Он так резнет жгутом, что искрится из глаз!
Эх, молодость! как ты проходишь быстротечно!
Как ты всегда мила для нас!
И неужель теперь мой Ваня, друг сердечный,
Друг задушевный мой, товарища забыл?
Ваш друг — министр.
Мой друг хоть чертом будет,
Но всё Баклушина Андрюшу не забудет!
Я за него душой и телом поручусь!
Извольте доложить — или я в дверь вломлюсь!!
Хоть провинюсь перед законом службы,
Но доложу, чтоб видеть силу дружбы.
(Идучи к кабинету)
Неужли искра чувств не оживет
В его душе, холодной словно лед,
И в старом друге он теперь увидит шу́та?
(Входит.)
Какая сладкая и грустная минута!
Как! двадцать лет прошло, и бог привел опять
Мне Ванечку в чинах и счастьи увидать!
Как он вскричит: «Баклушин, друг мой милый!»
Да, Ванечка! Баклушин пред тобой
Как лист перед травой!
(Садясь на стул)
При мысли сей мои слабеют силы!
А сердце так и рвется из груди!..
Ну, друг мой Ванечка, скорее выходи!
Министр вам приказал сказать: теперь не время,
Пакетов у него не читанных беремя,
И сверх того, весь в лентах и крестах.
Трактует с ним седой мудрец Пирушкин
О государственных делах.
Как с облаков упал! Стал темен свет в глазах!..
Сказали ль вы ему, что я — Андрей Баклушин,
Его старинный друг…
Сказал, сударь, сказал.
И что в ответ?
«Чтоб черт его побрал!
Скажи, что недосуг; ведь я тебе сказал,
Чтоб эту сволочь ты ко мне не принимал!»
Вот дружеский прием!
Какое ж в этом чудо?
Вы дожили, сударь, хотя и до седин,
Но модный свет узнали очень худо.
Смотря на ваш восторг, я тронулся и сам,
И хоть сначала вам не верил —
Не первый предо мной проситель лицемерил,
В столицах я привык к слезам,
Считаю их водою…—
Но ваш почтенный добрый вид
Невольно каждому доверенность внушит.
Я доложил об вас — и снова убедился,
Что дружбе и любви в столицах места нет,
Что счастлив только тот, кто от чумы укрылся,
Кого не развратил еще развратный свет!
Родство и дружба здесь — одних поэтов бредни;
Одни лишь связи нужны нам;
Друзья здесь делятся невольно пополам.
Утешьтесь! Сей урок послужит в пользу вам;
Не первый вы и не последний.
Зато и мы, сударь, наказаны судьбой:
Растерзаны страстьми, алчбою и гордыней,
Мы бродим с хладною, бесчувственной душой,
И сей прекрасный мир нам кажется пустыней!
Беги, природы сын, за тридевять земель
От умных подлецов и глупых пустомель!
165. ХАМСТВО
К богатству странное влеченье у людей.
Хоть бедный бедному дружнее помогает,
Но, несмотря на то, спесивых богачей
Бедняк поклонами вприсядку потешает:
То в их передней посидит.
То в их гостиной постоит,
И часто из того проползает два года,
Чтоб, вздернув нос пред ним, презренный сибарит
Спросил: «Что, братец, какова погода?»
— «Прекрасная-с», — а сам чуть на ногах стоит.
И так текут в столицах наши годы!
Вертится между тем фортуны колесо,
И все бежат, кряхтят, не ведая свободы…
Брани людей, Вольтер!.. Плачь, добрый мой Руссо!
166. МЕЛКОШЕРСТНЫЕ МЫШИ
Далёко от Руси есть где-то государство,
И в нем, как говорят,
Седая шерсть мышей вошла как антияд
В универсальное лекарство.
И бысть седым мышам ужасный перевод,
Пока не смастерил один ученый Кот
Проект, чтоб отвратить несчастие такое.
Как новый Демосфен, он убедил судей,
Что долг велит им стричь мышей.
«Конечно, иногда, — примолвил так злодей, —
Не худо окорнать их длинный хвост и уши,
Но не губить отнюдь невинные их души».
Проект рассмотрен был тремя из мудрецов,
И Кот с тех пор прослыл первейшим из дельцов.
У нас в Европе точно то же:
Всё ладно, хорошо, всегда такая тишь.
Когда ж приказная мелкочиновна мышь
Под лапу попадет вельможей,
Они ее прегладко обстригут
И приговор вот так произнесут:
«Вменив ей в казнь арест и не лишая места,
Подвесть ее под пункт благого манифеста».
Мышь снова шерстью обрастет
И снова в пасть к ним попадет.
167. ПРЕДРАССУДКИ И ПРОСВЕЩЕНИЕ
Прошло пять тысяч лет,
А мумия лежит в могиле как живая;
Но вдруг к отшельнице проник тлетворный свет,
И от нее лишь пыль осталась вековая.
168. ШАРМАНКА
Идет тиролец молодой,
Несет шарманку за спиной,
За ним ребят докучный строй
Бежит по невской мостовой.
Идет тиролец, взор угрюмый
К земле потуплен, цвет ланит
Всем любопытным говорит,
Что с ранних лет и грусть и думы,
Как черви, точат жизнь его.
«Куда заброшен я судьбою?
В кругу семейства моего
Я б не был грустным сиротою!
Какой могучий рок увлек
Меня на север в даль и снег?
Прости, отчизны край любимый,
Прости! Я разлучен навек
С тобой судьбой неумолимой.
Среди родных, знакомых гор
Не удалось мне жить!.. Мой взор
Не встретит их уж до могилы!
Мне суждено в стране чужой
Бродить, пока позволят силы,
С шарманкой жалкой за спиной.
Так что ж? Талантом неизвестен,
Живу хоть с горем пополам,
Но хлеб я добываю сам.
Я неумен, но не бесчестен!..
Вот дом, где низкий сибарит
Зевает днем, а ночь не спит;
Именье прожил глупо, блудно,
Добра не сделав никому.
Чем лучше он? За что ж ему
И без шарманки жить не трудно?
Дай мне ответ, моя судьба,
За что неравенство такое?
Для нас ты существо глухое,
Его ж услышана мольба!
Какой чудесною приманкой
Тебя задобрил сибарит?
К нему как дождь сребро летит,
А я всю жизнь — почти несыт!
А я, когда мороз трещит,
Брожу с кормилицей-шарманкой,
И плясовая песнь ея
Горька как перец для меня!»
169. МОЯ МОЛИТВА
Пошли мне, милосердый боже,
Всегда насущного кусок,
Чтоб я дышать в сем мире мог
Без покровительства вельможи.
170. СОН
Я видел дивный сон:
Кровавой тучею оделся небосклон,
Светил его померкло вдруг сиянье,
И чье-то грозное отгрянуло воззванье.
Ему со трепетом внемля,
Разверзлись воды и земля,
И белыми как снег полками
Исходят из земной утробы и морей
Сухие остовы людей,
И, ставши в строй, молчат, дрожат, стучат зубами.
Вдруг небо вспыхнуло, из тучи грянул гром,
Рассыпались они — и пыль взвилась столбом…
Уселась пыль, и близ кургана смерть стояла,
И гимны ангелов надгробны раздались,
И смерть, на косу опершись,
Внимая им, — на небеса взирала!
171. СУДЬБА ГЕНИЯ
Не улыбнется мир угрюмый
И жизнь — как тяжкое ярмо
Тому, на чьем челе клеймо
Нарезано глубокой думы.
Сей сын небес, сей друг людей
Для многих в мире непонятен:
Его преследует злодей,
И дураку он неприятен.
172. ПИР ДРУЗЕЙ
Поет соловей веселую песню
Весной близ гнезда любимой подруги.
Юноша! Юность воспой удалую
Веселым напевом, достойным ее.
Есть в жизни миг — летит он быстрою стрелою,
Не успеваем мы и насладиться им:
Он промелькнет — и нам оставит за собою