19 июня
Машина писчая колотит хлябло
а больше отдыхает под мешком
передвигаются листы ползком
воображенью теменно и зябло
Покамест наверху под чердаком
суровый живописец кроет тябла
просторы медные взрезает Пабло
уверенным и золотым толчком
Но Ваша красота согласовала
настойчивое мастерство верхов
с безвольной философией подвала
С лица бумажного не будет стерта
не утомится плыть в воде стихов
останется лежать на дне офорта
«Вам надоело дом знакомый пуст…»
28 июня
Вам надоело дом знакомый пуст
садится день не тронуто в столовой
ее не обновлю вечерей вдовой
ломая панцырь рудяных лангуст
Завечерело половицы хруст
доходят стуки жизни бестолковой
хлопочет над обителью дубовой
иссяк в дупле золотоносный куст
Мы кто такие разве мы любили
не ведаем все было так давно
Завешивайте прежнее окно
к мерцающей не прикасаясь пыли
нам безразлично мы уже отбыли
мы низошли вернуться не дано
«На площади пестрея кавалькада…»
30 июня
На площади пестрея кавалькада
верзила занятые перепалкой
и небосвод где надо и не надо
покрылся фейерверочной фиалкой
Но Вашего не нахожу наряда
ни красоты божественной и жалкой
в пустых потоках ряженого стада
любовь моя одетая русалкой
И об руку разгуливая с Пабло
художником на высоту влеком
над временем иду ступаю дрябло
по недовольным звездам босиком
Пиши портрет покуда не ослабла
любви одетой пьяным стариком
Rahel
Rahel I
Не устает в окрестностях война
последний город вымер от заразы
но проступая новая луна
озолотит оборванные вязы
Опустошенная земля страшна
повсюду рыщут алчные рассказы
но на пруды из горнего окна
не перестали сыпаться алмазы
В руках не согревается рука
не уцелеем нас не будет скоро
ветров прощальных грянет аллилуйя
Но падает живуча свысока
не опасаясь ничьего укора
одна и та же рифма поцелуя
4 ноября 1940
Rahel II
Меня слепого видишь ли луна
пускай твоя линяет позолота
сойди красавица ко мне в болото
на дно из раковин и валуна
Моя судьба была вотще ясна
нет в жизни ничего помимо гнета
подчас любви безрадостной тенета
и переход без отдыха и сна
Ни жить ни умереть а только ждать
когда проникнет в сердце благодать
глухая ночь настанет голубой
И свидимся в последний раз с тобой
мой вечный враг всегдашняя подруга
без ненависти не любя друг друга
10 ноября 1940
Бригадный
Тех памяти кто не вышли из лагерей
Центурия первая
За проволокой современный ад
неистощимая все та же скука
ни рек ни гроз ни стрекозы Без стука
падет на кровли ситный дождь Молчат
поветрия а напролом ни звука
Окутает холмы горелый чад
рассеется под вечер и лучат
созвездия Поспешная наука
кружит безмолвный хор календаря
завоет смерть глухонемая сука
Раскинулись по югу лагеря
вдали морей и ропота лесного
Средь заключенных целый день ни слова
ни посвиста Увенчанная фря
охотиться нисходит ночь багрова
при свете месячного фонаря
и слабых в cети звездные беря
идет до следующего улова
оставив лог без помощи и сна
Забрезжило и погребают снова
Проклята будь земная тишина
молчание об отошедшем бое
невозмутимое и беловое
когда все кончено и не слышна
ни жалоба предсмертная ни кое
где перестрелка Гнутся рамена
отдав ружье а голова темна
на грудь упала и глаза в покое
не видя смотрят на лицо земли
жены последней близкое рябое
Не говорю товарищу продли
по клетке бродит с потаенным ревом
упорный старший а в письме терновом
прочти надежду уцелеть могли
во рву засыпанном многоголовом
внезапно затрещат коростели
за солнцем северные корабли
ворча потянутся в решеньи новом
напомнить пиршественному врагу
о платеже немедленном суровом
Нет ничего вотще не берегу
не уповаю ни во что не верю
не льщу недолговременной потерю
войны Останется у нас в долгу
судьба никто на красную вечерю
не зван И самому себе не лгу
не вырвусь из облавы на бегу
а умирая пасти не ощерю
на свору крепостную свысока
печальный брат задушенному зверю
От делать нечего синей строка
сторожевого избегая взора
то сложенная сразу и наскоро
запрятанная в память то тоска
Ночной порок внимает без укора
туман подсказывает мне слегка
выводят киноварью облака
ты с прожитым блажного разговора
остаток и моей поры песок
покрытый блеском слезного узора
Не осуждай поверхностный ходок
по округу что плитнякам дольмена
завидуя не презираю плена
и сам навеки камнем изнемог
снарядная не увлекла сирена
а пулеметный говор не нарек
тесак не тронул оплошал курок
я пытку потерпел согнуть колено
не вынудила белая клешня
не жребий приказал своих измена
Заброшенного не тревожь меня
не думай выкорчеванное сгнило
пристанище Полны страстей и пыла
мои глубины Черствая брехня
твоя пуста Недаром век носило
мое дупло роения огня
Спасайся вдалеке не то звеня
неуловимая воспрянет сила
лжеца облепит Мне за клевету
испепелить не возбранит могила
Мое прощенье звездам налету
светил устройству мудрому Сократу
степей раздолью ветер косит мяту
невинным виноградникам в цвету
Полудням где то расстилают вату
по гребням гор забыв меня кусту
в нем соловей гнездится прорасту
таким же я отлетных птиц возврату
волнам соленым и тебе Раель
единственному твоему закату
Почти затворена глазная щель
существованье уложило стяги
Пока сочатся розы горькой влаги
не выдохлась под ребрами свирель
покуда скроет красные ватаги
раз навсегда вселенская метель
готовит рядом и мою постель
за лагерем в каком нибудь овраге
не отпущу тебя бумажный рай
стихов одних ко мне любовной тяги
Центурия вторая
Испания неразрешимый край
в саду тенистом ярые шабаши
нет женщины уродливей и краше
вощинистей и крови заиграй
Оскал и поцелуи в ералаше
то пенье вырвалось то клект то грай
люби назло и за любовь сгорай
Клеймо пылает воровское ваше
уста надменные И не испить
приподнятой над ярь медянкой чаши
За право умереть обязан жить
выплачивать оброк отцу и сыну
и духу и впотьмах коробить спину
пред матерью заступница насыть
Ткать напролет святую паутину
с рассвета сызнова глаза гноить
прорвал мерцаний бесполезных нить
неурожайную бросает глину
и золото поддельное восход
в плавучую по синеве корзину
Бредет достойный бедности народ
со всех сторон по трoпам и ухабе
мужичья строгость вечный траур бабий
на пригорок в костел Полно высот
и серебра Сродни очастой жабе
служитель бога мошкару пасет
Вдоль стен угодники который год
насупились и палачи в осклабе
неправедным обещанный котел
обуревают аспидные хляби
Едва обеду скудный счет подвел
спешу придав широкополой крену
сниму не раз и правильней надену
туда где отданную на закол
слепую лошадь топчет зверь На смену
неся кумач расшив огнем камзол
идет храбрец И под распашкой зол
покажет смелости холодной цену
прыжком проймет окрестную лазурь
заставит вмиг рукоплескать арену
Несчастный бык вались глаза зажмурь
уйти от нас и суматохи прочей
Ты долго бился не хватило мочи
угомонил запальчивую дурь
клинок студеный холост крик сорочий
не слушай и траву побежкой турь
ты заново извне гражданских бурь
твой сочный выгон омывают ночи