– У нас не зарегистрирован абонент Дэниел Бледшоу, – ответил мне оператор. – Но зато есть две компании – «Бледшоу: страхование жизни» и «Бледшоу: частные расследования».
– В таком случае дайте, пожалуйста, их телефоны и, если можно, адреса, – попросил я.
– Они занесены в различные разделы и имеют разные номера телефонов, но зарегистрированы по одному и тому же адресу в Феллс-Пойнте, – объявил оператор после непродолжительной паузы. – Вы записываете?
Он сообщил мне все необходимые сведения, и я тут же перезвонил по второму номеру.
Трубку взяла секретарша:
– Компания «Бледшоу: частные расследования», чем могу помочь?
– Позовите, пожалуйста, Дэна.
– Извините, но это невозможно.
– Вы не подскажете, во сколько он появится?
– Мистер Бледшоу на месте, но он очень занят с клиентом и велел ни с кем его не соединять, буквально десять минут назад позвонил мне. К сожалению, я не могу вам сказать, когда именно шеф освободится и не уйдет ли сразу после того, как закончит переговоры, – я не знаю его расписания на сегодня.
Феллс-Пойнт оказался небольшим мысом, расположенным к востоку от внутреннего порта Балтимора. По дороге туда я наблюдал из окна взятой напрокат машины, как отели и магазины для туристов понемногу уступают место неуклюжим трактирам и лавкам, на смену которым в свою очередь пришли крошечные кирпичные строения и итальянские кварталы «Маленького Палермо». На здешних улочках асфальт был настолько разбит, что из-под него проглядывала брусчатка, а порывы ветра доносили сюда соленый запах моря, смешанный с вонью сахарного заводика, выстроенного в незапамятные времена на противоположном берегу бухты. Компании «Бледшоу: страхование жизни» и «Бледшоу: частные расследования» занимали одноэтажное кирпичное строение барачного типа на углу Кэролайн-стрит и Флит-стрит.
Мои часы показывали самое начало второго. На дверях скромного офиса Бледшоу я обнаружил табличку в форме пластмассового циферблата с подвижными стрелками и надписью: «Буду на месте в…» Стрелки были установлены на один час ровно, но дверь была еще заперта. Не заметив никого, кто торопился бы к зданию, я решил в любом случае дождаться Бледшоу. Собственно говоря, у меня просто не было выбора.
Чтобы скоротать время, я прошелся по Флит-стрит, купил себе баночку кока-колы и вернулся к машине – с водительского сиденья был хорошо виден вход в офис Бледшоу. Прошло минут двадцать, прежде чем я увидел мужчину средних лет с черными как смоль волосами и небольшим брюшком, выпирающим из-под расстегнутого пиджака. Слегка прихрамывая, он приблизился к дверям, отпер замок и вошел внутрь. Тогда я выскочил из машины и, подхватив сумку с ноутбуком, последовал за ним.
Офис «Бледшоу: частные расследования» здорово смахивал на врачебный кабинет. Единственное, чего я не мог понять, так это что за врач такой решил заняться частной практикой в таком районе. Имелась здесь и крошечная приемная, и конторка, за которой, должно быть, сидела медрегистраторша, записывающая пациентов. Окно с полупрозрачным, как в душе, стеклом оказалось закрыто. Даже колокольчик, звякнувший у меня над головой, как только я вошел, был на месте, однако, поскольку на его сигнал никто не отреагировал и не кинулся мне навстречу, я получил возможность оглядеться по сторонам.
В приемной стояли старый диван и крохотный журнальный столик – более ничего в это ограниченное пространство втиснуть было просто невозможно. На столике я обнаружил самые разные журналы, но все – полугодовой давности. Я собирался уже окликнуть хозяина или постучаться в дверь, ведущую собственно в кабинет, когда откуда-то из глубины помещения донесся голодный рев спускаемой в унитазе воды, а за полупрозрачным стеклом мелькнула тень. Дверь слева от меня распахнулась, и я увидел давешнего брюнета. На его верхней губе красовалась тонкая линия усиков, напоминавшая проселок на крупномасштабной карте.
– Чем могу быть полезен?
– Дэниел Бледшоу?
– Он самый.
– Меня зовут Джек Макэвой. Я хотел бы задать вам несколько вопросов о Джоне Маккаферти. Не исключено, что мы сможем оказаться полезны друг другу.
– Но Джон Маккаферти давно умер. – И он подозрительно посмотрел на мою сумку.
– Это всего лишь ноутбук, – пояснил я. – Можно тут где-нибудь присесть?
– Ладно, пошли.
Я проследовал за ним по недлинному коридору, в который выходили еще три двери, расположенные с правой стороны. Бледшоу открыл первую из них, и мы оказались в кабинете, отделанном дешевым ламинатом, имитирующим клен. На стене висели лицензия в рамочке и несколько фотографий, на которых Дэн снялся в полицейской форме. Все, вместе взятое, выглядело столь же нарочито слащаво, сколь и эти его дурацкие усики, отпущенные по последней моде, однако я решил не отвлекаться на мелочи. Имея дело с полицейскими, я привык к тому, что внешность может оказаться обманчивой; то же самое, по всей вероятности, относилось и к бывшим полицейским. Я знал в Колорадо-Спрингс нескольких копов, которые, наверное, и по сию пору носили бы дурацкие серо-голубые спортивные костюмы из полиэстера, если бы промышленность не перестала их выпускать. И тем не менее это были самые лучшие копы, самые грамотные и умелые профессионалы в тамошнем полицейском управлении.
У меня почему-то сложилось впечатление, что точно таким же образом обстоит дело и с Бледшоу.
Хозяин кабинета тем временем уселся за облицованный темным пластиком стол, и я подумал, что это, безусловно, была не самая дорогая вещь из тех, что мог предложить магазин подержанной офисной мебели. На блестящей столешнице я без труда разглядел наслоения древней пыли, возможно еще оставшейся от прежних владельцев.
Опустившись в кресло напротив бывшего копа, я заметил, что он внимательно наблюдает за моей реакцией.
– Здесь была частная клиника, но владелец ее отправился в тюрьму за то, что делал незаконные аборты, – пояснил Бледшоу. – Я снял эту контору и даже не стал особенно прибираться. Для меня не имеет значения, как это все выглядит со стороны и сколько пыли скопилось в углах; всю свою работу я делаю по телефону – продаю страховые полисы полицейским. В случае, если клиенту требуется помощь частного детектива, я сам выезжаю к нему, так что посетителей тут сроду не бывает. Вернее, изредка появляются какие-то типы, которые пользуются старой телефонной книгой и не знают о происшедших переменах, но я их внутрь не пускаю. Ладно, а теперь выкладывайте, что вам от меня нужно?
Я изложил ему историю о смерти своего брата, а потом рассказал о Попрыгунчике Джоне из Чикаго. Выражение недоверия на лице Бледшоу сменилось сначала скептицизмом, а потом отвращением, но я упорно продолжал говорить, хотя и было очевидно: еще десять секунд, и меня просто вышвырнут вон.
– Что это за бред собачий? – внезапно спросил Бледшоу. – Кто вас подослал?
– Никто. Просто у меня такое чувство, что я опережаю ребят из ФБР приблизительно на один день. Завтра они обязательно явятся сюда с теми же вопросами, и я решил, что, возможно, вам лучше сначала поговорить со мной. Видите ли, я очень хорошо понимаю, что вы чувствуете, ведь мы с Шоном были не просто братьями – мы были близнецами, а я слышал, что напарники-полицейские, особенно если они много лет работают над расследованием убийств, постепенно тоже становятся как родные братья…
Я замолчал. У меня в рукаве не осталось ничего, кроме последней козырной карты, но, чтобы пустить ее в ход, я должен был дождаться подходящего момента. Бледшоу тем временем слегка поостыл, и мне даже почудилось, что его гнев понемногу уступает место смущению.
– И что вы конкретно хотите от меня?
– Расскажите мне про записку. Я хочу знать, что Маккаферти написал перед смертью.
– Там не было никакой записки. Не было, и точка!
– Но вдова погибшего утверждает, что видела его последнее письмо.
– Вот с ней и потолкуй. А меня оставь в покое.
Он перешел на «ты», и я тоже не стал особо церемониться:
– Ну уж нет, зря я, что ли, в такую даль ехал. Выслушай меня, Бледшоу, а потом уже решай, как поступить. Убийца, кем бы он ни был, каким-то образом заставляет своих жертв набросать одну-две строчки в качестве прощального послания. Я не знаю ни каким способом он этого добивается, ни почему детективы не сопротивляются ему, однако это можно считать доказанным. И каждый раз преступник непременно использует строки из какого-нибудь стихотворения, написанного Эдгаром Алланом По.
Я опустил руку, расстегнул сумку и, достав оттуда толстый том По, положил его на стол между нами, чтобы Бледшоу мог его видеть.
– Я уверен, что твой напарник был убит. Когда ты вошел в комнату, это выглядело как самоубийство, но именно так все и было задумано. Та записка, которую ты уничтожил… Я готов поспорить на пенсию вдовы, что на том клочке бумаги, который ты сжег, съел, разорвал на мелкие кусочки или выбросил в канализацию, была строка из стихотворения По – и она наверняка есть в этой книге.
Бледшоу посмотрел на увесистый том, потом перевел взгляд на меня.
– Я думаю, Дэн, что ты считал себя очень обязанным Маккаферти, если решился рискнуть карьерой ради его вдовы. Ты очень благородный человек.
– Ну а толку-то? Много мне это дало? Дерьмовый офис и дерьмовую лицензию на стене. И сижу я в той самой комнате, где врачи вырезали из баб нерожденных детей. Очень это, по-твоему, возвышенно и благородно?
– Сдается мне, что большинство полицейских в городе по достоинству оценили твой поступок, иначе ты не продал бы ни одной страховки. Ты многое сделал ради своего напарника. Так не останавливайся же на полпути!
Бледшоу отвернулся от меня и поглядел на одну из фотографий на стене. Там были изображены он сам и еще один коп. Оба широко улыбались, положив друг другу руки на плечи. Я мельком подумал, что снимок, должно быть, сделан в одном из местных полицейских баров в те дни, когда все вокруг казалось прекрасным и вечным.
– «И порвана связь с горячкой, что жизнью недавно звалась», – проговорил Бледшоу нараспев, так и не оторвав взгляда от фотографии.