Свитцер попытался было что-то возразить, но понял, что Торсон загнал его в угол. И процедил:
– Подождите, пожалуйста, здесь.
Он сделал несколько шагов от стойки, когда Торсон произнес ему в спину:
– У меня мало свободного времени, детектив, так что не копайтесь. Я пытаюсь поймать этого типа. Весьма досадно, что он вырвался из клетки и теперь гуляет на свободе.
Свитцер сердито обернулся:
– На что это вы намекаете, черт побери? Что вы имели в виду?
Торсон сделал рукой примирительный жест: дескать, я не хотел никого оскорбить.
– Ровно то же, что и вы, детектив. Давайте зовите вашего начальника, я с ним поговорю.
Свитцер ушел и довольно быстро вернулся в сопровождении какого-то мужчины – лет на десять старше него, фунтов на тридцать тяжелее и по меньшей мере вдвое более сердитого.
– Какие проблемы? – осведомился тот недовольно.
– Никаких, капитан.
– Мое звание – лейтенант.
– Так вот, лейтенант, ваш человек, очевидно, меня не понял и растерялся. Я уже объяснял ему, что расследованием дела Уильяма Глэддена теперь занимается ФБР, которое работает совместно с полицией Лос-Анджелеса и нескольких других городов на всей территории страны. Мы специально приехали в Санта-Монику, но детектив Свитцер отчего-то решил, что если он не передаст ФБР имущество, изъятое у Уильяма Глэддена при аресте, то окажет нам огромную помощь и тем самым ускорит задержание опасного преступника. Но я вынужден открыть вам глаза, лейтенант: на самом деле такое поведение может свести все наши усилия на нет, и мне, откровенно говоря, удивительно, что здесь этого не понимают. Рассчитывая на вашу поддержку и помощь, я даже захватил с собой корреспондента одной из самых крупных американских газет, и теперь мне очень неприятно, что он также стал свидетелем столь бюрократического отношения со стороны местных правоохранительных органов.
Торсон театральным жестом указал на меня, и Свитцер с лейтенантом тут же впились в мою персону глазами. Откровенно говоря, меня это порядком разозлило.
Наконец лейтенант перевел взгляд на Торсона.
– Я не понимаю, – сказал он, – зачем вам вещи Глэддена? Я видел опись: там упоминаются фотоаппарат, солнечные очки, спортивная сумка и пакетик леденцов. Ни пленки, ни фотографий при нем обнаружено не было. С какой стати ФБР забирает все это у нас?
– Вы подвергали конфеты химическому анализу?
Лейтенант покосился на Свитцера, и тот слегка качнул головой, словно подавая шефу тайный знак.
– Именно поэтому мы их и забираем, – заявил Торсон. – Необходимо проверить, не было ли туда что-то подмешано. Теперь относительно фотоаппарата. Вы об этом не знаете, но в процессе расследования нам в руки попало несколько фотографий. Я не могу разглашать, что именно запечатлено на снимках; достаточно будет просто сказать, что они, вне всякого сомнения, противозаконны. И вот что интересно: как выяснилось, аппарат, посредством которого были сделаны эти снимки, имеет едва незаметный дефект – пузырек воздуха в линзе объектива. На каждом фото этот дефект виден весьма отчетливо, и по нему, как по отпечаткам пальцев, мы сможем установить, были они выполнены аппаратом Глэддена или нет. Но для этого, как вы понимаете, нам нужна сама камера. Только тогда мы сможем что-то доказать. Кроме того, не мешает разобраться, чем Глэдден занимался – не считая его преступлений. Именно этим и объясняется наша просьба передать ФБР вещи задержанного. Поверьте, джентльмены, мы с вами хотим одного и того же.
Лейтенант долго молчал. Наконец он повернулся и зашагал прочь. На ходу обернувшись, бросил Свитцеру через плечо:
– Проследи, чтобы на каждый предмет была отдельная расписка.
Свитцер сразу скис и поплелся за лейтенантом. Он не протестовал, но бормотал что-то очень жалобное, пытаясь оправдаться и объяснить, почему ему пришлось оторвать начальство от важных дел. Когда они оба скрылись за углом, я придвинулся к Торсону и прошептал:
– Не забудь предупредить, когда в следующий раз соберешься использовать меня подобным образом. Мне это не нравится.
Торсон самодовольно ухмыльнулся:
– Хороший следователь использует любые имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы достичь цели. На сей раз под рукой оказался ты.
– Это правда насчет фотографий и необходимости исследовать сам аппарат?
– А неплохо придумано, верно?
Свитцер мог спасти остатки своего достоинства только одним способом, и, разумеется, детектив им воспользовался. Нам пришлось прождать у стойки еще десять минут, прежде чем он появился с картонной коробкой в руках. Поставив ее на стол, протянул Торсону акт о передаче и несколько бланков расписок. Гордон попытался открыть коробку, но Свитцер решительно накрыл крышку ладонью.
– Все на месте, – сказал он. – Сначала подпишите бумаги, чтобы я смог вернуться к работе. У меня много дел.
Выиграв войну, Торсон мог позволить себе уступить в последней битве и быстро подписал все, что требовалось.
– Верю, – сказал он, подмигивая.
– Когда-то я тоже собирался стать агентом ФБР, – задумчиво проговорил Свитцер.
– Не стоит слишком расстраиваться, – отозвался Торсон. – Приемных испытаний очень многие не выдерживают.
Лицо детектива слегка порозовело.
– Дело не в этом, – пояснил он. – Просто я решил, что мне больше по душе оставаться человеком.
Торсон поднял палец и наставил его на Свитцера, словно пистолет.
– Вот и славно, – резюмировал он. – Ну что, прощаемся, человек Свитцер?
– Да, пожалуй. И еще… Если фэбээровцам еще что-нибудь от нас понадобится… я бы на вашем месте постеснялся даже звонить.
На обратном пути я не выдержал:
– Разве ты не знаешь, что на мед можно поймать гораздо больше мух, чем на лимон?
– Зачем же переводить мед на мух? – парировал Торсон.
Коробку с вещественными доказательствами он открыл только в машине. Помимо упакованных в пластиковые пакеты предметов, которые мы обсуждали с лейтенантом, в ней оказался запечатанный конверт с надписью «Совершенно секретно! Только для агентов ФБР». Торсон немедленно вскрыл пакет и достал оттуда цветной снимок, очевидно сделанный тюремным фотографом при помощи поляроида. На снимке была запечатлена мужская задница во время досмотра. Чьи-то руки развели ягодицы далеко в стороны, так что анус был виден отчетливо и во всех анатомических подробностях. Торсон некоторое время рассматривал картинку, затем небрежно бросил ее на заднее сиденье.
– Не понимаю, – произнес он задумчиво, – с какой стати Свитцер решил презентовать нам портрет своей матушки?
Я не удержался и хихикнул:
– Это наиболее красноречивое свидетельство тесного сотрудничества между ФБР и полицией из всех, какие мне когда-либо приходилось видеть.
Торсон, однако, на мое замечание никак не отреагировал – то ли не слышал, то ли не обратил внимания. Он уже доставал из коробки обернутый в целлофан фотографический аппарат, и его лицо с каждой секундой становилось все более мрачным. Я, не отрываясь, следил за тем, как он вертит в руках прибор и свирепо хмурится.
– Дебилы, тупицы непроходимые! – выругался он внезапно. – Они же просто сидели на доказательствах все это время!
Я посмотрел на фотоаппарат Глэддена внимательнее. Что-то в его массивном выпуклом корпусе показалось мне странным: вроде бы похоже на поляроид, но только с хорошей сменной оптикой.
– Что ты имеешь в виду?
– Джек, ты видел когда-нибудь эту модель?
– Нет. А что в ней особенного?
Вместо ответа Торсон включил камеру и стал изучать дисплей на задней панели.
– Снимков нет, – констатировал он.
– Да объясни же наконец, в чем дело?
Однако Торсон молча убрал странный фотоаппарат в коробку, тщательно закрыл ее крышкой и завел мотор.
Отъехав от полицейского управления, Торсон погнал машину с такой скоростью, словно мы были пожарной командой, спешащей по срочному вызову. На бульваре Пико он затормозил у заправочной станции и буквально на ходу выскочил из кабины. Подбежав к телефонной будке, Гордон набрал номер – насколько я мог судить, он звонил в другой город – и стал ждать, приготовив карандаш и блокнот. Я не видел, чтобы он опускал в щель монету, но ему все же ответили, так как карандаш в руках Торсона быстро забегал по бумаге. Когда же он набрал еще одну длинную комбинацию цифр, даже не попытавшись воспользоваться ни наличными, ни кредитной карточкой, я сообразил, что он звонит через 800 в бесплатную справочную.
Мне очень хотелось выйти из машины и послушать, о чем пойдет разговор, однако пришлось сидеть и ждать.
Соблазн открыть коробку с вещественными доказательствами и еще раз осмотреть фотоаппарат был весьма велик, но я рассудил, что не стоит лишний раз сердить своего сегодняшнего напарника.
– Может, все-таки расскажешь, что происходит? – осведомился я, как только Торсон вернулся и сел за руль.
– Ладно, так и быть, ты ведь все равно не отстанешь. – Он открыл коробку и снова извлек вещественное доказательство. – Тебе известно, что это за штука?
– Конечно. Фотоаппарат.
– Молодец. Только вот фотоаппараты бывают разные. Ну-ка, посмотри внимательнее. Догадываешься, к чему я клоню?
Я пожал плечами, и Торсон развернул камеру объективом ко мне. На передней панели я увидел эмблему фирмы-производителя – маленькую бледно-голубую букву «д». Мне было известно, что этот символ принадлежал фирме «Диджитайм», выпускающей дорогие и качественные компьютеры. Чуть ниже фирменного знака красовалось название модели – «Диджитейк-200».
– Глэдден использовал цифровой фотоаппарат, Джек. Эта деревенщина Свитцер понятия не имел, что за штуку он держит в руках. Остается только надеяться, что еще не слишком поздно.
– Ты меня заинтриговал. Возможно, я тоже деревенщина, но нельзя ли объяснить по-человечески?
– Ты знаешь, чем цифровой фотоаппарат отличается от обычного?
– Да, знаю. Для него не нужна пленка. Я видел такую технику у наших фотокорреспондентов.
– Совершенно верно, пленка не нужна. Изображение, попавшее в видоискатель, записывается на специальный микрочип. После этого снимок можно перегнать в компьютер, подправить, подчистить, отретушировать, в конце концов, а потом распечатать. При помощи навороченного оборудования – а у Глэддена оно именно такое – можно добиться очень высокого качества. Картинки будут как живые.