каждому твоему слову.
– Разумеется, нет, но мне почему-то кажется, что ты уже готов поверить.
– Послушай, как тебя там? Джек… Ты собираешься рассказывать, в чем дело, или нет? Не думаешь ли ты, что раз кое-что осталось неясным лично для меня, то я буду… Кстати, что тебе вообще известно об этом деле?
– Не много. Только то, что было в газетах.
Вашингтон раздавил сигарету о стенку корзины и бросил окурок на дно.
– Давай, Джек, выкладывай. Или, сделай мне такое одолжение, забирай свой компьютер и проваливай.
Заметки мне так и не понадобились. Я изложил все, что знал, не пропустив ни одной детали, потому что каждая из них накрепко запечатлелась в моей памяти. Мой рассказ занял примерно полчаса, и за это время Вашингтон выкурил еще две сигареты, однако ни одного вопроса так и не задал. Сигарету он держал по большей части во рту, так что кудрявый дымок, поднимаясь вверх, скрывал от меня его глаза, но для меня это не имело значения. Как и в разговоре с Векслером, я знал, знал почти наверняка, что в глубине души Вашингтон с самого начала не поверил в версию о самоубийстве напарника.
– Если хочешь, могу дать телефон Векслера, – закончил я. – Он подтвердит, что каждое мое слово – правда.
– Не нужно. Если он мне понадобится, я найду твоего Векслера сам.
– Ты ни о чем не хочешь меня спросить?
– Сейчас – нет.
Он смотрел на меня и молчал.
– И что ты собираешься делать дальше?
– Собираюсь все это проверить. Где ты остановился?
– В отеле «Хайатт», на набережной.
– Хорошо. Я тебе позвоню.
– Э, нет, детектив Вашингтон, так не пойдет.
– В каком смысле?
– Я не для того пришел сюда, чтобы сообщить все, что мне известно, а потом спокойненько вернуться к себе в номер. Мне тоже нужна информация, и я хочу задать несколько вопросов о детективе Бруксе.
– Послушай, сынок, ни о чем подобном мы не договаривались. Ты явился ко мне добровольно и по собственной инициативе выложил то, что знал. Никаких обязательств…
– Только не надо снисходительно называть меня сынком и относиться ко мне так, словно я какой-нибудь неотесанный чурбан из захолустья. Я кое-что дал тебе и теперь хочу кое-что получить взамен. Если ты думаешь, что я намерен делиться информацией безвозмездно, то ошибаешься.
– Но, Джек, у меня пока нет для тебя ничего интересного.
– Ерунда! Можешь сидеть здесь хоть до завтра и врать сколько влезет, Безногий Ларри, но я уверен, что кое-что тебе известно. И мне тоже необходимо это узнать.
– Не терпится забацать статейку, на которую сбегутся тысячи других шакалов вроде тебя?
На этот раз я подался вперед так резко, что детектив невольно отпрянул.
– Я уже сказал, что дело не в статье, и повторю это снова, если ты не понял!
После этого я откинулся на спинку стула, и мы оба замолчали, глядя друг на друга через стол. Мне хотелось закурить, но своих сигарет у меня не было, а просить у Ларри я не стал. Затянувшееся молчание прервал один из детективов, которого я уже видел в общем зале. Он открыл дверь, заглянул внутрь и спросил:
– Все в порядке, ребята?
– Исчезни, Реццо, – проворчал Вашингтон.
Когда дверь за его коллегой закрылась, он сказал:
– Любопытствует. Впрочем, его можно понять… Ты ведь знаешь, что они там думают, а? Небось решили, будто ты пришел сознаваться, что пришил парнишку. Недавно была годовщина, а такие вещи иногда случаются. Думаю, моим сослуживцам будет интересно услышать, что ты здесь наболтал.
Я вспомнил о фотографии мальчугана, лежавшей в моем кармане. И сказал:
– Я сейчас проезжал мимо парка и видел под деревом цветы.
– Там всегда цветы, – откликнулся Вашингтон. – Родители часто бывают на этой поляне.
Я кивнул, внезапно почувствовав нечто похожее на стыд. Напрасно я взял фотографию. Впрочем, сознаваться в этом я не собирался. Сейчас мне было гораздо важнее знать, как поведет себя Вашингтон. Детектив как будто немного успокоился, во всяком случае лицо его выглядело уже не таким напряженным и жестким.
– Вот что, Джек, – промолвил он наконец. – Мне придется кое-что проверить и как следует все обдумать. Если я обещал позвонить, значит позвоню. Возвращайся в отель, отдохни, поешь. Я свяжусь с тобой часа через два. Как бы оно там ни повернулось…
Неохотно кивнув, я поднялся из-за стола. Вашингтон неожиданно протянул мне через стол правую руку, и я неуверенно пожал ее.
– Чертовски ловкая работа, Джек. Для репортера, конечно.
Я подхватил на плечо сумку с компьютером и вышел. Копов в общем зале прибавилось, и все они смотрели на меня. Я надеялся, что пробыл в комнате для допросов достаточно долго, чтобы меня не приняли за чокнутого.
На улице похолодало еще сильнее, а с серого неба валил густой снег. Чтобы поймать такси, понадобилось без малого четверть часа. На пути в гостиницу я попросил водителя остановиться на углу Кларк-стрит и Висконсин-авеню. Выскочив из машины, я, высоко поднимая ноги, побежал по снежной целине к знакомому дереву. Мне нужно было вернуть фотографию на место.
Глава 12
Безногий Ларри продержал меня прикованным к молчащему телефону чуть ли не до вечера. В пять часов я начал звонить сам, но не застал его ни в Третьем участке, ни в городском управлении полиции. Секретарша убойного отдела категорически отказалась сообщить мне местонахождение детектива Вашингтона или связаться с ним по пейджеру. В шесть часов, когда я уже почти смирился с тем, что меня использовали и выбросили вон, в дверь номера кто-то постучал. Это был Вашингтон собственной персоной.
– Привет, Джек, – заявил он с порога, не заходя внутрь. – Пойдем прокатимся.
Свой автомобиль детектив оставил на дорожке, предназначенной для подъезда к отелю машин муниципальных и гостиничных служб, предусмотрительно воткнув между приборной доской и ветровым стеклом полицейский пропуск, так что никаких недоразумений не возникло. Мы забрались в салон. Переехав по мосту через реку, Вашингтон свернул на север по Мичиган-авеню. Насколько я мог судить, снегопад был в самом разгаре, и по обеим сторонам дороги высились свежие сугробы. Многие автомобили, которые попадались нам навстречу, покрывала снежно-ледяная корка трехдюймовой толщины. В салоне нашей машины, несмотря на включенный на полную мощность обогреватель, было все еще холодно, и дыхание вырывалось у меня изо рта и ноздрей струйками пара.
– Там, откуда ты приехал, наверное, много снега, – нарушил молчание детектив.
– Да.
Вашингтон пытался завязать светскую беседу, мне же не терпелось поскорее узнать, что он хочет сказать непосредственно по делу, однако торопить его я не решался. С моей стороны было бы намного благоразумнее позволить Ларри вести себя так, как он привык. Репортер во мне мог обождать и задать свои вопросы потом.
Вашингтон свернул на запад, и мы начали удаляться от озера по Дивижн-стрит. Великолепная миля, Золотой берег и другие элитные районы остались позади, а выстроившиеся вдоль улицы дома стали ниже и скромнее. Покосившиеся, облупленные, закопченные, они явно нуждались в ремонте. Я предположил, что мы, должно быть, направляемся к школе Сматерса, но спрашивать не стал, а Вашингтон продолжал хранить молчание.
Вскоре стало совсем темно. Мы проехали под железнодорожным мостом и вскоре миновали школу. Вашингтон указал мне на нее и прищелкнул пальцами:
– Вот здесь учился Бобби. В годовщину исчезновения мальчугана я приехал сюда с утра и целый день бродил вокруг. Просто на всякий случай. Иногда ведь бывает, что через определенный срок убийца возвращается на место преступления.
– Ну и как? Удалось что-нибудь выяснить?
Вашингтон потряс головой и снова погрузился в задумчивое молчание.
Около школы мы так и не остановились. Если Безногий Ларри и хотел, чтобы я ее увидел, то показал мне здание лишь мельком. Машина продолжала мчаться на запад, не снижая скорости, и вскоре мы очутились в кварталах, застроенных одинаковыми кирпичными домами, которые показались мне заброшенными. Так, оно, собственно, и было: здания, находившиеся в общественной собственности, ветшали слишком быстро, и оставаться в них жить можно было только от отчаяния. Темные, массивные силуэты, едва видимые на фоне черно-синего неба, со всех сторон обступили нас, и я подумал, что за годы своего существования сами дома каким-то образом стали похожи на тех, кто в них когда-то жил.