15 вещей, о которых можно разговаривать
– Наташа, возьми булку, – предлагает за завтраком мама.
– Спасибо, я не хочу булку.
– Хорошая булка…
– Не хочу.
– Свежая булка…
– Не хочу.
– Вкусная булочка…
– Не хочу! Я не хочу булку!! – взрывается Наташа. – Отстань от меня со своей чёртовой булкой!!!
Мама делает изумлённые глаза, разводит руками:
– А что ты кричишь? Я ведь на тебя не кричу?
– Три раза вежливо ответила: не хочу! Ты ведь не понимаешь, когда вежливо!
– Не хочешь и не надо, – тоном оскорблённой добродетели отвечает мама. – Можно подумать, я предлагаю. Один раз предложила, а потом просто рассказываю. Что, с тобой и поговорить нельзя?
– Говори о чём-нибудь другом.
– Хорошо, составь список, о чём с тобой можно разговаривать. Повесь вот сюда, – барабанит мама ладонью по холодильнику, – я приму к сведению и буду разговаривать о чём можно. А то взяла моду кричать.
Складывает губы обиженным пупочком, уходит.
Наташа, сама не замечая, съедает чёртову булку, бутерброд с колбасой, кусок сыра, несолёный помидор…
И ведь не поспоришь, действительно предложила только один раз.
– Ну вот. Съела и молодец, – вновь появляется на кухне мама. На её лице большими буквами написана готовность забыть неприятности и начать с чистого листа. – Было бы из-за чего спорить.
Наташа встаёт из-за стола.
– Что сказать надо?
– Спасибо, – бурчит Наташа.
– На здоровье. Что будешь делать?
– Гулять.
– Опять к своей Тане? Мёдом, что ли, у неё намазано? Смотри, не доведёт до добра. Покатишься по наклонной плоскости…
Недавно, когда Наташа гостила у Тани, они расшалились, стали бегать по комнате друг за дружкой. Наташа спряталась за занавеской, неловко повернулась и обрушила на пол карниз.
С ней произошла истерика. Самая настоящая.
– Что случилось? – спрашивала Таня, поднося к её губам стакан воды. – Подумаешь, ерунда. Выпей…
Слёзы капали в стакан, зубы стучали по стеклу.
Постепенно успокаиваясь, Наташа объясняла:
– Придут родители… Ты скажи, что это я уронила… А то тебя будут бить!.. Из-за меня… Скажи, что это я…
Таня глядела непонимающе, затем рассмеялась было, но тут же стала серьёзной как никогда.
– Не будут, – заверила она. – Вообще даже ничего не спросят. Повесим обратно, и не бери в голову.
– Точно? – спросила Наташа.
– Как кремлёвские часы.
– Список, о чём можно разговаривать? – спрашивает Таня, выслушав рассказ. – А это идея! Ты пока займись чем-нибудь, почитай вот хотя бы Дюму…
Садится за стол, и что-то быстро пишет на альбомном листе.
– Я вам не надоела? – спрашивает Наташа, поднимая глаза от похождений Д’Артаньяна. – Может, ты не говоришь из деликатности?
– Где я, а где деликатность! – отвечает Таня, продолжая строчить. – Ужасно рада, что приходишь. И мама часто спрашивает… Готово, держи. Перепиши, добавь что-нибудь от себя и повесь.
– Спасибо! – говорит Наташа и читает:
15 Вещей, о Которых Можно Разговаривать
Можно говорить о котах:
особенно рыжих (4 раза в день);
серых (строго до 12:00);
чёрных (только вечером);
Можно говорить о цветах:
только не о ромашках…
Чем дальше читает, тем сильнее смеётся. Этот список она будет хранить в ящике стола, но повесить на кухне?..
Всё равно не поймут.
– Мама, дай, пожалуйста, книгу Лермонтова с полки. Надо кое-что посмотреть.
– Книгу? Ты спрашиваешь книгу? А её у меня нет. Нет у меня книги. А где она? У меня нет, значит у тебя. Книга должна быть у тебя. Ты потеряла книгу? Ищи немедленно. Как ты могла её потерять? Бабушка захочет почитать, а книги нет? Ты не любишь бабушку? Бессовестная. Бабушка столько делает для тебя, старается, и вот твоя благодарность. Вообще ни о ком не думаешь, одна Таня на уме, дороже родной матери. Чтобы больше не слышала о ней!..
Три сестры на пляже
На пляж Васили под Балаклавой я пришёл пешком, спустился с обрыва по высокой лестнице. Долго плавал в тёплых штормовых волнах, кувыркался через пенные гребни. Вылез на берег, взглянул на часы: половина одиннадцатого. И стою, обсыхаю на солнечном ветру.
Ветер, волны, соль на губах… Прячусь под навес: бледнолицым жариться вредно.
Рядом останавливаются три девочки и мальчик. Их можно принять за расселённую матрёшку, если только матрёшки бывают худенькими и загорелыми.
Главной, самой высокой девочке лет восемнадцать. Другой не больше двенадцати-тринадцати. Третья на вид младшая школьница. Мальчик умеет ходить, а говорить ещё нет.
Все темноволосы и дружны. Пришли сюда тем же путём, что и я. Видимо, старшие несли по очереди брата, на младшей был рюкзак.
Она достаёт из рюкзака надувной бассейн, пока другие переодеваются в кабинках. Выходят: в белом купальнике и розовом. И вдвоём по очереди энергично надувают сине-зелёное толстое кольцо.
Готовый бассейн уносят к морю. Обратно идут согнувшись, волочат его по мелкой гальке и песку. Вода почти невидима, ощутимо тяжела, от движения понемногу расплёскивается.
Довезли, остановились, переводят дух. Мальчик в синих трусиках переваливается через упругий борт, садится и на своём языке рассказывает что-то весёлое.
Старшие убегают купаться, младшая вынимает из рюкзака пластмассовый катер, присаживается…
Иду купаться и я.
У воды многолюдно. Волны всё выше, круче. Нарастающий восторженный крик встречает каждый летящий к берегу гребень.
Маленький, но самый настоящий катерок привёз десяток новых пляжников. Помотало их, должно быть, хорошо. На носу катера установлен трап, но высокий парень в шортах и рубашке спрыгивает одним махом, оступается, волна окатывает его с головой. Он только смеётся и, весь мокрый, принимает детей, подаёт руку сходящим по трапу женщинам…
Когда, накупавшись, я возвращаюсь, все три девочки в сборе.
Мальчик вылез из бассейна: стоит, опираясь на борт, с игрушечной чашкой в руке. Зачерпывает, тянет солёную воду в рот.
Старшая в белом купальнике оборачивается.
– Никита, что ты делаешь! Нельзя это пить! – строго говорит она с приятным черноморским акцентом и выливает чашку на песок.
Не проходит минуты, как Никита вновь несёт полную чашку ко рту.
– Говорят же: нельзя! Ты что, не понимаешь? – подходит средняя, в розовом, и отбирает её. – Или хочешь по попе?
Никита не хочет по попе, но ещё минута – и черпает воду пригоршней.
Сказать или нет? – размышляю и сам себя торможу: – Не лезь, когда не спрашивают, не надо. Был бы хоть ровесник…
Я в самом деле повзрослел. Незаметно, незаметно, и вот даже старшей гожусь в отцы.
А старшая действительно шлёпает его ладонью.
Никита хнычет минуту-другую и ложится на борт животом, тянет шею, трубочкой складывает губы…
Теперь воспитывает младшая, в оранжевом купальнике:
– Тебя уже Алёна стукнула, да? А я могу сильнее. Хочешь проверить?..
И поднимает его за плечо.
– Девушки, простите, – слышу собственный голос. Они втроём оборачиваются. Я продолжаю: – Жарко, ребёнок хочет пить. Вы бы дали нормальной воды, и он эту не будет.
Не удержался, балбес! Сейчас посмотрят: дяденька, вам какое дело? Да ещё скажут то же самое. И увезут бассейн подальше, за спину дураку…
Девушки переглядываются.
– Точно! – восклицает средняя. – У нас же есть!..
Младшая достаёт из рюкзака бутылку артезианской воды, отвинчивает крышку. Алёна подставляет картонный стакан. Протягивает Никите, он пьёт так жадно, что половину выливает на себя. Держит стакан обеими руками, булькает, запрокидывает голову и, вытряхнув последнюю каплю, просит ещё.
– Спасибо, – говорит Алёна и улыбается. – А мы и забыли. Сегодня правда очень тепло.
Нескромные рассказы
Юля
На сборище, устроенном в честь первой годовщины университетского выпуска, Саня Левашов топил себя в алкоголе. Как ни взгляну: то наливает текилу или ром, то опрокидывает, не закусывая, то тянется за новой бутылкой. Это Саня-то, который все студенческие годы избегал разгульных компаний, редко прикасался даже к пиву и, выбирая между девушками и учёбой, долго не раздумывал!
Что же произошло?
По особому, вдохновенно-мрачному выражению его лица я догадывался, что именно. Мы с декабря не виделись в реальном мире, но в сети пересекались довольно часто; я знал, что в профессии Саня взлетел выше нас, без пяти минут начальник отдела в серьёзной компании. Да здесь бы кто сомневался. Но я имел понятие не обо всём. Есть в жизни сторона, которую он не выставляет напоказ, не любит о ней говорить. И сейчас едва ли захочет, а ещё бокал-другой, так и не сможет. Не то что говорить о жизни, маму позвать не сможет, а завтра будет каково…
Вокруг играли в бильярд, опрокидывали тяжёлыми шарами кегли, танцевали под ретро-музыку и громко, перекрикивая музыку, разговаривали. К Сане подсела хорошенькая Лена Максимова и на ухо что-то сказала. Он помотал головой, кое-как поднялся и побрёл в сторону туалета.
Сомнений, в чём дело, почти не осталось.
Может, всё-таки вызвать на откровенность? Хотя бы попробовать…
Я двинул следом и перехватил его, когда он, не слишком твёрдо выйдя из кабинки, мыл руки.
Так и есть: её звали Юля, они познакомились на форуме программистов.
– Всё было прекрасно, просто зашибись. Я так думал, дурачок! А она в это время… Да, да, всё хорошо, сердечки посылала, строила планы, понимаешь. Уже дошло до конкретных планов: найдём здесь работу, в августе переедет…
– А откуда она?
– Из Воронежа. Нет, ну я бы понял. Встретила его, сразу напиши: извини, мол, так и так, нашла другого, не жди, давай останемся друзьями. Я бы слова не сказал, потому что это… сердцу не прикажешь. Или вернулась бы от меня, встретила его, тоже бы не сказал. А она с ним виделась, о нём думала, мне писала… Я ведь чувствовал: кого-то завела, прямым текстом спрашивал. У тебя почерк изменился, скажи всё как есть! Нет, тебе кажется, люблю-скучаю… Приехала, веселилась тут, ездили в усадьбу Набокова в Рождествено, куда-то ещё. Прощалась, чуть не плакала: прилетай на майские… Вернулась домой, неделю была на связи, потом исчезла. На три недели. Я звонил и как только не пытался достучаться – нет человека, пропал. Потом объявилась: прости, я социофоб, мне снова хорошо одной, не знаю, что дальше, давай подождём. Постой, говорю, у меня билет на руках. На майские прилечу, как договорились, всё выясним. Вот здесь-то, деваться некуда, она и открылась. Да, появился другой, с первого взгляда, ещё до поездки ко мне. Значит, говорю, ты и с ним и со мной? Нет, с ним ничего не было и нет до сих пор. А мне написать могла? Я сомневалась… колебалась… не могла решиться… Ага, ск