Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского — страница 32 из 83

<…> Я ваши глаза точно где-то видел… да этого быть не может! Это я так… Я здесь никогда и не был. Может быть, во сне…» [8; 90]. И она уже давно ждала того, кто поможет ей спастись: «Что это, в самом деле, я как будто его где-то видела?» [8; 89]. Мышкин «искренно верил, что она может ещё воскреснуть. <…> И в любви его к ней заключалось действительно как бы влечение к какому-то жалкому и больному ребёнку, которого трудно и даже невозможно оставить на свою волю» [8; 489]. Но он никому не может помочь, потому что пытается противопоставить реальности мира иллюзорные благие намерения, не связанные ни с планами Божественного домостроительства, ни с социальными закономерностями. Не имея ясных критериев истины, добра и красоты, явленных в Богочеловеческой личности Христа, Мышкин не имеет и воли для их утверждения в жизни и потому приносит окружающим лишь страдания. Личной судьбой своего героя Достоевский опровергает возможность движения России по пути, указанном европейской просветительской философией, изгоняющей из человеческого бытия Бога и утверждающей на Его месте самого человека. В этой дьявольской лжи, обращённой к человеческой гордыне, сокрыта неизбежная гибель, ибо, говорит Господь, «без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:5).

* * *

По словам самого автора, «Идиот» – самое неудачное его произведение: «Романом я не доволен; он не выразил и 10‑й доли того, что я хотел выразить, хотя всё-таки я от него не отрицаюсь и люблю мою неудавшуюся мысль до сих пор» [29, 1; 10]. Заметим, что к моменту начала работы в творческом сознании писателя в законченном виде существовала лишь первая часть романа, которая и стала его внешней идеей: от встречи Мышкина и Рогожина в поезде до окончания праздника в доме Настасьи Филипповны. Форму внешней идеи образует сюжет сватовства Гани, Рогожина и Мышкина к Настасье Филипповне. Содержанием внешней идеи является жизнь «положительно прекрасного человека» (Мышкина) в реальном мире.

Композиция романа замкнутая, кольцевая: действие начинается и заканчивается разговором Мышкина и Рогожина о Настасье Филипповне. Следует заметить, что «Идиот» – единственный роман великого пятикнижия, обладающий подобной структурой. Это может указывать на то, что ни один из его героев так и не нашёл пути к настоящей жизни.

Приступая к работе над романом, Достоевский писал: «Рискнул как на рулетке: «Может быть, под пером разовьётся!» Это непростительно» [28, 2; 241]. Главная причина того, что писатель начал печатать не только не написанный, но даже не оконченный в художественном сознании роман, заключается в его жёстких договорных обязательствах перед издателем. К этому следует прибавить вынужденную необходимость жить за границей, постоянную материальную стеснённость, многочисленные переезды, беременности жены, страсть к игре, смерть дочери, отсутствие «живых» впечатлений от русской действительности и т. д.

Всё это привело к тому, что идейный синтез затягивался, и адекватная внешней идее форма внутренней идеи не возникала. Композиция, телеологическая перспектива внешней идеи и подготовительные материалы дают возможность предположить, что внутренняя идея в общих чертах представлялась автору следующим образом: Мышкин приезжает из Европы в Россию, чтобы проповедовать некую «идею». Россию символизирует семейство Епанчиных: генерал и генеральша представляют старшее поколение, а их три дочери – собирательный образ русской молодёжи. Об этом говорит единая заглавная буква их имён и их значение: Александра (от др. – греч. Αλεξάνδρα – «оберегающая человечество», «надёжная», «храбрая»), Аделаида (от древнегерм. Adalheid – благородная) и Аглая (от др. – греч. Αγλαια – старшая из трёх харит; блистающая, великолепная).

Соединение западной идеи Мышкина с русской идеей, символизируемой Аглаей Епанчиной (наиболее яркой представительницей Епанчиных, включающей все их главные черты), должно было составить содержание внутренней идеи. Но форма её так и не возникла в творческом сознании писателя. Это произошло по ряду причин: ошибочность композиции в историческом контексте – не апад выбирает Россию, а Россия должна выбрать себе путь; фактическое отсутствие выбора для Мышкина и пр. Другая причина заключается в чрезвычайной яркости образа Настасьи Филипповны, заслонившего собой образы сестёр Епанчиных. Достоевский пишет об этом: «Оказалось, что кроме героя есть и героиня, а стало быть, ДВА ГЕРОЯ!!» [28, 2; 241]. В результате центральным героем романа стала Настасья Филипповна, а его главным героем – князь Мышкин. Таким образом, первую часть «Идиота следует рассматривать как неоконченный роман со своей внешней и внутренней идеей.

У писателя не было возможности остановиться, чтобы оценить уже созданное и наметить план дальнейшей работы. Он был вынужден продолжать писать «на ощупь», постоянно ожидая идейного синтеза, который произошёл лишь после публикации второй и третьей частей романа. В результате появились периферийные отвлекающие внимание читателя сюжетные линии, новые темы и не вполне мотивированные изменения в характерах и идеях образов. Достоевский пытается разрешить ситуацию дополнительными, «разъясняющими» монологами героев: «Я теперь всё понял, чего раньше не понимал…» [8; 483], [8; 437–440], [8; 268–270]. А в тех случаях, когда это оказывается невозможным, появляются особые оговорки «от автора»: «Здесь мы не можем сообщить подробностей, но заметим вкратце…» [8, 418]; «Как вышло, однако же, что <…> – это очень трудно изложить в порядке» [8; 420] и т. п.

Иногда Достоевский прибегает и к прямому объяснению: «Мы чувствуем, что должны ограничиться простым изложением фактов, по возможности без особых объяснений, и по весьма простой причине: потому что сами, во многих случаях, затрудняемся объяснить происшедшее. Такое предуведомление с нашей стороны должно показаться весьма странным и неясным читателю: как рассказывать то, о чём не имеешь ни ясного понятия, ни личного мнения?» [8; 475–476]. И далее писатель кратко, конспективно сообщает множество фактов и событий, описание которых могло бы составить новый роман. Он как бы связывает множество подвисших сюжетных ниточек и разрешает накопившиеся противоречия, порой не слишком заботясь об убедительности: «Правда, множество вещей оставались неразъяснёнными… <…>. Но кроме этих <…> обстоятельств нам известны и ещё некоторые факты, которые решительно нас сбивают с толку, именно потому, что противоречат с предыдущими» [8; 477]. Причём «таких странных фактов пред нами очень много, но они не только не разъясняют, а, по нашему мнению, даже затемняют истолкование дела, сколько бы их ни приводили…» [8; 478] и пр.

Как уже отмечалось, главной причиной этого стал затянувшийся идейный синтез. Лишь во второй половине сентября 1868 г. Достоевский окончательно определяет характеры главных героев: «В Князе – идиотизм! В Аглае – стыдливость. Ипполит – тщеславие слабого характера. Н<астасья> Ф<илипповна> – беспорядок и красота (жертва судьбы). Рогожин – ревность. Ганя: слабость, добрые наклонн<ости>, ум, стыд <…>. Ев<гений> П<авлови>ч – последний тип русского помещика-джентельмена. Лизавет<а> Прокоф<ьевна> – дикая честность. Коля – новое поколение» [9; 280].

Но полная ясность появляется лишь в самом конце работы над романом. 26 октября 1868 г. Достоевский пишет А. Н. Майкову: «Теперь, когда я всё вижу как в стекло…» [28, 2; 321]. И 11 декабря 1868 года: «К тому же всё, что осталось, всё уже записано более или менее начерно и я каждое слово наизусть знаю» [28, 2; 327]. Речь идёт о последней части романа: «Эта 4‑я часть и окончание её – самое главное в моём романе, то есть для развязки романа почти и писался и задуман был весь роман» [28, 2; 318]. Именно здесь, в седьмой главе, в сцене собрания у Лизаветы Прокофьевны, русская идея получает своё максимальное воплощение.

В результате над имеющейся внешней идеей писатель надстроил новую внутреннюю идею. Её форму образует сюжет выбора Настасьей Филипповной (образ которой стал символизировать Россию) её жизненного пути. Она решительно и однозначно отвергает западную идею, выражаемую образом Гани, и вынуждена выбирать между идеями, представляемыми образами Рогожина и Мышкина. Образ Рогожина выражает предельно консервативную, не способную к развитию идею сохранения и приумножения материальных богатств, лишённую какого-либо духовного содержания. Ему противостоит аморфный этический комплекс Мышкина, не связанный с традиционными для России духовно-нравственными ценностями. Таким образом, содержанием внутренней идеи романа становится утверждение невозможности спасения России ни безжизненным консерватизмом Рогожина, ни абстрактным гуманизмом Мышкина.

Образный уровень русской идеи в первой части представляет семейство Епанчиных, а во второй – Настасья Филипповна и, отчасти, Лебезятников и Лизавета Прокофьевна. Теоретический уровень русской идеи образуют рассуждения Мышкина в собрании у Лизаветы Прокофьевны.

Образный уровень западной идеи составляют: в первой части – Ганя Иволгин, а в последующих – его сестра Варя и её муж Птицын. Сюда же следует отнести Антипа Бурдовского. Теоретический уровень западной идеи образуют рассуждения Гани о могуществе денег в первой части романа и нигилистические идеи Ипполита и его товарищей – во второй.

Единство внешнего и внутреннего аспектов русской идеи в романе «Бесы»

Работа над романом продолжалась с февраля 1870 по декабрь 1872 года. Её бóльшая часть пришлась на заграничный период жизни писателя (апрель 1867 – июль 1871 гг.). В настоящее время известны четыре записные тетради Достоевского, содержащие подготовительные материалы к роману. Основная их часть заполнена в период с апреля 1867 по июль 1871 года. Помимо собственно материалов к роману тетради содержат и иные записи, отражающие как нюансы творческого процесса, так и мировоззренческие размышления писателя. Подготовительные материалы к роману опубликованы в XI и XII томах ПСС. В соответствии с общими принципами публикации рукописей Достоевского [1; 439–440, 9; 460–464] «из материалов записных тетрадей отобраны