– Хватит уже со мной спорить!
Я промолчал.
– П-пожалуйста, – неожиданно подал голос Кумбс. – Пожалуйста, п-прошу вас…
– Что такое? Заткнись и молчи. А ты, газетчик, скажи мне, о чем именно ты собираешься написать, когда все это закончится? Если, конечно, вообще останешься жив…
Я раздумывал над своим ответом дольше минуты, и Глэддену в конце концов надоело ждать. Он отвернулся.
– Я объясню, если хочешь, – сказал я в конце концов. – Самый интересный вопрос всегда один и тот же: почему? Почему ты сделал все то, что сделал? Я постараюсь рассказать об этом читателям. Может быть, во всем виноват Белтран – полицейский из Флориды?
Глэдден с отвращением фыркнул. Похоже, моя осведомленность его не слишком обрадовала.
– Не воображай, что сумеешь меня разговорить, и не рассчитывай на интервью. Комментариев не будет.
И он мрачно уставился на пистолет, который держал в руке. Секунды, во всяком случае для меня, тянулись удивительно медленно. Должно быть, в эти самые мгновения Глэдден осознавал всю безвыходность своего нынешнего положения. Он понимал, что ему не дадут сделать ни шагу за пределы магазина, и у меня сложилось впечатление, будто Ворон давно уже предвидел, что все когда-нибудь закончится именно так. Я решил воспользоваться его минутной слабостью. И посоветовал:
– Сними трубку и скажи, что хочешь поговорить с Рейчел Уоллинг. Это тоже агент ФБР, но ты должен ее помнить. Семь лет назад она приезжала к тебе в Рейфорд. Ей известно о тебе все, и только она одна может тебя спасти.
Глэдден отрицательно покачал головой.
– Я должен был убить твоего брата, – объявил он, не глядя на меня. – Я должен был это сделать…
Я ждал продолжения, но Глэдден молчал.
– Почему? – спросил я.
– Это был единственный способ спасти его.
– Спасти от чего?
– Неужели ты не понимаешь? – Он вскинул на меня глаза, и я увидел в его зрачках гнев и боль. – Спасти, чтобы он не стал таким, как я. Посмотри на меня! Твой брат мог кончить так же!
Я уже приготовился задать следующий вопрос, когда раздался звон разбитого стекла. Бросив взгляд в сторону входной двери, я увидел небольшой темный предмет размером с бейсбольный мяч, который, подпрыгивая, катился к столу, за которым укрылся Глэдден. Как ни удивительно, но я сразу понял, что это за штука, и повалился набок, поднимая к лицу руки, чтобы закрыть уши и защитить глаза.
И в это время грохнул взрыв. Ослепительная вспышка опалила мне глазные яблоки даже сквозь опущенные веки, а налетевшая ударная волна как будто слегка приподняла меня над полом, а потом с силой бросила вниз. Со звоном полетели на улицу выбитые стекла. Лежа на полу, я приоткрыл глаза и, сквозь плавающие передо мной ярко-фиолетовые пятна, увидел скорчившегося у стола Глэддена. Глаза его были открыты, но расфокусированный взгляд ничего не выражал, а руки он ошалело прижимал к ушам. Очевидно, Ворон слишком поздно сообразил, в чем дело, и не успел отреагировать. Если мне удалось как-то защититься от последствий взрыва светошумовой гранаты, то Глэдден испытал их сполна. Потом я увидел пистолет, валявшийся на полу возле его ноги. И, не тратя времени на раздумья, бросился вперед.
Когда я приблизился, Глэдден как раз сел; мы потянулись к оружию и почти одновременно схватили его.
Несколько мгновений мы боролись. Моей целью было завладеть пистолетом и начать стрелять. При этом вовсе не обязательно попасть в Глэддена, главное не поранить себя. Мне было ясно, что с минуты на минуту в магазин должны ворваться агенты, и, если я сумею разрядить пистолет, то в конце концов станет уже не важно, в чьи руки он попадет. Для Глэддена все будет кончено.
Я опередил своего противника на долю секунды. Мне удалось просунуть большой палец левой руки внутрь предохранительной скобы, но стрелять я не мог, потому что другой рукой схватился за самый конец ствола. Оружие оказалось зажато между нашими телами стволом вверх, в направлении наших подбородков. Сопя и потея, мы рвали пистолет друг у друга, и наконец, когда мне показалось, что выстрел не заденет мою голову, я надавил на спусковой крючок, одновременно отнимая правую руку от ствола.
Пистолет выстрелил, и я почувствовал острую боль в руке, когда пуля пробила мне мякоть между ладонью и большим пальцем, а пороховые газы обожгли ее.
В следующее мгновение Глэдден вскрикнул. Я поднял голову и увидел кровь, капающую с его носа. Вернее, с того, что от него осталось. Пуля разорвала Глэддену одну ноздрю и прочертила по лбу длинный кровавый след.
Я почувствовал, что хватка моего врага на мгновение ослабла, и, собрав все свои силы, возможно последние, почти вырвал пистолет из его рук. И в этот момент услышал вдали хруст торопливых шагов по битому стеклу и невнятные крики. Глэдден сделал очередную попытку отнять оружие, но мой палец крепко застрял внутри предохранительной скобы. Он был так плотно прижат к спусковому крючку, что, когда Глэдден старался вырвать у меня пистолет, грянул еще один выстрел. На миг наши глаза встретились, и я понял, что говорил его взгляд: Ворон с самого начала хотел умереть.
Пальцы Глэддена, неловко державшие пистолет за ствол, мгновенно ослабли, и он отшатнулся назад. В груди его появилась глубокая рана, но глаза продолжали смотреть на меня с той же непреклонной решимостью, что и секунду назад. Глэдден как будто знал, что все произойдет именно так, и приветствовал свой конец. Рука его медленно поднялась к груди, и он посмотрел на стекающую в ладонь кровь.
Неожиданно кто-то появился сзади и резко оттолкнул меня в сторону. Сильная рука перехватила мою кисть и осторожно вынула из пальцев пистолет. Я поднял глаза и увидел человека в черном шлеме и черном комбинезоне, поверх которого был надет тяжелый бронежилет. В другой руке человек сжимал что-то вроде автомата, а из его шлема выступал тонкий серпик микрофона. Посмотрев на меня, человек нажал на шлеме кнопку переговорного устройства.
– Опасности нет, – доложил он. – Двое убитых, двое легкораненых. Можно заходить.
Глава 43
Никакой боли он не испытывал, и это обстоятельство удивило Глэддена. Кровь, текущая по рукам, казалась горячей, и он почувствовал, как на него снисходит долгожданный покой. Голова слегка кружилась, как будто он только что с честью выдержал какое-то сложное испытание. Да, он сдал решающий экзамен, преодолел последний барьер, и теперь дорога перед ним открыта.
Вокруг раздавались какие-то приглушенные звуки и мелькали размытые образы. Глэдден чуть-чуть повернул голову и заметил того, кто его убил. Парень из Денвера. На мгновение их взгляды встретились, но потом кто-то в черном загородил журналиста спиной и стал что-то делать с руками Глэддена. Когда он снова смог увидеть свои кисти, то обнаружил на них стальные наручники. Это было глупо, и Глэдден улыбнулся. Никакие наручники, никакие цепи не помешают ему уйти туда, куда он вот-вот отправится…
Потом он заметил женщину, которая склонилась над раненым репортером и сжала его руку в своей. Он узнал ее. Это она приезжала к нему в тюрьму много лет назад. Теперь он вспомнил.
Глэддену стало зябко. Он ощущал холод только плечами и шеей, потому что ноги уже давно онемели и ничего не чувствовали. Ему захотелось укрыться одеялом, но на него никто не смотрел. Им всем было наплевать.
В комнате вдруг посветлело, словно разом зажглись десятки телевизионных софитов, и Глэдден понял, что умирает.
– Так вот она какая… – прошептал он, но никто не услышал его слов.
Никто, кроме той женщины, которая вдруг резко обернулась и заглянула Глэддену прямо в глаза. Через секунду ему показалось, что она слегка кивнула ему, словно бы поняла что-то.
«Интересно, – подумал Глэдден, – что она поняла? Что я умираю? Что я пришел сюда не просто так?»
Он повернул голову к женщине и стал терпеливо ждать, пока жизнь окончательно покинет тело. Он так устал, но теперь сможет отдохнуть. Теперь уже совсем скоро…
Глэдден снова взглянул на женщину, но она смотрела вниз, на журналиста, и он тоже перевел глаза на человека, который его убил. Сквозь гаснущее сознание пробилась последняя внятная мысль – мысль о том, что этот парень выглядит слишком старым, чтобы у него мог быть такой маленький брат. Должно быть, тут какая-то ошибка.
Глэдден умер, глядя невидящими глазами на человека, который его прикончил.
Глава 44
Картина, представшая моему взору, была достойна кисти художника-сюрреалиста. Люди стремительно метались по разгромленному магазину, что-то кричали, склонялись над мертвым и умирающим и снова принимались двигаться так быстро, что у меня зарябило в глазах. Вместе с тем я воспринимал все это, словно в замедленной съемке. В ушах у меня негромко, но назойливо звенело, а раненая рука наливалась болью и пульсировала. И через весь этот содом шествовала, словно ангел-хранитель, присланный спасти грешника, моя Рейчел.
Она остановилась надо мной, взяла мою здоровую руку в свои и легонько сжала. Ее прикосновение, словно магический жезл, мигом вывело меня из ступора. Я вдруг осознал, что́ со мной случилось и что́ я только что совершил. В эти минуты все мысли о мести и справедливости отступили куда-то очень далеко, и меня переполнила примитивная, незатейливая радость: я все-таки остался в живых.
Потом я посмотрел на Торсона. Им уже вовсю занимались врачи: один сидел на Торсоне верхом и, упершись руками ему в грудь, проводил непрямой массаж сердца. Второй прижимал к лицу Гордона маску, а третий пытался поместить его распростертое на полу тело в специальный кислородный костюм. Бэкус стоял на коленях рядом с поверженным сотрудником и, растирая ему запястье, твердил словно заклинание:
– Дыши, Горди, дыши! Ну же, давай, черт тебя возьми, дыши!!!
Но все было тщетно. Никакие усилия не могли воскресить Торсона. И врачи прекрасно знали это, однако не прекращали своей деятельности. Даже когда сквозь разбитую витрину вкатили носилки на колесах и Торсона уложили на них, один из медиков снова взгромоздился ему на грудь и, зафиксировав локти, продолжил массаж. В таком положении их и вывезли наружу.