м.
– В том, что ты только что сказала, мне чудится какое-то несоответствие. Ты считаешь, что это… противоречие угнетало Глэддена, висело на нем тяжким грузом. Однако сдается мне, что того парня, которого мы сейчас выслеживаем, абсолютно ничего не смущает. Да и совести у него не больше, чем, скажем, у Гитлера.
– И ты не ошибаешься. Но и я тоже сказала правду. Просто, к сожалению, – и мы не раз с этим сталкивались, – данная порода хищников имеет опасное свойство эволюционировать, изменяться. Без соответствующего лечения, без сильнодействующих лекарств или того же гипноза человек вроде Уильяма Глэддена со временем неизбежно превращается в чудовище, подобное нашему Ворону. Дело в том, что люди имеют обыкновение меняться, и перемены эти не всегда к лучшему. После собеседования с нами Глэдден провел в тюрьме еще один долгий год и сумел добиться того, что его дело и впрямь пересмотрели. Он довел до конца большую работу, что и позволило ему в конечном итоге выйти на свободу. Заключенные в тюрьмах обращаются с педофилами без всяких церемоний, с редкой жестокостью, поэтому при каждом удобном случае извращенцы образуют собственные кланы. И это относится не только к тем, кого удалось изобличить и посадить под замок. Нет ничего удивительного, что среди знакомых Глэддена оказались и Гомбл, и другие педофилы из Рейфорда. Мысль о том, что человек, которого я допрашивала несколько лет назад, превратился в убийцу, ныне известного нам как Ворон, не кажется мне невероятной. Я хорошо представляю себе, как это могло случиться.
Громкий взрыв смеха и аплодисменты, раздавшиеся в том углу, где шла игра в дартс, отвлекли мое внимание. Судя по всему, там чествовали чемпиона сегодняшнего вечера.
– Хватит о Глэддене, – решительно сказала Рейчел, когда я снова повернулся к ней. – А то меня от всего этого уже тошнит.
– Хватит так хватит, – не стал спорить я.
– А как насчет тебя?
– Мне тоже неуютно и, говоря откровенно, страшно.
– Нет, я хотела спросить, как идут твои дела. Ты уже позвонил своему редактору, порадовал старика?
– Чем это, интересно?
– Тем, что тебя взяли обратно в команду.
– Нет, я еще не звонил. Свяжусь с ним завтра утром и скажу, что на вторую статью пока что рассчитывать не приходится, но зато я снова прорвался к источнику и буду черпать информацию из первых рук.
– И как он это воспримет?
– Без особого восторга. Как минимум Гленн может потребовать, чтобы я все равно обеспечил его продолжением. В этом отношении газетный бизнес похож на паровоз. Когда вся пресса страны следит за развитием событий, нам приходится постоянно подбрасывать в топку все новые и новые статьи, чтобы поезд не замедлял ход. С другой стороны, я же не единственный сотрудник «Роки-Маунтин ньюс»! Пусть главный подключит к теме кого-нибудь еще. Правда, мои коллеги вряд ли сумеют накопать что-нибудь стоящее, а тем временем Майкл Уоррен отгрохает в «Лос-Анджелес таймс» еще одну эксклюзивную статью, и мне останется только утираться и пускать пузыри.
– Какие пузыри?
– Я же окажусь в дерьме по самую макушку.
– Ты циник, Джек.
– Я реалист.
– Не волнуйся, что Уоррен вновь тебя обойдет. Гордон… то есть тот, кто рассказал Майклу о нашей работе в прошлый раз, больше не посмеет сделать ничего подобного. С Бэкусом шутки плохи.
– Оговорка в духе Фрейда? Ну что ж, поглядим.
– Почему ты вдруг стал циничным, Джек? Я думала, что такими желчными бывают только копы, да и то ближе к пенсии.
– Наверное, я таким уродился. Тяжелый случай.
– Да уж.
Пока мы сидели в баре, на улице стало еще холоднее. Мне хотелось обнять Рейчел за плечи, но я знал, что она не позволит. Здесь, снаружи, было слишком много посторонних глаз, поэтому я даже и пытаться не стал. Уже на подходе к отелю я вспомнил одну историю и решил рассказать ее Рейчел.
– Знаешь, в старших классах школы непременно существует этакая, образно выражаясь, внутренняя телефонная линия, по которой распространяются все новости. Кто в кого втрескался, кто с кем танцевал и так далее. Тебе такое знакомо?
– Ну еще бы.
– Так вот, была у нас в школе одна девчонка, и я в нее влюбился. Я… словом, не помню, как все получилось, но слух об этом начал распространяться по такой вот внутренней сети. Что остается делать в подобных случаях? Только подождать, пока новости дойдут до предмета твоего обожания, а потом посмотреть, какой будет реакция. Словом, в конце концов сложилась такая ситуация, когда я точно знал, что она знает, что мне нравится. Ты понимаешь?
– Да. И что, девочка отвергла тебя?
– Нет, все оказалось намного сложнее. Собственно говоря, я сам виноват. Я был не слишком уверен в себе, и… не знаю, как лучше объяснить. В общем, дело было так: однажды я сидел на трибуне в спортзале; кажется, в тот день намечался баскетбольный матч, и зрители понемногу прибывали. И тут вдруг появляется эта девочка с подругой, и они вдвоем идут вдоль трибун в поисках свободного места. Я сразу понял, что сейчас решится моя судьба. Девочка заметила меня и помахала мне рукой… Сперва я застыл, словно парализованный. А потом… потом я обернулся и посмотрел назад, словно недоумевал, кого это она зовет.
– Ну, Джек, ты и лоханулся! – воскликнула Рейчел и улыбнулась, явно не принимая мою историю близко к сердцу, хотя сам я переживал из-за того, что случилось в тот день, на протяжении многих лет. – И чем же дело закончилось?
– Когда я опять повернулся к ней, девочка смотрела в другую сторону. Я ее смутил. Понимаешь, я вроде как был в нее влюблен, а когда она сделала шаг мне навстречу, никак не отреагировал. Хуже того, я на глазах у всех поставил ее в неловкое положение… После этого она начала встречаться с другим парнем и даже в конце концов вышла за него замуж. А я еще долго не мог забыть ее.
Последние несколько футов, отделявшие нас от крыльца гостиницы, мы преодолели в молчании. Я открыл Рейчел дверь и посмотрел на нее с растерянной и горькой улыбкой. Надо же, прошло столько лет, а я все еще переживаю тот свой давний промах.
– Вот такие пироги, – подвел я итог. – Это доказывает, что с самого начала я был циником, да и глупцом к тому же.
– С каждым из нас случалось в детстве что-то подобное, – откликнулась Рейчел таким голосом, словно не придала моему рассказу ровно никакого значения.
Мы медленно пересекли вестибюль. Ночной дежурный узнал нас и кивнул. Мне показалось, что за те несколько часов, что прошли с момента, когда я увидел портье впервые, его щетина успела подрасти и стала еще неопрятнее. У лестницы, ведущей на второй этаж, Рейчел остановилась и шепотом, чтобы не услышал клерк за стойкой, сказала, что мне не стоит подниматься к ней в номер.
– Мне кажется, Джек, нам лучше разойтись по своим комнатам.
– Но я могу, по крайней мере, проводить тебя.
– Нет, не нужно.
Она оглянулась на портье. Тот сидел, уткнув нос в какую-то бульварную газетенку. Тогда Рейчел легонько поцеловала меня в щеку и пожелала спокойной ночи. Мне оставалось только молча смотреть, как она поднимается по ступенькам.
Мне было ясно, что заснуть я вряд ли смогу. Слишком много мыслей крутилось в голове. Совсем недавно я занимался любовью с красивейшей из женщин, а потом провел с ней вечер, влюбляясь все больше и больше. Что такое настоящая любовь, я представлял не очень хорошо, однако чувствовал, что испытываю к Рейчел нечто совершенно особенное. При этом ко всем моим восторгам примешивалась малая толика беспокойства.
Но когда я вышел из отеля, чтобы выкурить сигарету, мое беспокойство вдруг начало усиливаться и постепенно стало непреодолимым. Возможно, все дело было в той давней истории. Я невольно призадумался, как могла бы сложиться моя жизнь, не сваляй я тогда дурака. Ведь, рассказывая Рейчел о своей школьной любви, я утаил от нее самое главное – финал. Я не признался ей, что ту девочку звали Рили и что парнем, с которым она стала встречаться и за которого впоследствии вышла замуж, был мой брат Шон. Я и сам толком не знал, что заставило меня опустить эту часть повествования.
Сигареты у меня закончились, и я, бросив в урну смятую пачку, вернулся в вестибюль, рассчитывая разжиться куревом у дежурного. Однако портье ответил, что мне придется сходить в бар «Кот и скрипка». Хотя на столе у него рядом со стопкой газет лежала початая пачка «Кэмела», он не предложил мне сигарету, а просить я не стал.
Совершая свое одинокое путешествие к бару по бульвару Сансет, я снова начал думать о Рейчел. Ну не странно ли, что все те три раза, когда мы занимались любовью, она, несмотря на проявленную чувственность, вела себя совершенно пассивно, уступив роль лидера мне и неизменно оставаясь ведомой? Я ожидал небольших перемен на второй и третий раз, даже намеренно медлил, прежде чем совершить какое-то действие, давая Рейчел возможность перехватить инициативу, но этого так и не произошло. Ни одна из моих прежних женщин не вела себя подобным образом, особенно если дело доходило до третьего свидания.
Разумеется, в этом не было ничего особенного, так что я не беспокоился, и все же подобная деталь подогревала мое любопытство. Пассивность, которую Рейчел проявляла в постели, разительно контрастировала с активным и даже агрессивным поведением, которое она демонстрировала все остальное время. Пока мы, так сказать, находились в вертикальном положении, Рейчел постоянно пыталась если и не давить, то по крайней мере оказывать на меня определенное влияние. Впрочем, возможно, именно это противоречие и привлекало меня к ней с такой силой.
Чтобы попасть в бар, нужно было пересечь бульвар Сансет, и я остановился на краю тротуара, посмотрев по сторонам, чтобы случайно не угодить под машину. Боковым зрением я уловил какое-то движение далеко слева. Мой взгляд невольно сфокусировался в той точке, и мне показалось, что какая-то фигура стремительно юркнула в темноту возле закрытого на ночь магазина. Я похолодел, но не двинулся с места. Несколько секунд я вглядывался в тень у двери этого магазина, приблизительно ярдах в двадцати от меня. Похоже, силуэт принадлежал мужчине, который все еще прятался во мраке, наблюдая за мной.