<ИЗ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ «ХЕВЕРЬ»>ОТРЫВОК ИЗ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ «ВЕТХОЕ И НОВОЕ»
ЯВЛЕНИЕ 7
Царские гости снова предаются веселости пирования… Мусикийцы начинают играть громкую торжественную песнь… Между тем Ахшверус посылает от времени до времени некоторым из своих царедворцев по одному или по два плода из тех, которые принесены рабами Хевери, а ее рабыни, получа приказание, рассыпают цветы на столах и кругом оных на помосте… С окончанием песни Ахшверус обращается к Хевери.
Но передай вторую просьбу мне,
Чтоб мог бы я державною рукою
Все силы вдруг подвинуть с высоты,
Свершая то, чего желаешь ты…
Мой государь!.. Как я томлюсь тоскою
И как полна терзающих скорбей,
Что просьбою нежданною своей
Внезапно я веселье то разрушу,
Которое вокруг тебя, как храм,
Возносится прекрасно к высотам…
Хеверь, Хеверь… Ты мне стеснила душу:
Ее живым страданьем обожгло…
А я должна усилить это зло!..
Я чувствую, как тягостно и больно,
Когда порой мы в искреннем своем
Презренное коварство узнаем,
Но я должна, властитель мой, невольно
К твоим очам приблизя яркий свет,
Представить вдруг всю бездну черных бед,
Которая изрыта пред тобою,
Как роют ров заклятому врагу,
Затем что я и мыслить не могу,
Чтоб ты, мой царь, возвышенный судьбою,
Ту рытвину искапывал бы сам,
На стыд себе, в насмешку небесам!..
Да, властелин!.. Ты обольщен коварством,
Которое в несытости своей
Готовится, как бурный вихрь степей,
Лететь стремглав над изумленным царством,
Губя людей ударами клинков…
И разве ты в душе своей таков?
И разве в той обители прекрасной
Не царствует желательный закон
Добра и благ?.. И разве, кроткий, он
Не блещет в ней звездою дивно-ясной?
Нет!.. Он горит! И самодержный ты,
Его лучей святые красоты
Запечатлев заветною печатью
На смелую, возвышенную грудь,
Избрал себе величественный путь,
Блистающий отрадной благодатью,
И, с оною сдружася, как родной,
Всех радостей ты ищешь в ней одной,
А злобные поклонники святыни
Хотят повить бесчестием, как тьмой,
И мне молчать? О нет, желанный мой!
Ты мне супруг, ты царь своей рабыни,
Ты всё мне здесь, и захочу ли я,
Чтоб жалкая, ничтожная змея
На твой венец излила яд позора
И страшный стыд разбойнических дел
На твой престол, и чтобы ты не смел
Ни на людей, ни к небу бросить взора,
И в багрянце торжественном своем
Всё жегся бы проклятьем, как огнем?..
Но кто грозит подобными бедами?
Кто смел на власть бесславье вознести?..
Кто смел дерзнуть?
(Отдавая свиток, полученный ею от Асадая)
Вот, государь, прочти
И светлыми, глубокими водами
Стремительно и широко разлей
Всю силу ты державности своей,
Чтоб оные всклубившиеся воды,
Плескаяся по лону всей земли,
Отмыли зло и с быстротой спасли
Тебе, мой царь, подвластные народы
От ужасов, и пагубы, и бед:
Пусть видят все, пускай узнает свет,
Что ты, отцом над царствами владея,
Мучительством себя не засквернил…
(окончив прочтение свитка, встает поспешно из-за стола в сильном гневе… Хеверь следует за ним. Царедворцы также встают и окружают царя)
Чудовище!.. А я его любил!
Но кто бы вник в коварного злодея?..
Поставленный десницею моей
На высоту богатства и честей,
Он был мне друг, и всё одним размахом
В неслыханной и дерзостной алчбе,
Он всё низверг, и всё на стыд себе
Развеял сам презренно-грязным прахом,
Из коего, ничтожный, он возник!..
(Громовым голосом)
Где Асадай?
ЯВЛЕНИЕ 8
Прежние и Дедан, а несколько спустя приходит и Асадай.
(Обманутый гневным восклицанием царя, быстро подходит к нему, одушевлялся злобною радостью.)
Что сделал сей старик?..
(заметя его ошибку, старается удержать свой гнев)
Что сделал он? Он мне взрастил супругу,
Он спас мне жизнь, он в пользах для меня
Был так горяч, что, этот пыл ценя,
Как мудрому и опытному другу
Охотливо я вверился ему,
И вдруг теперь…
Ты видишь ту чуму,
Которая так хитро затаилась
Под внешнею лукавой пеленой…
(продолжая удерживаться от излияния гнева)
Да, вижу я!.. Внезапно предо мной
Она теперь, как сгнивший труп, открылась,
Вся язвами источена вокруг,
И подлого бесстыдства смрадный дух,
Струясь из ран, как будто пар тлетворный
Из глубины раскопанных могил,
Так слышимо преступницу обвил!..
Да! Я узнал и омут злости черной,
И ад страстей, который так жесток,
И желчь души, и зверство, и порок,
И бешенство, и гнусную измену,
И это всё заразно-лютым злом
Затаено и смешано в одном…
В это время входит Асадай в богатых одеждах.
(почти не скрывая своего злобного удовольствия)
Я рад, мой царь, что истинную цену
Назначил ты презренным тем рабам,
Которые, судя по их словам,
Как образцы; за то, судя по делу,
Исторгнуты и смяты быть должны,
Так все они убийственно вредны
И гибельны общественному телу!
(все продолжая удерживать себя)
Ты рад, Дедан?.. Послушай же: вчера
Назначил ты возмездье для добра,
Назначь его сегодня для порока…
Мой государь!.. Ты добр и благ во всем,
Но, если я родился бы царем,
Я б наказал преступника жестоко!..
Открыв ему и ясно показав,
Как низок он, и гнусен, и лукав,
Велел бы я неслыханным позором
Обременить его через рабов,
И силою владычественных слов
С проклятьями, и с бранью, и с укором
Отнять потом и почести, и сан,
И власть его, и славу…
(прерывая его в нетерпении)
Так, Дедан!..
И вслед за тем, когда, теряя силы,
Изныл бы он от горького стыда,
Я приказал властительно б тогда
Привесть его к закраине могилы,
И там, еще скорбями удруча,
Лицом к нему поставить палача,
Который бы оттачивал секиру,
Искусную в кровавом деле ран
И смертных язв…
(едва удерживая себя)
Так… хорошо, Дедан!
А там на смех и на потеху миру
При том конце земного рубежа,
Как пленника его разобнажа,
Велел бы я, чтоб шумными толпами
Сошлись его заклятые враги
И, выместя на злобном все долги,
Полмертвого под грозными бедами
Оставили и кинули на прах,
Чтобы палач докончил всё в размах!
(к воинам, показывая на Дедана)
Свершите же всё это над злодеем!
(вне себя от испуга)
Как?.. Надо мной?..
(разражаясь всею полнотою негодования)
Да, вероломный, да!
Не ты ль чума и сеятель вреда?
Не ты ли вполз мне в сердце хитрым змеем,
И, никаких не уважая прав,
Не сам ли ты и гнусен, и лукав?..
(Обращая речь свою к стоящим вокруг чинам)
От всей души, как бы родного брата,
Закрытого злодея полюбя,
Я вдруг его возвысил до себя,
Обогатил, и что ж?.. Какая плата?..
(Приостановясь)
Взойдя на трон, я дал себе обет
Беречь людей, покоить их от бед,
Считать детьми, и в благородстве воли
Всегдашний труд — вручить как жертву им,
Чтобы они под скипетром моим
И по речам не знали бы той доли,
Которая, насилием полна,
Порой гнетет и губит племена…
Я дал обет — и верен был обету:
Моя любовь и крепла, и цвела;
Мои труды, намеренья, дела —
Всё ясным днем открыто было свету,
И никогда за добрый мой народ
Меня никто ни в чем не упрекнет!..
Да!.. Я могу и должен тем гордиться
Среди своих великолепных дней!
(Указывая на Хеверь)
Теперь найдя блаженство сердца в ней,
Я так желал на всех вполне излиться
Восторженным веселием своим,
И, весь дыша радушием благим,
Велел открыть печальные темницы
Сподряд во всех подвластных мне местах,
Чтоб вдруг везде на пламенных устах
С названием блистательной царицы,
Во славу ей и в утешенье нам,
Сливалась песнь священным вышинам!
(Гневно взглядывая на Дедана)
Я обо всех заботился душою,
Я, как отец, так пламенно хотел,
Чтоб каждый мог улучшить свой удел,
Чтоб всё росло, мужало, крепло мною —
От близких мне до грустной нищеты,
Я помнил всех, а ты, злодей, а ты!..
(Передав приближенным поданный ему свиток, продолжает, обращаясь ко всем)
Вот, храбрые сподвижники и братья,
Как в дерзости неслыханных страстей
Он собирал над головой моей
Всю тяготу народного проклятья,
Чтобы меня убийственно загнесть!
Вот как, презря и стыд, и долг, и честь
И насмеясь над искренней любовью
Сопутника, и друга, и царя,
Хотел он лить кровавые моря
И вдруг потом забрызгать этой кровью
И мой престол, и светлый мой венец,
Чтоб каждый мог и смел бы, наконец,
Ругаяся в сердечном содроганьи
Над светлою владычной вышиной,
Клясти царей и укорять их мной,
И обо мне в неподкупно́м преданьи
Изобразить пугающую ложь:
«Он здесь держал взамену скиптра нож!»
И, прокрича, что будто вышней воле
Желательно кругом со всех сторон
Убрать костьми и трупами мой трон,
Прибавил бы, что на таком престоле
Я гибелью повился, как тесьмой!..
(Опять к Дедану)
О гнусный льстец!.. Где перстень, перстень мой?
(Взяв оный с негодованием из рук его)
Я снял с тебя все царские награды:
Ты не сатрап, ты подлый раб рабов,
Твой час пробил — и гроб тебе готов!
(К воинам)
Казнить его!..
(бросаясь в ноги пред Ахшверусом)
Пощады мне!.. Пощады!..
Тебя щадить?.. Не целый ли народ
Ко мне теперь о мщеньи вопиет?..
Тебя щадить?.. Какие ж преступленья
Под меч потом законно я предам
И где тогда страдальцам-беднякам
Искать себе защиты и спасенья,
Когда и я затешусь над людьми?..
Нет! Нет! На казнь!
(лежа на помосте)
Властитель!.. Всё возьми,
Но дай мне жить, дай только жить Дедану,
Хоть где-нибудь, хоть как-нибудь, но жить…
(отходя от него)
Нет! Сказано, чтоб злобного казнить,
И этих слов я изменять не стану,
И устою в той речи твердо я…
(Увидя, что Дедан подвигается к нему на коленях)
Прочь с глаз моих!.. Не ползай, как змея,
И воздуха не зачумляй собою!
В последний раз и прямо говорю:
Ты задолжал народу и царю,
И меч уже поднялся над тобою,
Чтоб кровью дать расчесться бы тебе…
Дедан почти без чувств распростирается на помосте.
Мой государь!.. Позволь своей рабе
Пересказать и третие прошенье:
Оно меня уносит в ясный рай,
В нем жизнь души…
Хеверь, повелевай!..
Будь милосерд!.. Даруй ему прощенье:
Пролей любовь из сердца своего!..
(в изумлении)
Простить врага?
(не веря слуху своему и несколько раз указывая на Дедана)
Хеверь!.. Простить его,
Дерзнувшего на чад обетованья?..
Его простить, который в забытьи
Взалкал на кровь предызбранной семьи?..
Ее отвел от смертного страданья
Властительный и милосердый бог,
А бедный враг лежит у наших ног:
Он спутан весь своими же сетями,
Он вырыл ров — и стонет надо рвом,
Заплатим же за пагубу добром
И, возносясь над ветхими страстями,
Возьмемтеся за новое теперь:
Простим ему…
Простить затем, Хеверь,
Чтобы, всегда погибельно крамоля,
На всех путях разбойничал бы он?
К тому ж закон…
(прерывая его)
Но разве не закон
Твои слова и царственная воля?..
(Указывая на скиптр)
Держа в руках властительства залог,
Как государь, ты был к злодею строг,
Как человек, будь к человеку кроток:
Прости его, и заяснеешь ты
Познаньями надзвездной красоты!..
Ты требуешь, и мой ответ короток:
Ревнуя знать науку светлых благ,
Я всё простил…
Между тем Дедан при начале последней речи Хевери начинает медленно вставать с помоста и потом дико озирается на все стороны…
(внимательно рассмотрев Дедана)
Но не простил Иаг!..
(Показывая на бывшего верховного сатрапа)
Взгляните вы, взгляните в эти очи
И ясно там читайте суд небес!..
(в безумии)
А где же страх?.. Тяжелый, он исчез,
Сокрылся он, как страшный призрак ночи,
И мне легко… Да! Мне легко теперь!..
Вот вижу я: открылась настежь дверь
Безмерного, чудовищного ада,
И пламенем незримого огня
Так хорошо пахнуло на меня!..
(Улыбаясь от удовольствия)
Встают, спешат подземной силы чада
Роскошничать злодейством над землей…
Вот потекли какою-то струей…
Вот хлынули шумящими водами…
Вот змеями вползают в глубь лесов…
Вот понеслись ужасной стаей сов,
И вместо крил завеяли бедами,
Летя вперед воздушною стезей,
И вот, как дым, разорванный грозой,
Без образов над миром разлетелись,
Потом слились, и вновь на пир страстей
Вошли в меня, и на душе моей
Так радостно все чувства затеплелись!..
(Новая улыбка)
Я вас, друзья, скликал к себе давно:
Теперь вы здесь, и чудно свершено
Наземное мое перерожденье,
И ваш приход страдальца воскресил!..
Да!.. Я в груди заслышал много сил,
И, чтоб свершать карательное мщенье,
Не нужны мне ни меч мой, ни кинжал:
Я умер уж, и духом злобы стал!..
(Бросает кинжал и меч.)
Растут… растут… растут мои объятья,
И вижу я, как две мои руки
Объемисты и страшно велики,
Ступайте же доверчиво, как братья,
Ступайте в них, мои враги, а я
Вас обниму и стисну, как змея!..
Я обовьюсь вокруг толпы, как пламя,
Убийцею подкрадуся во мгле
И, кровь людей запекши на земле,
Сберу ее и разовью как знамя,
Чтобы потом безмерный ряд гробов,
Где сбросаны тела моих врагов,
Приосенить им пышно и богато!..
(Приостановясь)
Но где Хеверь?.. Где знойная моя?..
Мне вспомнилось, что в поле бытия
Я так любил прекрасную когда-то,
Еще живя на жалком свете том;
И помню я погибель, и потом
Я помню взгляд глубокого участья…
Как поразил он душу мне тогда!..
Но жизнь прошла… Иди ж, Хеверь, сюда,
Иди скорей!.. Как демон сладострастья,
Тебя давно кипучий ждет Дедан!..
Мой дом — весь ад, мой одр — из язв и ран,
Мой сладкий хлеб — те горести мирские,
От коих там захватывает дух,
Мне яд — питье, мне мука — верный друг,
Мой воздух — месть, а песнь и мусикия —
И стон и плач обетованных чад!..
Ликуй же ты, в избытке сих отрад,
Ликуй теперь, красавица, со мною:
Мой пир готов, и страсть моя давно
Кипит, и бьет, и рвется, как вино!
Уже ко мне дружиною родною
На адский брак собралися полки
Восторженных виновников тоски,
И гибели, и бедствий, и проклятья,
И ужасов, и страхов, и смертей…
Да!.. Уж они со всех земных путей
Сошлись толпой в знакомые объятья,
Затем что мы дождались до поры,
Чтоб тешиться и пировать пиры!..
(Мечтая видеть перед собой призраки)
А вы, мои товарищи родные,
Спешите мне по-дружески помочь!..
Вот видите: кругом и мрак, и ночь,
И там идут развратники земные;
Так растворя объятия щедрей,
Возьмите всех и ввергните скорей
В горящие подземные вертепы,
Где смерти — жизнь, где жизни — ад, и в нем
Раскалены негаснущим огнем
И свод, и дно, и стены все, и скрепы!..
Да!.. Всю толпу противников моих
Возьмите вы, терзайте, мучьте их:
Пускай они, разъярены досадой,
Что некому помоги им подать,
Начнут страдать, а там еще страдать,
И все от вас, все будут вам отрадой;
Но Асадай пусть будет отдан мне,
Чтоб мог бы я в подземной стороне
Века веков бичами адской кары
За прежнее рассчитываться с ним…
(Как бы узнавая новое лицо)
И ты у нас, предатель мой, Рафим?
И на тебя посыплются удары
Моей руки, и страшные они,
Гремя, как гром, запышут, как огни,
И одождят собою отовсюду
Рушителя моих кровавых дел:
Ты в простоте безумной не хотел
Губить со мной проклятого Иуду,
Так сам теперь, уставя глупый взгляд
На небеса, ты пей расплаты яд!..
Что!.. Сладок он?.. Что?.. Много ли отрады
В добре для тех, на коих я восстал?..
Не умоляй!.. Я тверже крепких скал
И ни на миг не дам тебе пощады,
Преследуя за гранью гробовой!..
(Обращаясь снова к призракам)
Начнемте же раздольный праздник свой!..
Дружнее все!.. Пусть вопли и рыданья
Под нашею карающей рукой
Вскипят наверх шумящею рекой
Из родников печали и страданья,
Задавленных наземной тяготой,
И пусть никто от адской казни той
В страну живых не ускользнет украдкой,
Но стонет здесь, едва от мук дыша…
Вы начали?.. Пируй, пируй, душа!..
О! как легко, и весело, и сладко!..
(Беснуясь, хохочет и потом приходит в сильное изнеможение… Окружающие поддерживают его.)
Злодей погиб, и как он жалок мне,
Взволнованный в душевной глубине
Мучительным и жгучим исступленьем,
Которым весь клятвопреступный он
В пример другим внезапно поражен!
(К ближним)
Призреть его!.. Уже над преступленьем
Суды небес так явно свершены,
И мы сберечь несчастного должны…
Несколько сатрапов и воинов выводят Дедана и потом возвращаются.
ЯВЛЕНИЕ 9 И ПОСЛЕДНЕЕ
Все действующие, кроме Дедана.
Всю жизнь мою, до самой двери гроба,
Такого дня не позабуду я!..
Вы знаете, вы слышали, друзья,
Как близ меня крамольничала злоба,
Взамену всех властительских щедрот,
Как обречен для казни был народ
И как Дедан предательской рукою
Мне изрывал в свирепом забытьи
Колодцы бед и горестей ручьи,
Чтобы меня страданьем и тоскою
Залить кругом, как морем бурных вод,
И смуты срок уж наступал, — но вот
Моя Хеверь заступницей восстала,
И к нам в чертог нежданно притекла
С отрадой благ, и оный заступ зла,
Как тонкую тростинку, изломала:
Народ спасен, а мой венец на мне
По-прежнему сияет, как в огне…
Небольшая пауза.
До сей поры уверенный в Дедане,
Что он мне друг, я вслед за мыслью той,
Увлекшися душевной добротой,
И жил слепцом, и счастлив был в обмане;
Но тот обман легко бы сделать мог,
Что я, к стыду захваченный врасплох,
Своей рукой убийце помогая,
Внезапно б стал пугалищем людей.
(Обращаясь к Хевери)
И от всего защитою твоей
Избавлен я, сопутница благая…
Для общих польз опасностью презря,
Явилась ты на пиршество царя
И с кротостью открыла преступленье,
Спасая честь верховную мою,
И, сохранив народную семью,
Дала в любви святое наставленье,
Всё ты, Хеверь!..
Всё бог отцов моих!..
Он щит и меч для странников плотски́х,
Он бодрствует невидимо над нами
И, в царственном величии своем,
Ведет к себе таинственным путем,
И этот путь красуется огнями
Его любви и благодатных сил,
Чтоб каждый здесь то счастье предвкусил,
Которое за гробом нам готово!..
Премудр и тверд в намереньях своих,
Он бережет невинных и благих
И путает сетями дела злого
Детей беды и жалких гордецов:
Да, Ахшверус! Всё бог моих отцов!
Всё он один с небес определяет,
А я, смирясь пред вечною судьбой,
Иду вперед послушною рабой
И делаю, что небо мне внушает
И что велит божественный закон,
Который нам создатель наш Адон
Так видимо, так четко пред очами
Изобразил в созданьи, чтобы мы
Узнали ход из этой грустной тьмы…
(прерывая Хеверь)
Всегда, Хеверь, подобными речами,
Без гордости и в духе простоты,
Дают ответ достойные, как ты…
Но от кого тот умысел кровавый
Узнала ты, и кто открыл тебе,
Как в яростной и бешеной алчбе
Всю красоту величественной славы
Хотел затмить ничтожный, злобный льстец?
Мой государь!.. Мне всё сказал отец…
(к Асадаю)
О старец мой!.. Я вновь тебе обязан!
Недавний друг, ты много сделал мне:
Я помню всё; итак, теперь вдвойне
Твой царь с тобой признательностью связан.
Но верь моим властительным словам,
Что за тебя я многим вдруг воздам:
Запразднует разбросанное племя,
Возвысится униженный народ
И, получа свободы сладкий плод,
Он сбросит в прах томительное бремя
Былых скорбей и, обновись на вид,
С веселием судьбу благословит!..
(Отдавая ему свой перстень)
Возьми печать, и напиши повсюду,
Где только власть простерлася моя,
Что для тебя с довольством сердца я
Приветствую свободного Иуду.
Что с этих пор те вольные сыны
Избавлены от сборов для казны;
Что все свои обряды и законы
Им совершать дозволено везде
И что всегда — в страданьях и нужде —
Ко мне дойдут их жалобы и стоны,
И, как родных и кровных мне детей,
Я их спасу защитою своей…
А ты, старик, ты будь свидетель миру,
Что у меня за светлые дела
Моя рука наградами светла…
(Приказав знаком приближенным своим, чтобы они подали порфиру и венец, передает их Асадаю.)
Возьми, надень блестящую порфиру
И на чело ты возложи венец…
(Обращаясь ко всем)
Друзья мои!.. Он царский мой отец!..[164]
Я с ним делю всю честь и славу трона,
Всю власть мою и все мои права:
Он надо всем начальник и глава,
И, равный мне, он выше стал закона…
Так, Асадай!.. Имея от богов
Избыток благ, я всё делить готов
С таким, как ты: и почесть, и державу,
И золото, и всё, что мне дано
В земной удел, затем что я давно
Вменил себе в заманчивую славу
И в лучший дар из всех моих даров:
Вознаграждать не звуком пышных слов,
Но прочною существенностью дела!
(К Рафиму)
А ты, Рафим!.. Безумца злая речь
Открыла мне, что ты помог сберечь
Моих детей и, восставая смело,
Пошел вперед к ниспроверженью зла,
И для тебя преградой не была
Враждебника блистательная сила,
Ты позабыл и страх, и злую месть,
Ты всё презрел, и помнил только честь,
Твоя душа высокого просила:
Она рвалась как на стезю побед,
И дал ты ей на деле свой ответ,
Ответ благой, возвышенный, прекрасный,
Который нам передает без слов,
Что ты на всё великое готов…
Не возражай, не говори напрасно!..
Ты светлою решимостью своей
Нам доказал, что и во цвете дней
Бываем мы для подвигов могучи
И если в нас под пылом знойных дел
Душа — тверда, взгляд — зорок, разум — смел,
Стремления к избранному — кипучи,
То можно нам по всякому пути
С величием и с честию пройти!..
Да! Довод дел есть довод безусловный,
И в этот миг, руководимый им,
Я за твое бесстрашие, Рафим,
Плачу свой долг: ты мой сатрап верховный!..
(Снова обращаясь ко всему собранию)
Теперь, друзья, одно осталось нам:
Возвысимся к властителям-богам
Чистейшею сердечною мольбою
И, в пламенном усердии щедры,
Им принесем и жертвы, и дары,
Затем что их верховною судьбою
Всеобщий враг внезапно сокрушен,
А там за пир!..
Хеверь!.. Удел решен!..
Могучею десницей провиденья,
Незримо к нам простертой с вышины,
Мы избраны, подъяты, скреплены,
И всё сбылось: все дивные виденья,
И оный сон, которым наш Иаг
Мне предсказал о новом ливне благ!..
(После небольшой паузы)
Ты сберегла ль в своем воспоминании
Ту страшную и чудную мечту,
Где всё слилось и в скорбь, и в тесноту
И бедственно томилося в страданьи?
Сей дикий вид — не внятный ли символ
Грозивших нам свирепо-бурных зол?..
А зов на брань, а два крылатых змея,
Слетавшихся из тьмы небытия,
Не та ль борьба, какую вынес я
С крамолами враждебного злодея?..
А тот живый и светлый тот ручей —
Не сладкие ль излития речей,
Которые из алых уст Хевери
О бедных нас к Предвечному текли
И скрылися в пленительной дали,
В небесные растворенные двери?..
А звуки те, святые звуки те,
Которые, звеня на высоте,
Таинственно к невольникам страданья
Катилися из ясной стороны
И лили к ним отраду тишины
И теплоту святого ожиданья,
Те звуки, дочь, замена дивных слов,
Не божее ль прощение грехов?..
А та заря, то утро огневое,
Которое, в красе своих одежд,
Взошло для нас, как пышный цвет надежд
На прочное величие земное…
(одушевленная пламенем высокого прозрения, быстро прерывает его)
Остановись, отец!.. Не говори
О блеске той божественной зари,
Которая, святыней загорая,
Испепелит плотяности права!
Ты ветх уже, а та заря нова:
В ней мир любви несозданного рая,
В ней свет и жизнь, и, кроткая, она
Вся счастия надзвездного полна,
И вся полна росы возобновленья,
И вся дрожит и сыплет к нам с высот
Лучи добра, и неги, и красот.
Ты зрел ее, но чудного виденья
Тебе вполне умом не разгадать…
Да!.. Божия святая благодать
Мне говорит наземными словами:
«Кто, внешностью запутан и объят,
Не устремлял родного чувства взгляд
В далекий край, разверстый перед вами,
В сияние безвечернего дня,
Тому душой не осязать меня,
И не постичь небесных откровений,
И светом их себя не разогреть!..»
Что ж делать мне?
Одно — благоговеть!..
Хеверь!.. Ты гость из ангельских селений,
И вижу я: тебе вполне знаком
Надзвездный дом, духовный божий дом.
Ты телом здесь, а там всегда душою;
А я, бедняк!.. Но для чего ж опять
Свою болезнь без пользы растравлять?
Нет!.. Этот день, прославленный тобою
И милостью божественною к нам,
Мы посвятим не вздохам и слезам,
Но чистому веселью о свободе,
В которую непостижимый Он
Украсил свой желательный Сион,
И в память всем в предызбранном народе
Мы в этот день на торжество благим
Огромный пир и праздник учредим:
Пускай везде о славе Пресвятого
Гремит хвала из рода в дальний род,
И веку век трубой передает,
Как сильный наш и крепкий Иегова
В минуты бед избранникам помог:
Да знают все, что за Иуду — бог!..
Нет!.. Бог за всех!.. Он всех зовет на небо,
И тот блажен, тот истинно счастлив,
Кто с верою на мирный сей призыв
Спешит в алчбе божественного хлеба,
В желании небесного питья!..
(Берет за руки Ахшверуса и Асадая)
Пойдемте же, пойдемте, как друзья,
Как добрые и близкие родные,
На сладкий пир красот и чистоты,
Где вкруг столов живящей благоты
Кипят ключом отрады неземные
И разлиты восторги — как моря!..
Да!.. Поспешим на светлый пир царя
Стезею чувств и кроткого смиренья,
Чтоб, весело оконча здешний путь,
Нам у него в чертогах отдохнуть
И радостно при свете наслажденья
Субботствовать в объятиях любви…
(Становясь на колена)
А ты, творец, ты нас благослови!..
Ахшверус и Асадай в невольном благоговении поспешно кладут к ее ногам свои короны, так что они с короною Хевери составляют треугольник… Все вельможи и царедворцы, объятые тем же святым чувством, спешат снять тиары и шлемы, и потом преклоняются почтительно.
Конец
1834–1836