льного обряда, то это предвещает новобрачным чадородие и богатство.[278] При таком воззрении на дождь, как на родительское семя, понятно, что в молнии, разящей тучи и чрез то низводящей на землю небесные воды, фантазия первобытных народов узнавала мужской детородный член; понятно также, что оплодотворяющая сила неба почти исключительно присвоялась божествам весенних гроз – у германцев Водану и Тору, у славян – Перуну: к ним обращались с молитвами об урожае, в честь их совершались на пашнях и жнивах религиозные обряды, от их непосредственного участия зависели успехи земледелия. Древнейшее чествование фалюса ярко засвидетельствовано преданиями и обрядами восточных народов, культом Диониса (Вакха), Фрейра и Ярила (см. гл. VIII). Вместе с представлением весенней грозы в мужском образе бога-оплодотворителя в ту же незапамятную старину и под тем же влиянием поэтических сравнений и метафорического языка возникло представление о богине облачного неба, которая носит в своей утробе (= тучах) зародыши юной жизни и с которою бог-громовник вступает в брачный союз в благодатное время весны; своим молниеносным фалюсом он лишает ее девственности. Такой переход к женскому типу – в мифологии классических народов выразился в образе Юноны, или Дианы (Juno – Jovino – (70) Djovino – Diana, женская форма имени Зевс = Юпитер,[279] соответствующем славянской богине Диве или Дивии (см. выше, стр. 128). Рядом с Тором в германских сказаниях выступает супруга его (Зифа, точно так же как возле Водана стоит Frau Gwode или Wode, а имени Фрейра отвечает Фрея; у славян эта богиня весны называется Прия или Сива. Носясь над землею, она рассыпает на нее обилие своих даров, поит ее росой и дождями и воспитывает жатвы. Как богиня, творящая земные урожаи, как супруга небесного бога, носителя молний и проливателя дождей, она мало-помалу слилась в народном сознании с плодородящею матерью Землею, супругою Неба. Яков Гримм совершенно верно указал на лингвистическое сродство имени Прия с санскр. mata Prithivi.[280] Другое название Сива, созвучное с словами сеять, по-сев, скрепило эту связь чарующею силою языка; в глоссах Mat. verbor. Siva объясняется: «dea frumenti, Ceres». Она научила возделывать землю, сеять, жать и обработывать лен. В этом новом отождествлении золотые волоса богини, первоначально означавшие яркий блеск весеннего солнца (см. гл. V), сделались метафорою зрелых = желтеющих колосьев на нивах земледельца; в золотистых волнах жатв греки и римляне видели волоса Деметры или Цереры;[281] блестящее ожерелье Фреи, названное Brisingamen (сличи: brising – огонь, возжигаемый на Иванов день), переходит в представление наряда, носимого богинею Землею = lardhar men: в летнюю половину года она красуется в своем роскошном уборе, а на зиму снимает его и погружается в сон.[282] Немецкие саги о белых девах (weisse jungfrauen), в которых олицетворяются весенние облака, рассказывают, что они любят расчесывать свои косы и оставшиеся на гребне волоса дарят встречным путникам; волоса эти потом превращаются в золотые колосья.[283] На древнем поэтическом языке травы, цветы, кустарники и деревья назывались волосами земли.[284] Признавая землю за существо живое, самодействующее (она родит из своей материнской утробы, пьет дождевую воду, судорожно дрожит при землетрясениях, засыпает зимою и пробуждается с возвратом весны), первобытные племена сравнивали широкие пространства суши с исполинским телом, в твердых скалах и камнях видели ее кости,[285] в водах – кровь, в древесных корнях – жилы, и, наконец, в травах и растениях – волоса. По преданию индийских брахманов, земные воды создались из соков Брамы, камни – из его костей, и растения – из волос.[286] Скандинавский миф о происхождении мира утверждает, что земля сотворена из мяса убитого первозданного великана Имира, море – из потоков его крови, горы, скалы и утесы – из костей и зубов, леса – из волос.[287] Наоборот, предания о происхождении человека, равно принадлежащие всем индоевропейским народам, в том числе и славянам, говорят, что тело человеческое (71) взято от земли и в нее же обращается по смерти, кости – от камня, кровь – от морской воды, пот – от росы, жилы – от корней, волоса – от травы.[288] Верование это так высказано в стихе о голубиной книге:
Народные загадки метафорически называют волоса – лесом, а траву – волосами: «ой, на гори гай, пид гаем мигай, пид мигаем сопай, пид сопаем хопай» (голова, волоса, очи, нос и рот); «густый лис, чисто поле, два соболи, два стекла, труба и лепетайло» (волоса, лоб, брови, очи, нос и язык);[290] «под лесом-лесом колеса с повесом» (под спущенными косами висят серьги); «летела тень (= дзень, звук ударяющей косы) на Петров день, стала плакать, аж волосы вянут» (= трава, которую скосили); «красна девица сидит в темнице (= морковь или свекла в земле), а коса (= зелень) наруже».[291] Подобными сближениями пользуется и народная песня, особенно если речь идет о превращениях: так, утопая в волнах, говорила девица брату: «не коси, братец, шелковой травы; шелкова трава – то моя русая коса!»[292] В сербской песне хвалится девица:
Moja ситна коса – зелена ливада,
Moje чарне очи – два бистра кладенца.[293]
В стихе о Егории Храбром сказано, что у его сестёр «власы, как кавыль-трава». Сербы называют лес – шума, потому что в нем слышится постоянный шелест листьев (малорос. песня: «шум ходит по диброви»); а чешск, osumeti от первоначального значения: лишиться листьев, срываемых ветром, перешло в понятие: олысеть.[294] С указанными метафорами тесно связывается поверье о зеленых волосах русалок, водяных и леших и тот часто встречаемый в народных сказках мотив, по которому щетка, кинутая героем во время бегства от враждебных преследователей, превращается в лес: из каждого волоска вырастает дерево.[295] Русалки, как водяные нимфы, наделены зелеными косами, подобно римским божествам рек и финскому царю волн (Ahto), которые представлялись с травяными бородами; т. е. зелень, растущая по берегам рек и источников, рассматривалась, как волосы водяных богов и богинь.[296] Малорусская загадка, означающая «камыш», изображает это растение в таком поэтическом образе: «стоит дид над водою, колыхает бородою».[297] От санскр. vrdh – расти происходят лат. barba (вместо bardha), нем. oart и славян, брада; следоват., уже самый язык, назвавший бороду – растущею, наводил фантазию на это метафори(72)ческое уподобление.[298] Доселе уцелел обычай связывать, во время жатвы, пук несрезанных колосьев и оставлять его на ниве в честь древнего бога плодородия; это называется: завивать Волосу бороду.
Богиня земного плодородия, вступающая в брак с богом небесных гроз в счастливое время весны, теряет своего супруга в период холодной зимы и прекращает свои роды; отсюда создалось у германцев прекрасное сказание о том, как Фрея, в белой развевающейся одежде, плача и жалуясь, шествует через горы и долы, неустанно ищет своего скрывшегося мужа, находит его и потом снова теряет и принимается за те же поиски. Миф этот развит во многих народных сказках. У греков благодатная свадьба Зевса и Геры праздновалась каждую весну.[299] В зимнюю пору и жарким летом, во время засухи = бездождия. Земля являлась воображению древнего человека – печальною вдовою; воззрение это высказано в народном стихе, где Христос вещает смертным: если не послушаете моих заповедей, то сотворю небо медным (= жгучим), а землю железною:
От неба медного росы не воздам,
От земли железной плода не дарую,
Поморю вас гладом на земле;
Кладязи у вас приусохнут,
Источницы приоскудеют,
Не будет на земле травы,
Ни на древе скоры:
Будет земля яко вдова.[300]
Из всего сказанного очевидно, что рядом с поклонением небу должно было возникнуть и утвердиться религиозное почитание земли. Следы этого обоготворения сохранились и у славян. Старинный проповедник восстает против нарицания земли – богом.[301] Галицкие русины и малороссы называют ее святою; так в эпическом приветствии («здравице») говорится: «бувай здорова як рыба, гожа як вода, весела як весна, а богата як земля святая!» или в поговорке: «не годен того, же го земля святая на собе носить!» Малорусские клятвы: «щоб тебе, окоянного, земля не приняла!», «земля б его святая не приймала!» и сербская: «тако ми земл(ь)а кости не изметала!» согласны с великорусским поверьем, что земля не принимает в свои недра умерших еретиков, колдунов и великих грешников и выбрасывает наверх их трупы или кости. Потому, высказывая доброе пожелание покойнику, малорусы выражаются: «щоб ему земля пером (лежала!)». Есть и другие клятвы землею: «щоб тебе сира земля пожерла!», «щоб пид ним