Теоретический уровеньрусской идеи образуют беседы старца Зосимы и некоторые идеи из житий его брата и «таинственного посетителя». Жизнь и слова старца являются воплощённым православием и составляют содержание русской идеи. Его дополняют и придают социальную окрашенность слова «таинственного посетителя», утверждающего, что все общественные преобразования начинаются с духовного совершенствования каждого конкретного человека: «На всякое действие свой закон. <…>. Раньше, чем не сделаешься в самом деле всякому братом, не наступит братства» [14; 275]. Однако, замечает Зосима, сейчас в обществе происходит нечто совсем обратное, – везде царствует разъединение, и «особенно в нашем веке, но не заключился ещё весь и не пришёл ещё срок ему. Ибо всякий-то теперь стремится отделить своё лицо наиболее, хочет испытать в себе самом полноту жизни, а между тем выходит изо всех его усилий вместо полноты жизни лишь полное самоубийство, ибо вместо полноты определения существа своего впадают в совершенное уединение. Ибо все-то в наш век разделились на единицы, всякий уединяется в свою нору, всякий от другого отдаляется, прячется и, что имеет, прячет и кончает тем, что сам от людей отталкивается и сам людей от себя отталкивает. Копит уединённо богатство и думает: сколь силён я теперь и сколь обеспечен, а и не знает безумный, что чем более копит, тем более погружается в самоубийственное бессилие. Ибо привык надеяться на себя одного и от целого отделился единицей, приучил свою душу не верить в людскую помощь, в людей и в человечество, и только и трепещет того, что пропадут его деньги и приобретённые им права его. Повсеместно ныне ум человеческий начинает насмешливо не понимать, что истинное обеспечение лица состоит не в личном уединённом его усилии, а в людской общей целостности. Но непременно будет так, что придёт срок и сему страшному уединению, и поймут все разом, как неестественно отделились один от другого. Таково уже будет веяние времени, и удивятся тому, что так долго сидели во тьме, а света не видели. Тогда и явится знамение Сына Человеческого на небеси… Но до тех пор надо всё-таки знамя беречь и нет-нет, а хоть единично должен человек вдруг пример показать и вывести душу из уединения на подвиг братолюбивого общения, хотя бы даже и в чине юродивого. Это чтобы не умирала великая мысль…» [14; 275–276]. Последние слова, безусловно, принадлежат самому Достоевскому, неуклонно следовавшему словам апостола Иакова: «Вера без дел мертва» (Иак. 2:20), – и исповедовавшему деятельную любовь ко Христу и России каждый миг своей жизни.
Словами Зосимы Достоевский оценивает духовное состояние российского общества: «Посмотрите у мирских и во всем превозносящемся над народом Божиим мире, не исказился ли в нем лик Божий и правда Его? У них наука, а в науке лишь то, что подвержено чувствам. Мир же духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с неким торжеством, даже с ненавистью. Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: «Имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как и у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже приумножай» – вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу. И что же выходит из сего права на приумножение потребностей? У богатых уединение и духовное самоубийство, а у бедных – зависть и убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности ещё не указали. Уверяют, что мир чем далее, тем более единится, слагается в братское общение тем, что сокращает расстояния, передаёт по воздуху мысли. Увы, не верьте таковому единению людей. Понимая свободу как приумножение и скорое утоление потребностей искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок. <…> У тех, которые небогаты, то же самое видим, а у бедных неутоление потребностей и зависть пока заглушаются пьянством. Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут» [14; 284–285].
Такой жизни Зосима противопоставляет «путь иноческий», который и есть «путь к настоящей, истинной уже свободе: отсекаю от себя потребности лишние и ненужные, самолюбивую и гордую волю мою смиряю и бичую послушанием, и достигаю тем, с помощию Божьей, свободы духа, а с нею и веселья духовного!» [14; 285]. Устами старца Достоевский формулирует русскую идею: «От народа спасение Руси. Русский же монастырь искони был с народом. Если же народ в уединении, то и мы в уединении. Народ верит по-нашему, а неверующий деятель у нас в России ничего не сделает, даже будь он искренен сердцем и умом гениален. Это помните. Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая православная Русь. Берегите же народ и оберегайте сердце его. В тишине воспитайте его. Вот ваш иноческий подвиг, ибо сей народ богоносец» [14; 285]. Старец замечает, что и среди иноков есть недостойные своего звания, но всё же больше тех, кто «образ Христов хранят пока в уединении своём благолепно и неискажённо, в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и, когда надо будет, явят его поколебавшейся правде мира. Сия мысль великая. От востока звезда сия воссияет» [14; 284].
Зосима говорит об ослаблении пастырской деятельности Церкви, вследствие чего на Русь «приходят уже лютеране и еретики и начинают отбивать стадо…» [14; 265]. Он призывает пастырей идти в народ и нести ему слово Божие, не смущаясь житейскими трудностями и заботами, и первыми исполнить то, чему учил Христос, ибо «что за слово Христово без примера? Гибель народу без слова Божия, ибо жаждет душа его слова и всякого прекрасного восприятия» [14; 267]. Исполняющему волю Божию обязательно помогает сам Бог, Который «спасёт <…> Россию, ибо хоть и развратен простолюдин и не может уже отказать себе во смрадном грехе, но всё же знает, что проклят Богом его смрадный грех и что поступает он худо, греша. <…>. Не то у высших. Те во след науке хотят устроиться справедливо одним умом своим, но уже без Христа, как прежде, и уже провозгласили, что нет преступления, нет уже греха» [14; 286]. Преобразование мира к лучшему невозможно лишь путём социальных, экономических или политических реформ. И «сие поймут лишь у нас. Были бы братья, будет и братство, а раньше братства никогда не разделятся. Образ Христов храним, и воссияет как драгоценный алмаз всему миру… Буди, буди!» [14; 286–287]. Для этого братского единения необходима лишь свободная воля каждого человека: «Неужели так недоступно уму, что сие великое и простодушное единение могло бы в свой срок и повсеместно произойти меж наших русских людей? <…> И неужели сие мечта, чтобы под конец человек находил свои радости лишь в подвигах просвещения и милосердия, а не в радостях жестоких, как ныне, – в объядении, блуде, чванстве, хвастовстве и завистливом превышении одного над другим? Твёрдо верую, что нет и что время близко» [14; 287–288]. Никогда и никому ещё не удавалось устроить жизнь справедливо и счастливо лишь собственным человеческим разумением: «Мыслю, что мы со Христом это великое дело решим. И сколько же было идей на земле, в истории человеческой, которые даже за десять лет немыслимы были и которые вдруг появлялись, когда приходил для них таинственный срок их, и проносились по всей земле? Так и у нас будет, и воссияет миру народ наш, и скажут все люди: «Камень, который отвергли зиждущие, стал главою угла»». Гордые безбожники «мыслят устроиться справедливо, но, отвергнув Христа, кончат тем, что зальют мир кровью, ибо кровь зовёт кровь, а извлекший меч погибнет мечом. И если бы не обетование Христово, то так и истребили бы друг друга даже до последних двух человек на земле. Да и сии два последние не сумели бы в гордости своей удержать друг друга, так что последний истребил бы предпоследнего, а потом и себя самого» [14; 288].
Основу проповеди Зосимы составляет учение Христа о любви: «Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие Божеской любви и есть верх любви на земле. Любите всё создание Божие, и целое и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах. Постигнешь однажды и уже неустанно начнёшь её познавать всё далее и более, на всяк день. И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью. <…> Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам. Горе оскорбившему младенца» [14; 289]. Зосима не только проповедует слово Божие, но и говорит о том, как его исполнить: «Пред иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, и спросишь себя: «Взять ли силой, али смиренною любовью?» Всегда решай: «Возьму смиренною любовью». Решишься так раз навсегда и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное – страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего» [14; 289].
Устами Зосимы Достоевский раскрывает содержание внутренней идеи романа: «Кто не верит в Бога, тот и в народ Божий не поверит. Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню его, хотя бы и сам не верил в неё до того вовсе. Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших» [14; 267]. Образованный русский человек, интеллигент, должен поверить в русский народ, поверить, что источник живой истины сокрыт в глубинах его души. Он должен прийти к народу и помочь ему окультурить и очистить этот источник, сделать его доступным для всех жаждущих. В этой духовной синергии и состоит главный смысл русской идеи Достоевского.
Последний роман великого пятикнижия повторил судьбу «Идиота» – один текст включил в себя два романа. Но теперь писатель сделал это осознанно, придав каждому роману полноценную внешнюю и внутреннюю идеюи соединив их достоверной сюжетной связью.