XI
Бывают умы, для которых определенные образы обладают особым, непреходящим обаянием. Один из таких умов – Бернар Палисси: он хранит верность образам раковины. Если бы нужно было дать Бернару Палисси определение в соответствии со стихией, преобладающей в его материальном воображении, его следовало бы зачислить в категорию «земных». Но поскольку материальное воображение сплошь состоит из нюансов, следовало бы уточнить, что воображение Палисси – воображение «земного», для которого «земля» – это твердая глина, глина, отвердевающая в огне; но он также представляет себе и другой, естественный путь к отверждению посредством некоей отверждающей соли, чей источник находится где-то рядом. И этот другой путь нам указывает раковина. Подумать только: мягкотелое, скользкое, «слюнявое» существо само умеет придать своей раковине твердую консистенцию. И принцип отверждения обладает такой мощью, борьба за твердость заходит так далеко, что раковина обретает дивный глазурный блеск, словно она воспользовалась помощью огня. К красоте геометрических форм добавилась красота материала. Какую неисчерпаемую тему для размышлений предоставляет раковина гончару и художнику! У скольких животных, застывших под глазурью на блюдах гениального керамиста, кожа стала тверже самой твердой из раковин! Взглянув на увлечение Бернара Палисси с точки зрения космической драмы субстанций, единоборства глины и огня, начинаешь понимать, почему даже маленькая улитка, выделяющая из себя вещество для раковины, пробудила у мастера, как мы сейчас увидим, бесконечное множество грез.
Из всех этих грез мы отметим здесь лишь те, в которых появляются самые необычные образы дома. Например, тот, который описан в его трактате «Настоящее наставление»[124], в главе под названием «О городе-крепости». Он не надеется найти подобное сооружение «в городах, какие были выстроены до сего дня». Витрувий, объясняет автор, также не может помочь ему в нынешний век артиллерии. И он отправляется бродить «по лесам, горам и долинам, в надежде найти какое-нибудь искусное животное, которое строит себе дом с помощью своего искусства». После долгих поисков Бернар Палисси обращает внимание на «юную улитку, которая строила свой дом и свою крепость из собственной слюны». Мечты о строительстве дома изнутри занимали Палисси несколько месяцев. Все свободное время он тратит на прогулки по берегу океана, где видит «множество разнообразных домов и крепостей, которые построили себе маленькие рыбки из своей собственной жидкости и слюны, и вот я подумал, что мог бы найти здесь нечто полезное для моего дела». Поскольку «битвы и бесчинства в море» гораздо разрушительнее, чем на земле, то самым беззащитным, мягкотелым существам «Господь даровал искусство строить себе дом, возведенный и рассчитанный с такой соразмерностью и благолепием, что сам Соломон во всей мудрости своей не смог бы выстроить подобного».
Что же касается раковин в форме спирали, то «дело тут не в одной лишь красоте, а совсем в другом. Надобно вспомнить: есть много рыб с такими заостренными мордами, что они поглотили бы большинство упомянутых рыбок, если бы дома их были прямыми; но, когда враги врываются к ним на порог, они втягиваются внутрь и скрываются, закручиваясь винтом, по спирали, так что враги не могут причинить им вред».
Тем временем Бернару Палисси приносят две огромные раковины из Гвинеи: «багрянку и букциниум». Поскольку багрянка слабее, то, по философии Бернара Палисси, она должна быть лучше защищена. В самом деле, «раковина повсюду была усажена крепкими шипами, и тогда я уразумел, что не без причины образовались у нее эти рога, что они были предназначены для обороны ее крепости».
Мы сочли нужным привести все эти предварительные подробности потому, что они ясно показывают: Бернар Палисси стремится обрести то вдохновение, которое проявляется в созданиях природы. Чтобы воздвигнуть свой город-крепость, он не находит лучшего образца, чем «крепость вышеска зан ной багрянки». А затем вооружается циркулем и линейкой и принимается чертить план. В самом центре города– крепости находится квадратная площадь, где будет построено жилище губернатора. От этой площади отходит одна-единственная улица, которая четыре раза огибает площадь: первые два витка повторяют квадратную форму площади, последние два имеют форму восьмигранника. На этой закручивающейся винтом улице все окна и двери смотрят внутрь крепости: таким образом, задние фасады домов образуют сплошную глухую стену. Стена последнего витка домов примыкает к городской стене, также имеющей форму гигантской улитки.
Бернар Палисси долго расписывает достоинства своей природной крепости. Даже если враг захватит какую-то часть крепости, ее центральная часть, куда будут отступать защитники, останется в неприкосновенности. Именно это движение отступающих по спирали определило главную ось плана. Вдобавок артиллерия противника не сможет преследовать отступающих и простреливать насквозь улицы свернувшегося клубком города. Вражеские канониры будут так же разочарованы, как остромордые хищники перед спиралевидной раковиной.
В этом пересказе, который мог показаться читателю затянутым, нам все же не удалось детально описать все доказательства и все разнородные образы, приводимые Палисси. Изучая его текст строка за строкой, психолог обнаружил бы в нем образы, наделенные силой доказательств, образы, которые воображение выдвинуло как свидетельства, подкрепляющие его доводы. Эти просто написанные страницы психологически очень сложны. Нас, живущих в современную эпоху, эти образы не убеждают. Мы уже не верим в крепости, созданные природой. Когда наши военные говорят о противотанковых «ежах», они понимают, что находятся не в сфере образов, а в сфере простых метафор. Какую ошибку совершили бы мы, если бы, перепутав эти две сферы, приняли бы улитку-крепость Палисси за простую метафору! Это образ, порожденный великим умом.
Но в развлекательной книге вроде этой, где мы забавы ради перебираем множество разных образов, нельзя было не задержаться перед сей чудовищной улиткой.
И чтобы показать, что всякий образ переживает разрастание в результате простой игры воображения, мы процитируем стихотворение, в котором улитка разрастается до размеров деревни[125]:
Это громадная улитка,
Которая спускается с горы
И течет за ней ручей
Из пены белой,
Она очень стара, у нее только один рог,
Это приземистая квадратная колокольня.
И поэт добавляет:
Замок – ее раковина…
Но другие страницы в трактате Бернара Палисси усиливают значение его любимой раковины-дома в роли образа. Дело в том, что этот виртуальный строитель раковины-крепости – еще и ландшафтный архитектор. В дополнение к планам садов Палисси планирует в них так называемые «кабинеты». Это небольшие беседки, снаружи неровные и шероховатые, как раковина устрицы: «Снаружи указанный кабинет будет обложен грубыми камнями, выломанными в скалах, без какой-либо шлифовки или резьбы, чтобы наружный вид сказанного кабинета нисколько не походил на здание», – пишет Палисси[126]. Однако внутри «кабинет» должен быть гладким, как внутренность раковины. «Когда кабинет будет обложен снаружи камнями, я желаю, чтобы внутри он был покрыт несколькими слоями глазури, от верхушки сводов до самого пола; затем я желал бы, чтобы там развели жаркий огонь… чтобы вся эта глазурь растаяла и потекла по каменным стенам… и блестела так, чтобы забежавшие внутрь ящерицы видели себя, как в зеркале».
Этот костер, разведенный внутри дома для того, чтобы кирпичные стены покрылись глазурью, не похож на небольшой огонь, который разводят для просушивания сырой штукатурки. Возможно, когда Палисси писал это, перед его внутренним взором возникла печь для обжига керамики, где пламя оставило на стенах следы глазури, словно слезы кирпичной кладки. Но, так или иначе, для воплощения необычного образа нужны необычные средства. Перед нами человек, желающий жить в раковине. Он желает, чтобы стена, защищающая его от внешнего мира, была ровной, и гладкой, и сплошной, как если бы ему приходилось непрерывно тереться о стены своей ранимой плотью. В мечте Бернара Палисси функция обитания приобретает осязательную характеристику. Грезы, пробуждаемые раковиной, вызывают физическое ощущение уюта.
Преобладающие образы склонны объединяться. Четвертый кабинет Бернара Палисси – это синтез дома, раковины и грота: «Внутри он будет выложен камнем с таким нарочитым искусством (loc. cit. p. 82), чтобы казалось, будто это стена каменоломни; стало быть, сказанный кабинет будет искривленным и бугристым, со многими неровными выпуклостями и впадинами, дабы не возникало видимости, что стены украшены или обработаны руками человека, а своды будут неровными, и создавалась видимость, будто они готовы упасть, ибо некоторые бугры будут свешиваться вниз». Разумеется, изнутри этот спиралевидный дом надо покрыть глазурью. Это будет грот в форме раковины. С помощью большого и тщательного человеческого труда хитроумный архитектор придаст ему облик естественного жилища. Чтобы подчеркнуть естественный характер кабинета, сверху на него навалят земли, и «упомянутую землю засадят деревьями, так что кабинет почти утратит видимость здания». Итак, истинный дом великого «земного» мечтателя Бернара Палисси находится под землей. Он хотел бы жить в самом сердце скалы, в раковине скалы. Нависающие бугры в этом жилище пробуждают навязчивый страх: его обитателю кажется, что потолок вот-вот обрушится на голову. А форма спирали, ввинчивающейся в скалу, вызывает тревожное ощущение. Но человек, который хочет обитать в подземном жилище, умеет справляться с обычными человеческими фобиями. В своих грезах Бернар Палисси – герой подземного мира. В воображении он наслаждается испугом собаки – он сам говорит об этом, – которая залаяла перед входом в пещеру, он наслаждается смущением гостя, который не боится идти дальше по извилистому лабиринту. В данном случае грот-раковина – это «город-крепость» для единственного жителя, для одиночки, умеющего обороняться и защищать себя простыми образами. Ему не нужна ограда или окованная железом дверь: сюда и так никто не решится войти…