[183]» [10; 505]. Эти слова свидетельствуют о достижении Степаном Трофимовичем всей полноты спасения – ещё при земной жизни он обрёл Царство Небесное.
Столь же оптимистично и пророчество Достоевского о судьбе России – если все «теплохладные» обратятся ко Христу «всем сердцем, всею душою, всем разумением и всею крепостию» (Мк. 12:30) и решительно встанут в ряды Его апостолов, как это сделал сам писатель и его герой, Россия обязательно спасётся и «останется в сути своей такою же прежнею, святою нашей Русью, как и была до сих пор, и, сколь ни изменился бы, пожалуй, облик её, но изменения облика бояться нечего, <…>, кто верит в Русь, тому даже стыдно это. Её назначение столь высоко, и её внутреннее предчувствие этого назначения столь ясно (особенно теперь, в нашу эпоху, в теперешнюю минуту главное), что тот, кто верует в это назначение, должен стоять выше всех сомнений и опасений. «Здесь терпение и вера святых», как говорится в священной книге»»[184] [25; 174–175]. Старшее поколение героев романа помимо Степана Трофимовича представлено Варварой Петровной, Кармазиновым и фон Лембке.
Образ генеральши Ставрогиной во многом наследует черты Лизаветы Прокофьевны Епанчиной («Идиот»). Она – представитель старой, уходящей России. Понимая неизбежность перемен, Варвара Петровна готова их принять, но то «новое», что идёт в Россию из Европы через Петербург, ужасает её.
Образ Кармазинова представляет собой пример пародийной редукции реального прототипа, И. С. Тургенева. Достоевский узнаваемо пародирует такие черты Тургенева, как самолюбие, тщеславие, эгоизм, соединённые с либеральным фразёрством. Образ Кармазинова представлен на фоне развёртывания образа Степана Трофимовича, что даёт возможность для ненавязчивого сравнения их личностных черт. Итог этого сравнения – далеко не в пользу Кармазинова. Полагаем, этим Достоевский хотел подчеркнуть особую ответственность людей, присваивающих себе право быть идейными вождями общества. Степан Трофимович был учителем молодого поколения героев романа: Ставрогина и Шатова, и они, глядя на своего учителя, решили, что можно жить и даже быть хорошим человеком, не веря в Бога. Но атеистическое фрондёрство Степана Трофимовича отвечало лишь игривости его характера и было рабской данью интеллигентской моде. Безопасно отрицая этикетные требования церковного Устава, он следовал правилам, которые выросли из православной культурной традиции, и оставался, по существу, верующим человеком. Но его ученики таким мировоззренческим фундаментом не обладали, и поэтому, приняв эстетический атеизм своего учителя за незыблемую основу, выстроили на нём свою личную нравственность.
Педагогическая деятельность Степана Трофимовича, вначале больше похожая на игру или детскую шалость, со временем соединилась с более или менее сознательными «шалостями» других либералов, того же Кармазинова, и начала разрушать общественное сознание. Однако при всём этом он оставался лучшим представителем своего поколения, потому что сохранял неколебимую веру в идеал Красоты, за который был готов сражаться и даже умереть. Кармазинов отличается от Степана Трофимовича эгоизмом, тщеславием, гордыней и трусостью. Остро чувствуя надвигающиеся изменения в российской жизни, он намеревается скрыться от них за границей: «Тут всё обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности» [10; 287]. В духовном смысле Кармазинов уже умер: «Я поколения старого и, признаюсь, ещё стою за честь, но ведь только по привычке. Мне лишь нравятся старые формы, положим по малодушию; нужно же как-нибудь дожить век» [10; 288].
Губернатор фон Лембке – также пародийная фигура. Следуя традиции русской сатиры, Достоевский посредством его образа осмеивает последствие петровских реформ – укоренившийся в России тип немца-администратора. Честный и исполнительный, но тупой, тщеславный и самолюбивый, он настолько оторван от реальной российской жизни, что никак не может на неё воздействовать. Административные функции фактически осуществляет его супруга, Юлия Михайловна, – ослеплённая тщеславием барыня, мечтающая лишь о славе и успехах в «обществе».
Молодое поколение героев романа представлено учениками Степана Трофимовича, наиболее способным из которых оказался Николай Всеволодович Ставрогин – главный герой романа.
В 1873 г., имея в виду своих вечных врагов – либералов-западников, Достоевский говорил: «Они и не подозревают, что скоро конец всему… всем ихним «прогрессам» и болтовне! Им и не чудится, что ведь антихрист-то уже родился… и идёт! <…>. Идёт к нам антихрист! Идёт! И конец миру близко, – ближе, чем думают!»[185]. И, стремясь разбудить духовно спящих соотечественников, Достоевский наводит на бесов увеличительное стекло своего романа, в основе которого лежит обширный замысел, озаглавленный им как «Житие великого грешника». Согласно плану писателя, это должно было быть исследование духовных закономерностей грехопадения («великий грешник») и возрождения («житие») человека. Первоначально речь шла об одном человеке, но, познакомившись с реалиями нечаевского заговора, Достоевский решает сделать духовный анализ произошедшего, показать причину того, почему обычные люди в обычном российском городе превратились в одержимых бесами существ. В центре внимания писателя оказывается личность «великого грешника» – Николая Ставрогина.
Уже первые страницы романа должны были насторожить внимательного читателя, прозревающего за лицом этого персонажа облик антихриста. Достоевский указывает на это сходство рядом характерных черт. Ставрогин обладает некой мистической способностью подчинять себе людей, в силу которой одни его любили, другие – ненавидели, но все признавали его особую, ничем не объяснимую власть. Сверхъестественную, противоречащую рассудку и воле, рабскую зависимость чувствует Шатов: «Ставрогин, для чего я осуждён в вас верить во веки веков? <…> Разве я не буду целовать следов ваших ног, когда вы уйдёте? Я не могу вас вырвать из моего сердца, Николай Ставрогин!» [10; 202]. Сестра Шатова, Даша, ясно сознавая всю гибельность этой зависимости, не может и не хочет бороться с ней и готова по первому слову Ставрогина идти за ним на край света [10; 229–230]. Лиза Тушина ненавидит Ставрогина, но против своей воли приближается к нему всё ближе и ближе и в конце концов гибнет. В плену обаяния Ставрогина находится даже Пётр Верховенский: «Вы мой идол! <…> Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…» [10; 323–324].
Размышляя о том, как именно сбудется пророчество о приходе антихриста, Достоевский записывает: «Будущий антихрист будет пленять красотой» [16; 363], а подготовительные материалы содержат ряд специфических характеристик Ставрогина: «NB) Он должен быть обольстителен», «обворожителен, как демон» [11; 174, 177]. Писатель особо подчёркивает дисгармонию черт лица своего героя, каждая из которых кажется идеальной, но их совокупность действует отталкивающе: «Казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску…» [10; 37]. Подобной деталью портрета обладают в великом пятикнижии, помимо Ставрогина, только Свидригайлов («Преступление и наказание») и Ламберт («Подросток») – духовно разложившиеся люди, совершившие страшные преступления. Примечательно, что с каждым новым злодеянием обаяние Ставрогина
не только не умаляется, но становится всё сильнее. Об этом говорят слова Хроникёра: «Прежде хоть и считали его красавцем, но лицо его действительно «походило на маску» <…>. Теперь же <…> он с первого же взгляда показался мне решительным, неоспоримым красавцем…» [10; 145]. Подчеркнём, что в сравнении лица Ставрогина с маской выразилось несоответствие его внешнего облика внутреннему духовному содержанию. Когда это содержание полностью раскрылось во время разговора со старцем Тихоном, стало ясно, что человеческое лицо просто не способно выразить ту степень духовного разложения, в которой находился Ставрогин.
Его внутреннее состояние на протяжении всего романа подобно состоянию заболевшего человека, который медлит обращаться к врачу, считая своё положение не очень опасным. Но болезнь уже поразила его организм и ведёт свою разрушительную работу. О том, что она уже принесла свои плоды и зло заполнило душу Ставрогина настолько, что начало выплёскиваться наружу, свидетельствуют его поступки: таскание за нос Гаганова, публичный поцелуй жены Липутина, укус за ухо губернатора. Хроникер замечает, что, проделывая всё это, Ставрогин находился в странном, почти беспамятном состоянии, будто не вполне руководя собой. Всё объяснилось тогда, когда укушенный губернатор запер Ставрогина под замок. Сначала было тихо, но «в два часа пополуночи арестант, дотоле удивительно спокойный и даже заснувший, вдруг зашумел, стал неистово бить кулаками в дверь, с неестественною силой оторвал от оконца в дверях железную решетку, разбил стекло и изрезал себе руки» [10; 43]. Заметим, что Достоевский рисует обычную картину поведения человека, одержимого бесами, характерной чертой которого является противоестественная сила, с которой человек, лишённый свободы, освобождается от пут. Аналогичную ситуацию показывает Евангелие. Когда Христос пришёл в страну Гадаринскую, «тотчас встретил Его <…> человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни…» (Мк. 5:2–5).
Особым признаком беснования, отличающим происходящее с человеком от обычного психического расстройства, является изменение голоса. Епископ Александр (Милеант) замечает: «Этот симптом не наблюдается при обычных нервных заболеваниях.
Так как речь контролируется мозгом, над которым демоны не имеют полного контроля, а лишь над голосовыми связками, то и слова, которые исходят из уст больного, звучат неестественно»