– Слава богу, у меня с этим проблем нет. Я могу заснуть в любом месте, даже в такой паршивой дыре, как эта.
– А ты, часом, не лунатик? Во сне не ходишь?
– Не понял. Что ты хочешь этим сказать?
– Знаешь, Торсон, я благодарен тебе за кофе и за все остальное, но мне известно, что это ты звонил Уоррену и именно ты побывал в моей комнате вчера вечером.
Торсон затормозил возле тротуара прямо под знаком, разрешающим остановку только машинам муниципальных служб, и повернулся ко мне:
– Что ты там бормочешь? Ну-ка повтори!
– Ты все прекрасно слышал. Ты был в моем номере. Теперь у меня нет доказательств, но если Уоррен снова опередит меня, я пойду прямо к Бэкусу и расскажу ему все, что знаю.
– А теперь послушай меня, приятель. Видишь этот кофе? Это было мое предложение перемирия. Если хочешь выплеснуть его мне в лицо – давай действуй. Но клянусь: я понятия не имею, что ты имеешь в виду. К тому же я не выношу репортеров, ясно? Вообще никаких, в принципе. С тобой я разговариваю только в порядке исключения, потому что Боб велел.
Он резко тронул с места и ловко ввинтился в поток машин, удостоившись сердитого гудка от какого-то водителя. Горячий кофе выплеснулся мне на руку, но я удержался от досадливого восклицания, и несколько минут мы ехали в молчании, понемногу углубляясь в ущелье со стенами из стекла и бетона. Это был Уилширский бульвар, по которому мы двигались к еще более высоким башням деловой части города. Внезапно мне расхотелось пить кофе, и я накрыл стаканчик крышкой.
– Куда мы едем? – спросил я в конце концов.
– Повидаться с адвокатом Глэддена. Потом нам предстоит побывать в Санта-Монике и побеседовать с парочкой копов, которые от большого ума упустили Ворона, хотя он был у них в руках.
– С какой стати обвинять полицейских? Они просто не знали, кто он такой. Я же читал статью в «Лос-Анджелес таймс».
– Ну, ясное дело, Джек, никто ни в чем не виноват. Как всегда.
Тем временем я сумел затолкать пресловутое «предложение перемирия» в контейнер для отходов. Мой спутник помрачнел, лицо его приобрело угрюмое выражение, и мне поневоле стало неловко.
– Ладно, – сказал я и приподнял вверх руки, словно сдаваясь. – Извини. Если я не прав насчет тебя и Уоррена… и всего остального, то приношу свои извинения. Возможно, мне просто показалось и я в самом деле ошибся.
Торсон ничего не ответил. Тишина становилась угнетающей, к тому же меня не оставляло ощущение, что я должен сказать что-то еще.
– Постараюсь забыть об этом недоразумении, – солгал я. – И еще… мне очень неприятно, если мои отношения с Рейчел… э-э-э… расстраивают тебя. Но так уж случилось, прости.
– Держи лучше свои извинения при себе, Джек, не сотрясай воздух понапрасну, вот что я тебе скажу. На Рейчел мне плевать с высокой колокольни. Она-то сама думает иначе, и я не сомневаюсь, что моя бывшая говорила тебе об этом, но она заблуждается. А на твоем месте я был бы поосторожнее. С Рейчел лучше не связываться. Держись от нее подальше – целее будешь. И не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Спасибо за заботу, – хмыкнул я и постарался как можно скорее выбросить его слова из головы. Как-нибудь без него разберемся.
– Ты когда-нибудь слышал о Пейнтед-Дезерт?[21] – вдруг поинтересовался Торсон.
Я растерянно посмотрел на него:
– О Раскрашенной пустыне? Да, конечно.
– А бывать там не приходилось?
– Нет. А к чему ты это спрашиваешь?
– Да к тому, что наша Рейчел очень похожа на это чудо природы. Безусловно, есть на что поглядеть, но тем не менее, увы, это все-таки пустыня – мертвая и бесплодная. Как ни старайся, Джек, не найдешь ничего, кроме внешней красоты, а по ночам там еще и чертовски холодно.
Мне захотелось достойно ответить ему, хорошенько уязвить такими словами, которые по своей силе равнялись бы удару заднего копыта тяжеловоза, но неподдельная горечь и обида, прозвучавшие в голосе собеседника, настолько потрясли меня, что я промолчал.
– Если она захочет развлечься, – продолжал Торсон, – то начнет увлеченно играть с тобой. А потом – бац! – использует человека и выкинет, словно надоевшую игрушку. Вот так-то, Джек.
Я молчал, отвернувшись к окну, чтобы не видеть его даже боковым зрением. Минут через пять Торсон объявил, что мы приехали, и свернул на подземную стоянку, находившуюся под одним из зданий делового центра.
Оказавшись в юридическом центре «Фуэнтес», мы выяснили, куда именно нам идти, и молча поднялись на лифте на седьмой этаж. Справа от лифта обнаружилась дверь, рядом с которой висела табличка, изготовленная из красного дерева. На ней золотыми буквами было написано: «Адвокатская контора „Краснер и Пикок“». Войдя внутрь, Торсон предъявил секретарше удостоверение и жетон и сказал, что хотел бы видеть мистера Краснера.
– Прошу прощения, – ответила секретарша, – но мистер Краснер сегодня будет только после обеда. Он сейчас в суде.
– Вы уверены?
– Разумеется, уверена. У него много дел, и он собирался провести там все утро.
– А в каком именно суде? Далеко отсюда?
– Да нет, здесь рядом, мистер Краснер сегодня выступает в суде по уголовным делам.
Оставив автомобиль на стоянке, мы перешли по галерее в здание Уголовного суда. Предъявление обвинений проходило на пятом этаже, в просторном зале, облицованном мрамором. Народу там было полным-полно: адвокаты, обвиняемые и родственники обвиняемых. Торсон приблизился к помощнице секретаря, сидевшей за столиком в первом ряду, и спросил, который из множества мельтешащих вокруг адвокатов Артур Краснер. Девушка указала на невысокого краснолицего человечка с кудрявыми, но уже довольно редкими рыжими волосами. Краснер стоял, опираясь на барьер, и беседовал с мужчиной в строгом костюме, несомненно еще с одним адвокатом. Торсон решительно направился к нему, бормоча себе под нос что-то нелестное в адрес «рыжего жиденка».
– Мистер Краснер? – спросил он, не дожидаясь окончания беседы или хотя бы паузы.
– Да?
– Могу я сказать вам пару слов наедине?
– Но кто вы такой?
– Я объясню, когда мы выйдем в коридор.
– Вам придется объяснить это сейчас, или вы отправитесь в коридор один.
Торсон сунул ему под нос удостоверение и жетон. Краснер внимательно все это изучил, и я увидел, как его свинячьи глазки беспокойно забегали из стороны в сторону.
– Интуиция вас не подвела, – заметил Торсон, от которого не укрылась растерянность собеседника. – Именно по этому делу я и пришел к вам. Надеюсь, вы нас извините? – Его последние слова были обращены к другому адвокату, который кивнул с недовольным видом.
Когда мы вышли в коридор, к Краснеру вернулась его профессиональная самоуверенность.
– Ну хорошо, – сказал он. – У вас есть пять минут – ровно столько времени осталось до предъявления обвинения моему клиенту. Что вам нужно?
– Я думаю, вы и так уже догадались, – нелюбезно прервал его Торсон. – Дело касается одного из ваших клиентов, некоего Уильяма Глэддена.
– Никогда о таком не слышал.
Он сделал движение, намереваясь вернуться в зал заседаний, но Торсон без церемоний уперся ему кулаком в грудь и заставил остановиться.
– Прошу вас, дайте мне пройти, – заявил Краснер. – Вы не имеете права трогать меня. Не прикасайтесь, предупреждаю вас!
– Вы прекрасно знаете, о ком идет речь, мистер Краснер. Обещаю, что у вас будут серьезные неприятности, так как вы скрыли от суда и полиции подлинную личность этого человека.
– Вы ошибаетесь. Я понятия не имел, кто он такой, и лишь выполнял свои непосредственные обязанности. Если клиент воспользовался фальшивыми документами, меня это не касается. Не существует – просто не может существовать – никаких доказательств того, что я с самого начала знал, кто он такой, так что ваши предположения просто нелепы.
– Лучше приберегите свои аргументы для судьи. Отвечайте: где Глэдден?
– Я уже сказал вам, что ничего не знаю, но даже если бы и знал…
– Значит, не хотите сказать? Мне кажется, мистер Краснер, что вы совершаете ошибку. Давайте я кое-что вам расскажу. Я очень внимательно ознакомился с записями суда и неплохо разобрался в том, как вы представляли интересы мистера Глэддена. Не скрою, кое-что показалось мне сомнительным. От этого дела здорово несет трефны́м, если хотите знать мое мнение. Так что неприятности вам гарантированы.
– Я повторяю, что не имею никакого понятия, о чем вы толкуете.
– Как получилось, что после ареста Глэдден позвонил именно вам?
– Не знаю, я его об этом не спрашивал.
– Может быть, ему кто-нибудь вас порекомендовал?
– Вполне вероятно.
– Кто именно?
– Я не знаю. Я же сказал, что не спрашивал его об этом.
– Ладно, тогда еще один вопрос. Вы педофил, мистер Краснер? Кого вы предпочитаете: маленьких девочек или мальчиков? Или и тех и других?
– Что?!
Под напором словесной атаки Торсона Краснер постепенно отступал и теперь прижался спиной к мраморной стене коридора. Адвокат заметно сник и держал перед собой кейс, заслоняясь им, словно щитом, но этого было явно недостаточно.
– И не прикидывайтесь, будто не знаете, о чем я говорю! – рявкнул Торсон, горой нависая над ним. – Почему из всех городских адвокатов Глэдден обратился именно к вам?
– Сколько раз можно повторять!.. – заверещал Краснер, старательно прячась за портфелем от проходящих по коридору людей. Впрочем, продолжил он уже шепотом: – Я не знаю, почему этот человек выбрал именно меня. Может быть, по чистой случайности. Мой телефон есть в справочнике. Мы, в конце концов, живем в свободной стране.
Торсон выдержал паузу, давая собеседнику возможность сказать что-нибудь еще, но тот ею не воспользовался.
– Вчера я просматривал материалы дела, – терпеливо продолжал Торсон. – Вы устроили так, чтобы задержанного выпустили через два часа и пятнадцать минут после того, как была определена сумма залога. Как вам удалось так быстро внести деньги? Очевидно, они уже были у вас на руках. Как, интересно, вы получили деньги от Глэддена, если он провел ночь в окружной тюрьме?