[2323] У чехов чтилась Dлvana (по указанию Вацерада: «Letnicina i Perunova dci»), у поляков– Dzievona (Zievonia), которую авторы хроник сравнивали с Церерою.[2324] И характер, и самое имя (Дева = Дива, см. выше стр. 115) указывают в ней богиню, тождественную Ди(375)ане.[2325] Чтобы охота была удачная, в Новгородской губ. читают следующее заклятие: «пойду я в чистое поле, в чистом поле млад месяц народился, от млада месяца – млад молодец: сидит на вороном коне, по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре, на буйной голове все кудри в золоте. Держит молодец золотую кису, золотой топор и булатный нож; в золотой кисе лежит мясо, и сечет мясо молодец булатным ножом и бросает на мой волок… Возговорил добрый молодец: гой еси лисицы черноухие, черноусые, лисицы бурые, рыси и росомахи, и седые волки! сбегайтеся на мой волок, на мою отраву – днем по солнцу, а ночью по месяцу. Ключ да замок!» Мифический молодец с золотыми кудрями и руками – бог весенних гроз; он скачет на вороном коне-туче, держа в руке золотой топор-молнию, и разбрасывает притраву, чтобы сбегались на нее волки, лисицы, рыси и росомахи. К нему, как небесному ловчему, обращено вещее слово заговора, силою которого лесной зверь должен сам бежать на охотника.
По древнейшим воззрениям, твердо запечатленным в языке, губительная зараза приносилась бурным дыханием вихрей (поветрие – см. гл. XXII), а души усопших, как существа стихийные, воздушные (дух – ветр; см. гл. XXIV), возносились в небесные страны на крыльях ветров и на летучих кораблях-тучах (см. выше стр. 292). Вот почему в свите дикого охотника шествуют Смерть и покойники; вот почему и собаке, как мифическому олицетворению ветра и грозы, дается участие в представлениях о загробной жизни, а знойное время года, порождавшее моровую язву, называлось у римлян песьими днями (caniculares dies). По свидетельству Вед, души усопших сопровождались на тот свет двумя собаками, которые были приставлены оберегать пути в ад и в царство блаженных; персы верили, что умершие должны были переходить мост Шиневад (= радугу), ведущий на небо и охраняемый сильною собакою.[2326] В Персии и Бактрии было в обычае бросать мертвецов, а также безнадежно больных и дряхлых стариков, на съедение псам, в чем выразилось суеверное воззрение на собак, как на путеводителей душ в царство блаженных.[2327] Равным образом в греческой мифологии страшный трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями (= молниями), сторожил мрачный аид; по сказанию Эдды, когда Один отправился в темное жилище Геллы (Ninheimr), чтобы своими песнями воззвать душу умершей валы (вещей жены) и спросить ее об участи Бальдура, то у ворот ада встретил его злой пес с разинутой пастью и кровавыми пятнами на груди и громко лаял на владыку богов.[2328] В Веласе, когда по горам воет буря, народу слышится лай адских собак (cron annwn), которые преследуют души умерших.[2329] У буддистов сохраняется верование, что в адских дебрях терзают грешников псы острыми железными зубами.[2330] В старинном апокрифе об адских муках сказано о великой грешнице: «руцеже ея грызяху два пса вели(376)кие».[2331] Вой собаки принимается за предвестие тяжкой болезни и смерти, и потому, заслышав его, говорят: «вой на свою голову!» Если собака роет на дворе яму, то непременно к покойнику: вырытая ею яма намекает на скорую необходимость в могиле.[2332]
Простой народ связывает с собакою различные приметы и поверья об атмосферных явлениях: так валяется она – летом к дождю и ветру, а зимой к мятели;[2333] черная собака и черная кошка, по мнению одних (как животные, посвященные древле богу-громовнику), предохраняют дом от удара молнии,[2334] а по мнению других (как воплощения темных туч), они служат убежищем для нечистой силы, которая, входя в них, тем самым привлекает на дом громовые удары.[2335] В житии Феодосия рассказывается, что нечистый дух являлся к нему в образе черного пса, и когда святой «восхотех ударити его – и се невидим бысть».[2336] Индоевропейские народы приписывают собакам духовидство; они чуют приближение богов и демонов, незримых очам смертного.[2337] Таким чудесным свойством обладают, по русским поверьям: а) двоеглазка – черношерстная собака, имеющая над глазами два белые пятна, которыми и усматривает она всякую нечистую силу,[2338] и b) ярчук– собака, у которой будто бы во рту волчий зуб, а под шкурою скрыты две змеи-гадюки (Харьк. губ.); она чует черта и наносит ведьмам неисцелимые раны.[2339] Эти подробности свидетельствуют, что народ еще смутно помнит о тех баснословных, одаренных и особенно зорким зрением и особенно страшными зубами псах, которые преследуют в дикой охоте вещих облачных жен; очи, видящие демонов, и зубы, терзающие ведьм, суть метафоры сверкающих молний. Если собака бросается на гостя – это знак, что он пришел не с добрым намерением; если она жмется к хозяину – знак, что ему грозит несчастие: в обоих случаях она предвидит грядущую опасность.[2340] Собачий вой, с которым древние народы сближали вой разрушительной бури, предзнаменует неурожай, войну и пожары.[2341] Как на остаток старинного уважения к собаке можно указать на ходячий в народе совет: «не пихай собаку – не то судороги потянут».[2342]
Волк, по своему хищному, разбойничьему нраву, получил в народных преданиях значение враждебного демона. В его образе фантазия олицетворила нечистую силу ночного мрака, потемняющих небо туч и зимних туманов. Такое олицетворе(377)ние стоит в тесной связи с верою в благодатные небесные стада, дарующие земле плодородие. Как обыкновенный, домашний скот имеет страшного врага в поедучем волке, так и небесные стада, выводимые богиней Утренней Зорею и весенним Перуном, должны были иметь своих мифических волков, представителей темной ночи и губительного влияния зимы. Первобытное, младенческое племя усматривало на небе свой пастушеский быт, во всей его житейской обстановке. Народная загадка: «пришла темнота пид наши ворота, пытается лепеты: чи дома понура?», означает волка, собаку и свинью. Слово темнота служит здесь метафорическим названием волка, как, наоборот, в следующих загадках слово волк принимается за метафору ночного мрака: «пришел волк – весь народ умолк, ясен сокол пришел – весь народ пошел», т. е. с приходом волка-ночи люди предаются покою, а с прилетом ясного сокола-дня пробуждаются от сна и спешат на работы; «цап-цап (козел) по полю ба-суе, 3'цапенятами гарцюе; поты буде гарцювати, поки вовк не стане спати», т. е. месяц и звезды, представляемые козлом и козлятами, до тех пор будут светить, пока не исчезнет ночь, или, выражаясь метафорически, – пока станет бодрствовать волк.[2343] Свидетельство наших загадок подтверждается индийским представлением, по которому Утренняя Зоря сражается с волком и вырывает из его пасти светозарное солнце, т. е. зоря выводит дневное светило из недр ночного мрака.[2344] Эпитеты волчий и вечерний употреблялись иногда как равносильные; так Вечерницу (Hesperus – планету Венеру) называют Волчьею звездою; у литовцев она известна под именем Zwerinne – от zweris – волк, у чехов Zwiretnice, Zwerenice, в одном из старинных западнорусских переводов Иова – Зверяница; в областных говорах слово зверь означает волка.[2345] Что волк служил символом темной тучи, на это мы имеем прямое указание Кормчей книги; это весьма важное свидетельство читается так: «облакы-гонештеи от селян влъкодлаци нарицаються; егда убо погыбнеть лоуна – или слънце– глаголють: влъкодлаци лоунд. из(ъ)едоша или слънце; си же вься басни и лъжа суть».[2346] Итак, тучи, закрывающие солнце и луну, назывались волкод-лаками; слово волкодлак (вркодлак) есть сложное из волк и длака (шерсть, руно, клок волос) и означает волчью шкуру. Выше мы видели, что облака уподоблялись звериным шкурам; здесь эта метафора слилась с представлением волка (см. выше стр. 364 – о волчьей шкуре, пожравшей человека). Небесные светила, омраченные облаками, и бурные, грозовые духи, шествующие в тучах, казались одетыми или обернувшимися в волчьи шкуры, т. е. оборотнями-волками. По хорутанским преданиям, волчий пастырь =тучегонитель Перун (см. гл. XIII) принимал на себя образ этого зверя; та же сила превращения приписывается колдунам и ведьмам, которые носятся по поднебесью, посылают град и вьюги и похищают звезды и месяц. Сахаров записал любопытный заговор, произносимый, по народному поверью, оборотнем: «на море на окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень – в зеленый лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый»,[2347] т. е. волкодлак или, по объяснению Кормчей, облакогонештий захватывает своими зубами небесные стада. Низводя это мифиче(378)ское представление на землю, крестьяне думают, что на Ильин день, когда бог-громовник разъезжает по небу в огненной колеснице, волки и змеи (=тучи и молнии) выходят из своих нор, бродят по полям и лесам, жалят и терзают домашнюю скотину, и только один гром в состоянии разогнать их; потому-то в этот день не выгоняют стад в поле.