тоже (курсив наш. – О. С.) очень теперь болен, Lise» [15; 24]. Действительно, и Иван и Лиза духовно больны, но болезнь Лизы вызвана праздностью, которая пройдёт, как только она поправится и сможет заняться каким-нибудь делом. А причина болезни Ивана в том, что «он <…> никому не верит» [15; 24]. Эти слова говорят о том, что положение Ивана намного трагичнее, чем положение Лизы, которая ещё сохраняет веру в Бога и надеется на помощь Алексея: «Алёша, спасите меня!» [15; 25]. Залогом её спасения является необычайная духовная близость между ними, о которой говорят слова Алексея: «И у меня бывал этот самый сон» [15; 23]. Важно, что Алексей говорит о себе в прошедшем времени: «Сон бывал…». Это означает, что он уже прошёл тот участок жизненного пути, на котором сейчас находится Лиза, и преодолел встретившиеся на нём искушения. Он смог это сделать, потому что рядом был сильный и мудрый учитель, а Лиза оказалась одна на своём духовном пути, и теперь Алексей должен стать для неё тем, кем был для него самого Зосима.
Образом Лизы писатель показывает проблему разрыва духовной связи между поколениями и во вполне благополучных внешне семьях. Мать Лизы жила своей «обычной» жизнью – без ясного идеала и твёрдой веры, и ей нечего было передать дочери, вступающей в жизнь. В результате Лиза вошла во взрослый мир, полный смертельных опасностей, не имея ни ясных жизненных ориентиров, ни мудрого учителя, который помог бы найти их.
Напомним, что, по словам Достоевского, убийство старика Карамазова составляет «предмет» лишь «первого вступительного романа или, лучше сказать, его внешнюю сторону» [14; 12]. Следовательно, если падение Дмитрия (и остальных героев) образует внешнюю идею романа, то его возрождение – внутреннюю. Но сам «вступительный» роман – лишь внешняя идея другого, более важного для автора романа. Его началом следует считать книгу «Мальчики», вводящую в повествование новую сюжетную линию, основу которой составляют взаимоотношения Алексея Карамазова с группой гимназистов, центральными фигурами которой являются Илюша Снегирёв и Коля Красоткин. Внешнюю идею этого нового романа образует конфликт Илюши с товарищами, его болезнь и смерть. Внутренняя идея выражена евангельскими словами о падшем зерне, вынесенными в эпиграф к «Братьям Карамазовым» и ещё дважды повторёнными в тексте.
Страдания детей почти всегда являются следствием нарушения их родителями закона Божественного мироустройства (Исх. 20:5–6). Безвинностью своих страданий Илюша уподобился Христу, а его смерть, как и крестная смерть Спасителя, стала исполнением евангельских слов о пшеничном зерне, потому что в своей жизни он исполнил всё, что должен: заставил очнуться от пьяного сна отца, объединил своих товарищей в братство новых людей и дал им наставников – Алексея и Николая.
О неотмирности Илюши говорит его место в доме – под образами. [14; 485], а об его предназначении – сцена перед уходом в Мир иной. Илюша «вдруг бросил свои обе исхудалые ручки вперед и крепко, как только мог, обнял их обоих разом, и Колю и папу, соединив их в одно объятие и сам к ним прижавшись… – Папа, папа! Как мне жалко тебя, папа!» [14; 506–507]. Слова Илюши полны глубокого христианского смысла: жалеть нужно не того, кто уходит к Источнику всякой радости, счастья и любви, а того, кто остаётся страдать за свои и чужие грехи.
Эта сцена имеет и глубоко символическое значение, раскрывающее внутреннюю идею второго романа, – Илюша восстанавливает разорванную цепь межпоколенчатой преемственности, устанавливая особые, духовные связи между людьми. Стоя на пороге духовного мира, Илюша открывает другу, остающемуся в мире людей, смысл его жизни, и теперь Николаю нужно лишь найти правильные средства для его исполнения. Илюша обнаруживает и делает явным Божественный Промысел: между его отцом, товарищами, Николаем и Алексеем уже возникла крепкая духовная связь. И главное значение смерти Илюши открывается в том, чтобы утвердить неслучайность этой связи и показать её неземной замысел.
Николая сближают с Алексеем глубокий внутренний мир, тонкая душевная организация и энергичная натура, заставляющая активно относиться к себе и окружающим [14; 478]. Причём характер и направление этой деятельности определены особым талантом Николая – педагогическим дарованием. Он очень любит маленьких детей, с удовольствием и ответственностью заботится о них, и они отвечают ему доверием и любовью [14; 467]. При этом Николай не развлекается с малышами, не играет в учителя, а уже является им, чувствуя в себе потребность «учить, развивать, действовать на молодое поколение, развивать, быть полезным…» [14; 479–480]. И он действительно учит – и малышей: «Маму вы никогда не обманывайте…» [14; 470], и своих товарищей: «Школьник, гнушайся лжи, это раз; даже для добрых дел, два» [14; 472]. Дарование Николая проявляется и в том, как он сознательно ставит перед собой педагогическую задачу: «Вышколить характер, выровнять, создать человека…» [14; 480]. Он даже предпринимает педагогический эксперимент, но допускает ошибку, которую на его месте сделали бы и многие взрослые педагоги: наказывает за неумышленный проступок уже раскаявшегося в нём человека, что приводит к обратному результату – Илюша ожесточается.
Николай скоро понимает, что для того, чтобы учить других, надо учиться самому. Свои знания он черпает из бессистемного чтения и общения со старшими. Он намеренно вступает в разговор с самыми разными людьми, чтобы понять их характер и образ мыслей [14; 474][307]. Отсюда – не объяснимая никакими внешними причинами тяга к народу. Коле нравится «говорить с народом» [14; 474], он приглядывается к нему, стараясь понять его образ жизни и мировоззрение. Однако он ещё не знает, как это сделать правильно, и руководствуется лишь собственным разумением: «Я люблю расшевелить дураков во всех слоях общества» [14; 477]. Но он слишком торопится судить: «Ну не написано ль у этого на лице, что он дурак?» [14; 477]. Достоевский подчёркивает, что эти слова вызваны лишь нетерпением молодости, потому что Николай способен увидеть собственную неправоту и «всегда готов признать ум в народе» [14; 477].
Очевидная ограниченность такого самообразования заставляет Николая искать себе учителя, которым и становится Алексей Карамазов. Прежде всего, Николая привлекает открытость Алексея всем проявлениям жизни, соединённая с неуклонным следованием каким-то незыблемым ценностям. Именно в этом сейчас больше всего и нуждается подросток: «Эта черта в вашем характере <…> всего более заинтересовала меня» [14; 480]. Некоторое время он присматривается к Алексею и в конце концов принимает решение: «Я пришёл у вас учиться, Карамазов…» [14; 484].
Этот выбор очень непрост для Николая, потому что у него уже был учитель, оказавший немалое воздействие на его сознание. Именно от него Николай воспринял некоторые духовно вредные идеи, искажающие душу и разлагающие совесть. К счастью, зло не успело проникнуть вглубь души, а осталось на её поверхности в виде ряда идеологических клише: «Я социалист <…>. Это коли всё равно, у всех одно общее имение, нет браков, а религия и все законы как кому угодно…» [14; 473]. Эта атеистическая манифестация вызывает вопрос Алексея: «Как, да разве вы в Бога не веруете?» [14; 499]. В ответ он слышит «прогрессивную» фразеологию: «Напротив, я ничего не имею против Бога. Конечно, Бог есть только гипотеза… но… я признаю, что Он нужен, для порядка… для мирового порядка и так далее… и если б Его не было, то надо бы Его выдумать» [14; 499]. Эту замусоленную цитату из Вольтера подросток продолжает мыслью В. Г. Белинского: «И если хотите, я не против Христа. Это была вполне гуманная личность, и живи Он в наше время, Он бы прямо примкнул к революционерам и, может быть, играл бы видную роль…» [14; 500][308]. Явно с чужого голоса он заявляет, что «классические языки <…> это полицейская мера <…>, они заведены потому, что скучны, и потому, что отупляют способности» [14; 498], а всемирная история есть «изучение ряда глупостей человеческих, и только», а потому «я уважаю одну математику и естественные» [14; 497] и т. д. Выслушав всё это, Алексей понимает, что Коля – лишь разносчик лживых идей: «Ну кто вас этому всему научил?», «Мне <…> грустно, что прелестная натура, как ваша, ещё и не начавшая жить, уже извращена всем этим грубым вздором» [14; 498, 502].
Скоро выясняется, что это плоды бесовской деятельности Ракитина, который успел заразить подростка духовными «трихинами», и Николай начал терять ясные ориентиры добра и зла. В результате он понудил парня на базаре к бессмысленному убийству птицы, то есть сделал почти то же, что и Смердяков с Илюшей, но, в отличие от него, так и не осознал своего преступления, хотя совершил его без злобы и ненависти [14; 495]. В другом случае, желая произвести на товарищей особое впечатление, он долго не приходил к Илюше, чтобы выдрессировать Перезвона и «показать его во всём блеске!» [14; 492]. Эффект превзошел все ожидания, но «если бы только знал не подозревавший ничего Красоткин, как мучительно и убийственно могла влиять такая минута на здоровье больного мальчика, то ни за что бы не решился выкинуть такую штуку, какую выкинул. Но в комнате понимал это, может быть, лишь один Алёша» [14; 491].
Описание внешности Николая говорит о его способности к глубоким внутренним движениям: глаза «смотрели смело и часто загорались чувством» [14; 478]. Внутренний мир своего героя Достоевский показывает через монологи (в т. ч. и внутренние) и поступки. Оказывается, что при множестве положительных качеств в Николае есть одна черта, являющаяся постоянной причиной внутренних страданий и конфликтов с окружающими, – гордость [14; 496]. Однако Достоевский подчёркивает, что гордость Николая ещё не стала преобладающей чертой его души, а он лишь «любит в иных случаях быть гордым» [14; 473], что связано с самолюбием и стремлением к первенству, столь естественным в юности. Главное, что он способен к признанию собственных ошибок: «Кажется, я сделал глупо…», их исправлению: «Теперь раскаиваюсь» [14; 482] – и сознательно относится к себе как к личности: «Я обещался матери кончить курс, а по-моему, за что взялся, то уж делать хорошо…» [14; 498]. Стремление развить свой разум и волю, чтобы поскорее стать взрослым, сочетается в нём с добрым сердцем, душевной чистотой и целомудрием. А в разговоре с Алексеем ярко обнаруживается национальное самосознание Николая: «Я