Чтоб лиру бросил Аполлон.
Он хочет, чтоб любимец Феба,
Сошед с безоблачного неба,
Забыв, что огнь в груди горит,
Писал людей домашний быт
И нравы общества. Сначала
Душа поэта не внимала
Веленью грозному: вольна
Носилась в облаках она,
Но век чугунною рукою
Увлек, свободную, с собою,
И гордый, пламенный поэт,
Как раб, пошел за веком вслед
Или как конь в цепи обоза.
Кто может против века стать?
Прошла пора стихи писать:
Потребность века — проза, проза!
Виновен я ль, что на аккорд чудесный
Самим творцом настроена душа?
Что всё поэзьей дышит в поднебесной
И что даль синяя роскошно хороша?
Виновен я ль, что шелест листьев стройный
Святой мелодией мой нежит слух,
Иль шум волны пучины беспокойной
Восторгом сладостным воспламеняет дух?
Блажен поэт, когда ему возможно
Порыв души условиям подчинить,
Иль вялой прозой чувства заменить
И времени отдать дань осторожно!
Но если огнь палящий, неземной
Волнует дух высокий человека, —
Потонет он в пучине грозной века
Иль самый век умчит он за собой.
Порыв мечты души высокой!
Но, друг, ты чувствуешь глубоко,
А род людской уже давно
Для чувства затворил окно.
Мой друг, поверь, твой стих свободный
Не тронет ум людей холодный;
И звуки лиры золотой,
Мелодья та аккордов дивных,
Умрут, как звон в дали пустой,
Как звук среди степей пустынных.
Утратит даром жар поэт!
И вдохновенье неземное
Без пользы людям унесет
Злой век в пространство голубое.
Гомер, державный царь певцов,
Слепой, убогой странник в мире,
Бряцал на вдохновенной лире,—
Век не ценил его стихов!
В нем не почтил он вдохновенье,
Но за холодное презренье
Отмстили тридцать пять веков.
И сквозь их мглу, покрытый славой,
Протек державно, величаво
Певец героев и богов.
И Тасс, когда с небес сошедший
Восторга дух его обнял,
Посажен был как сумасшедший!..
И Камоэнс не средь похвал,
Не среди кликов и плесканий
Окончил век своих страданий.
Великий дух его иссяк
Средь нищеты, среди презренья:
Бессмертный, жертва отверженья,
В больнице умер как бедняк!
Толпе ль понять порывы духа?
Для прозаического ль уха
Аккорды дивные гремят?
Благоговея, не ценят
Коль современники поэта,
Его не заплескает Лета:
Грядущий ряд веков поймет
Бессмертной лиры песнопенья
Потомство грозное придет,
Заплатит дань благоговенья
И светлой ризою нетленья
Его творенья облечет.
257. A NASTASIE [181]
Из тесной кельи заключенья
Зачем ты требуешь стихов?
Там тухнут искры вдохновенья,
Где нет поэзии цветов!
А здесь их нет: больных стенанья,
Оружья стук да шум солдат
Души высокой излиянья
Хоть в ком внезапно прекратят.
Но, может быть, мечта святая
И здесь зажжет восторга пыл
И я, как феникс воскресая,
Еще исполнюсь новых сил!
Быть может… сладко упованье,
Но нет, боюсь встревожить я
На миг замолкшее призванье
К иному миру бытия…
Боюсь души здесь пробужденья, —
Как знать — могучее вспорхнет,
А где предел ее стремленья,
Как укротить ее полет?
Так замолчи, мечта святая,
В груди огня не раздувай,
Дай срок расти и, созревая,
Пока души не обнажай.
А ты, сестра, возьми терпенья
И не ищи восторга след
В моем отрывке вдохновенья:
Я узник здесь, а не поэт!
258. РАСКАЯНИЕ ПОЭТАФантазия
Вера без дел мертва.
Часть первая
Роскошное сельское местоположение. Заря едва начинает заниматься на горизонте. Юноша стоит на возвышенном берегу реки.
Все красоты волшебная природа
Роскошной здесь рассыпала рукой;
Здесь я нашел тебя, моя свобода,
И вновь душа сроднилась с тишиной!
Среди людей с надеждой неизменной,
Восторженный, я долго, долго жил
И, чистою любовью вдохновенный,
Им о мечте высокой говорил!
Но хладный взор, с улыбкой состраданья,
Ответом был на пламенный привет,
И я теперь без сил, без упованья,
Отверженный, непонятый поэт!
Свершилось всё: исчезли ослепленья,
Святых надежд растоптаны цветы,
В душе взвился огонь разуверенья
И умертвил любимые мечты!..
Я помню дни протекшего блаженства,
Когда душа не знала суеты
И с верою в идею совершенства
Парила в мир восторга и мечты!
Я был тогда исполнен убежденья,
Что дух любви связует всех людей,
Что он хранит в них искры обновленья
И зиждет им величья мавзолей!
Я, будущность пред ними развивая,
Стремиться к ней напрасно умолял:
Внимали мне… но глас мой, умирая,
На их душе следов не оставлял!
В холодные объятья преступленья
Их эгоизм надолго заковал,
И падший дух из бездны усыпленья
Высоких чувств вновь к жизни не воззвал!
Теперь прости, семья родных мне братий,
Прости навек, прости, в нас нет с тобой
Единства чувств, стремлений и понятий:
Мы созданы с различною душой!..
Я истощил все средства искушенья,
Я им твердил о том, как глубока
В них дивная печать предназначенья
И как их жизнь ничтожна и жалка!
Но был для них невнятен глас призванья,
Им сладко жить под бременем судьбы,
В них нет любви и сил своих сознанья,
А имя их — ничтожные рабы!..
Так, братья, так: клянусь, я чист пред вами,
Как чистым был Христос пред палачами:
За грех других, как он, страдаю я,
И нужен мне мир лучший бытия!..
Он здесь, в тиши уединенья,
Тот новый мир, желанный мной,
Среди любви и вдохновенья
Я в нем воскресну вновь душой!
Узнаю снова жизни счастье,
Поверю в новые мечты
И позабуду безучастье
Детей безумной суеты!
Я им был чужд, я в них ответа
Моей душе не находил,
Их мир был гробом для поэта
И для огня душевных сил!
А здесь три верные подруги
Меня не будут покидать
И все душевные недуги
Отрадно станут врачевать!
Ты, прелесть, дева темноокая,
Подруга первая моя,
Твоя душа, душа высокая,—
Отрада неба для меня!
Твой поцелуй, как весть спасения,
Меня с восторгом вновь сроднил,
И я не раз в самозабвение
В твоих объятьях приходил!
Ты знаешь, дева, песнь чудесную
О дивных радостях любви,
Ты ею страсть зажгла небесную
В моей бунтующей крови.
С улыбкой тихой вдохновения
Мечты высокие храня,
Ты — роскошь божьего творения,
От искры божьего огня!
Порой вакханкой обольстительной
Ко мне, как дух, ты прилетишь,
Стан обовьешь рукой пленительной
И вся трепещешь, вся горишь!
К устам прильнешь в изнеможении
И мне твердишь: «Целуй, целуй!»
И льется в душу упоение,
И длится страстный поцелуй!
А кудри, верх очарования,
Упав к пылающим устам,
Прервут неистовость лобзания,
Разлив волшебный фимиам!
И я в объятья сладострастия
Тебя прижму не в первый раз,
И гений неги, гений счастия
Вновь осенит покровом нас!
Порой же ангелом смирения
Сидишь задумчива со мной
И тихо в горние селения
Паришь восторженной душой!
И вдруг, внезапно пробужденная,
Ко мне свой взор ты обратишь
И, силой неба вдохновенная,
Мне о бессмертьи говоришь!
Дрожит твой голос от волнения,
Но, как эдемские цветы,
Блестят лучами убеждения
Твои роскошные мечты!
Так, прелесть, дева темноокая,
Подруга первая моя,
Твоя душа, душа высокая,—
Отрада неба для меня!..
Природа с своей красотой беспредельной
Сроднилася также не меньше со мной:
Без правил искусства здесь всё неподдельной,
Здесь всё самобытною дышит красой!
Рука человека, рука разрушенья,
Ее не настигла в пустынной глуши,
И чистым осталось здесь божье творенье —
Природа, вторая подруга души!
О, сколько высоких ты дум порождаешь!
Но редкий разгадку тем думам нашел:
Не многих ты в тайны свои посвящаешь,
Как многим не внятен твой мощный глагол!
Меня ж избрала ты, подруга святая,
Открыв предо мною свой дивный тайник,
В него, как в блаженства безбрежные рая,
Душой я бессмертной глубоко проник!
Не ты ль и бессмертья мне служишь залогом,
Гармонии вечной источник храня,
Таинственной цепью с таинственным богом
Не ты ли связуешь так тесно меня?
Сын праха, но весь обновленный тобою,
Я чувствую силы, чтоб небо обнять,
Чтоб сбросить оковы и с общей душою
Единой, безвременной жизнью дышать!
В минуты печали, в минуты сомненья,
Природа, как сладко с тобой отдохнуть!
Здесь каждая дума огнем вдохновенья
Вздымает высоко кипучую грудь.
Здесь бури, и громы, и волны седые,
И звезды, и месяц в густых облаках
Поют о бессмертья мне песни родные,
Баюкая душу в надзвездных мечтах!
И для тебя, поэт унылый,
Туманной Англии поэт,
Она была подругой милой,
Ты в ней нашел душе ответ!
Как ты постиг красы природы,
С каким восторгом ты любил!
Ее незыблемые своды
Не раз ты песнью огласил!
И весь любовь и весь стремленье,
Ты общей жизни с ней желал,
И гордой воли упоенье
В полетах дерзких обретал!
За место ссылки, очищенья
Считал ты дольний круг людей,
И весь горел от нетерпенья
С крыл сбросить хладный груз цепей!
Но мир с собратом, мир с тобой!
Поэт, свершились упованья,
И ты теперь своей душой
Слился с душою мирозданья!..
Поэзия, источник упоенья,
Как сильно ты волнуешь грудь мою,
Как часто я в немом благоговеньи
От струй твоих блаженство неба пью!
О! я тобой недаром очарован,
Мне верная подруга третья ты!
К тебе душой недаром я прикован,
Ты родила в ней лучшие мечты!
Восторженный, тебя благословляю,
Поэзия, отрада грустных дней,
Свободный я с тобою там бываю,
Где не бывал и взор земных детей!
Чудесная, над хладною толпою
Как высоко меня ты вознесла
И в знак любви, с улыбкой неземною,
Мне лучший дар, дар творчества дала!
О, нередко вдохновенный,
Я тебя благодарил
За залог любви священный,
За избыток дивных сил!
Я творил — и всё смирялось
Пред могучею душой,
И в гармонии являлась
Мысль, одетая тобой!
Я парил, и волны света,
Ниспадали с высоты,
Силой дружнего привета
Освежить мои мечты!
Я рукою дерзновенной
Тайны неба обнажил,
И как часто, вдохновенный,
Я тебя благодарил
За залог любви священный,
За избыток дивных сил!
Шиллер, Шиллер необъятный,
Ты давно поведал мне
Об отчизне благодатной,
Об родимой стороне!
Ты вещал, что для поэта
С вдохновеньем на челе
Нет родного здесь привета,
Что он странник на земле,
Что пред ним земного края
Блеск обманчивый исчез
И, объятья разверзая,
В небе ждет его Зевес!
Я поэт — к чему ж страданья?
Есть отчизна, есть отец:
Там меня в лучах сиянья
Ждет обещанный венец!
Три неизменные, волшебные подруги,
Надолго среди вас я жизнь похоронил,
И, утолив души болезненной недуги,
Как много с ваших уст блаженства я испил!
Но ах! одна из ран во глубь души запала —
То к человечеству бессильная любовь…
Ее вся ваша власть напрасно заглушала:
Нет, часто свежая из раны каплет кровь!..
…………………………………………
Вдалеке слышны звуки арфы и голос девы. Юноша жадно внимает.
Мир эгоизма, мир страданья
Покинь без горести, поэт!
Свое высокое призванье
Тебе свершить преграды нет!
Но в безлюдной тиши
Для восторгов души
Мир просторней, ясней.
Отчужденных людей
Из него ты скорей
Силой воли своей
Оживишь, как ручей
Даль бесплодных полей!
Ты, как фокус лучей,
Пыл высоких страстей
Здесь в тиши соберешь;
Ты как гений вспорхнешь,
Прозвучишь, пропоешь
Песнь взаимной любви,
И в холодной крови
Огнь священный зажжешь!
Мир эгоизма, мир страданья
Покинь же, пламенный поэт!
Поверь: высокого призванья
Тебе свершить преграды нет!
Голос умолкает. Юноша после некоторого молчания.
Дева, в звуках обольстительных
Приговор ты изрекла!
Да! не там мир сил зиждительных,
Где стеснен размах крила.
Там людские заблуждения
Тяготели надо мной,
С стран надзвездного селения
Повергая в край земной.
Я страдал, и вдохновение
Разлучалось там с душой:
Здесь, подруги благодатные,
Здесь мне легче облачить
Душу в силы необъятные,
Чтоб великое свершить!
Солнце, предшествуемое туманами, начинает восходить.
Часть втораяДуодрама
Прибегает дева.
Ты здесь один, мой друг, столь раннею порою,
И на челе твоем лежит избыток дум…
Прочь, прочь, я их сгоню горячим поцелуем!
(Пламенно целует юношу.)
О нет, я не один, смотри, как хороша
Природа в светлую минуту пробуждения,
И как она душе роскошно говорит!
Нет, нет, я не один: вокруг меня порхает
Рой фантастический святых, высоких дум
И душу в горнюю отчизну увлекает!
(Указывая на чело)
Да, грозная одна лежала дума здесь…
Но песнью ты своей ее преобразила
В мечтанье светлое восторженной души!..
(ласкаясь)
О, эту песнь, мой друг, я про тебя сложила:
Не правда ль, счастлив ты, согласен ты со мной,
Не правда ль, больше здесь и сил и вдохновенья?
Забудь же мир, людей и улыбнися мне!
(едва внимая деве, указывает на восток)
Смотри, с туманами как борется там солнце
И как там грозные теснятся облака!
Вот, вот они свились могильной пеленою,
Чтоб первые лучи востока затушить!
Но нет! напрасный труд: уж час настал рассвета,
И солнце распахнет торжественно врата
И, море выплеснув отрадного сиянья,
Прогонит сумрака испуганную тень!
Еще одно, одно последнее усилье —
И в бездну грянет ночь и водворится день!..
(В порыве восторга приподымая деву)
Смотри, смотри: плывет роскошное светило,
Туман упал, и нет обманчивых преград,
И разбегаются, как сонмы привидений,
Пред ним бессильные, бледнея, облака!
(После некоторого молчания)
Да, счастлив я! С тобой как много наслажденья
Взирать на дивную картину пробужденья!..
Но для чего ж слеза в очах твоих блестит?..
Оставь ее, оставь мою слезу святую,
Восторга чистого она живая дань!
Не извлекай меня из мира наслажденья,
О, продолжай, забудь меня на этот час…
Я так люблю твои порывы вдохновенья!
Благодарю тебя, мой друг, ты поняла
Вполне высокий смысл божественной картины;
Благодарю тебя, вся глубь твоей души
В одной, в одной слезе, как солнце, отразилась!
(После некоторого молчания)
Смотри, на поцелуй пылающих лучей
Как улыбается торжественно природа,
Как всё привета песнь желанному поет!
Вот древо, и оно отрадней зашумело,
И плачет с радости жемчужною росой!
………………………………………
………………………………………
О, сколько пищи здесь для песни прорицанья,
Как си́лен я теперь, как много дум кипит
В душе, взволнованной приливом вдохновенья;
Как проницателен души орлиный взор,
Огнем его я сжег могильную завесу,
И мрак неведомый теперь доступен мне,
На самом дне его я будущность провидел,
И я готов ее вполне пересказать!
Внимайте мне теперь, пророку обновленья,
Весть благодатную глагол мой прозвучит,
Скорей стекайтеся на вече вдохновенья,
Пока во мне огонь всеведенья горит…
Внимайте…
(Вдруг останавливается, смотрит вокруг себя и говорит тихо, после некоторого молчания)
Горе мне, напрасны все призванья,
Я увлечен судьбой далёко от людей, —
Кто будет здесь внимать глаголу прорицанья?
В ком воскресит он здесь потухший огнь страстей?
Не вам ли мне вещать, бесчувственные волны,
Утесы хладные, таинственный гранит?
Нет, вы пророчеству останетесь безмолвны,
И в вас другую жизнь оно не возбудит!
Здесь думы светлые напрасно расцветают:
Они к стремлению людей не призовут,
И только лишь в душе кипят, перекипают
И едкой горечью на дне ее растут!
Нет, нужно мне людей: я примирился с ними,
Их души я хочу пророчеством согреть,
Хоть на мгновение назвать их вновь родными
И без возмездия, с усилья умереть!
Ты позабыл меня, меня, твою подругу,
В час дивной радости и в час немой тоски,
Ты позабыл меня, забыл любовь святую,
Где вся душа моя с твоей душой слилась!
Я всюду за тобой, как демон искушенья!
Я отыщу тебя в аду и в небесах,
И снова привлеку в объятья наслажденья
С любовью на душе, с любовью на устах!
Я не забыл тебя, мой демон искушенья,
Мой ангел радости, мой ад и рай души.
Сильна к тебе любовь, но есть любовь иная:
Ты, дева слабая, не ведаешь ее!
Да, слишком широки души моей объятья:
Всё человечество я должен в них принять,
Чтоб утолить вполне потребность наслажденья
Потребность пламенной, возвышенной любви.
Одна твоя любовь не укротит стремленья,
Она божественна, я знаю цену ей,
Но над главой моей пусть прогремят проклятья,
Когда забуду я отчизну и людей,
Вас, дети падшие, но мне родные братья!
Ты грустен, бедный друг, я знаю талисман:
То песнь любви моей и Шиллер вдохновенный…
Они вдвоем в тебе всю душу обновят,
Ты снова будешь мой… Послушай песнь мою!
(Поет)
Если жажда наслаждений
Расцветет в душе твоей,
Не жалей земных селений,
Брось отчизну и людей!
Что тебе до их паденья?
Пусть в их жилах стынет кровь!
Ты сын неба, вдохновенья,
Все души твоей стремленья
Пересозданы в любовь!
Но в священную обитель
Не на миг ты приходил,
Не напрасно неба житель
Нас душою обручил.
Здесь твои земные братья
Не похитят тебя вновь;
Нет, на них падут проклятья,
Ты ж падешь в мои объятья,
И сольемся мы в любовь!..
(прерывая деву)
Умолкни! Песнь твоя звучит о преступленьи.
Она, как лезвие кинжала, холодна,
Я не хочу душой предаться искушенью
И все мечты мои во мгле похоронить…
Дева приближается к юноше и берет его руку.
Не улыбайся мне улыбкой сладострастья,
Я не могу тебе улыбкой отвечать…
Нет, нет, иным богам мы молимся с тобою:
Твой жертвы требует, мой жертвовать велит!..
Я принесу тебе любимого поэта,
Быть может, он в тебе тоску искоренит!
(Убегает.)
(один, после некоторого молчания)
Ты сорвала густое покрывало,
Да, пра́ва ты: я обновлен душой,
И истины священное зерцало
Таинственно восстало предо мной!
Я в нем прочел с каким-то содроганьем
Моей судьбы торжественный укор:
«Расстанься ты с возлюбленным созданьем
И вновь будь там, где слава и позор!
Ты ль смел бросать свой камень обвиненья
И упрекать в падении людей?
Ты эгоист в объятьях наслажденья,
Ты жалкий раб неистовых страстей!»
Безумец я, — внезапно пробужденный,
Теперь вполне, но поздно сознаю,
Как оторвал рукой окровавленной
От сердца я родимую семью!
Чем выше я моих смиренных братий?
В них веры нет, в них нет избытка сил…
Где создался весь мир моих понятий,
Но, эгоист, я всё похоронил,
Как жадный дух, в моем уединеньи,
Всё затушил в взволнованной крови…
О, сила, — прах без воли исполненья,
О, вера, — тма без силы и любви!..
Восстану я из праха униженья,
И снова горд, и снова чист, как бог,
Отдамся им как жертва очищенья,
Спасения торжественный залог!
Не укосил никто свою идею
В холодный гроб, не передав ее…
Я верую и жаждой пламенею
Осуществить мечтание мое!
Бесплодное лишь древо погибает,
Не принеся земле родимой дань,
Оно одно без жизни отживает,
Не перейдя поставленную грань.
Но где есть плод, то древо горделиво
Снесет вихрь бурь и топора удар,
Оно в борьбе разносит торопливо
Своих семян земле священный дар.
Чем вихрь сильней, тем больше расширяет
Оно свой круг. Падет… и семена
Вдаль от себя торжественно бросает…
И вот придет их убирать весна,
Согреет их, как мать, своим дыханьем…
И новые восстанут племена,
И нет конца божественным созданьям,
В них новые созреют семена!..
Вдалеке показывается дева.
Но ты, моя божественная дева,
Своей душой разлуки не снесешь,
Родная ветвь возвышенного древа,
Ты мной жила, со мною и падешь!
Нет, нет!..
(Погружается в глубокую задумчивость. Дева подает ему книгу Шиллера.)
Прочти хотя одно творенье
Певца души, свободы и любви:
Он пробудит тебя из усыпленья,
Он воскресит потухший огнь крови!
Юноша в рассеянии бросает взоры на развернувшуюся пред ним книгу и читает с возрастающим вниманием.
«Gieb mir das Weib, so teuer deinem Herzen,
Gieb deine Laura mir!
Jenseits der Gräber wuchern deine Schmerzen!»
Ich riß sie blutend aus dem wunden Herzen,
Und weinte laut, und gab sie ihr![182]
(подбегая к деве)
Последнее свершилось искушенье,
Последнюю ты нить оборвала:
Приемлю я судьбы определенье,
Свой приговор сама ты принесла!
Я верую: за гробом жизнь иная
Готова нас в объятия принять,
Жизнь общая, безвременно святая,
Где светлые мы будем созерцать
И мысль творца, и жизнь родной природы,
Где умертвим свое земное я
И, полные небесныя свободы,
Проникнем вдруг все тайны бытия!
Но не хочу напрасных воздаяний,
И страшен мне ничтожества конец,
Пока из мглы и скорбей и страданий
Не вырву я бессмертия венец!
Нет, снова в путь! Мое уединенье —
Не хладный гроб мечте моей родной,
Оно души больной успокоенье
И новых сил источник неземной!
Я ад пройду, за ним достигну рая
И обрету обещанный венец…
О, памятна мне мысль твоя святая,
Мой дивный Дант, мой пламенный певец,
Певец небес, чистилища и ада,
И ты едва в сомненье не пришел,
Ты, гордых дум возлюбленное чадо!
Но спас тебя Вергилия глагол:
«Кто не свершит начатое стремленье,
Тому позор!» — вещал твой проводник,
Когда без сил и весь в изнеможеньи,
Чтоб отдохнуть, средь ада ты приник.
И вспрянул ты, внезапно обновленный,
И закричал: «Я силен, бодр и смел!»
И, волею поэта окриленный,
Ты адские вертепы пролетел!
О Дант, и я, как ты, без содроганья
Пройду весь ад, все степени кругов,
И насмотрюсь по силе душ страданья
На силу их пожизненных грехов!
И я, как ты, из тьмы отдохновенья
Вергилия глаголом извлечен,
Мой гордый дух вспорхнул от убежденья,
И далеко уже летает он!
Уж перед ним, заманчиво блистая,
Готовы там разверзнуться врата
Роскошного, таинственного рая:
Меня зовет горячая мечта —
Туда, туда, где море вдохновенья,
Где воли нет предела и конца
И где душа в избытке наслажденья
Потонет вся в объятиях творца!
Пора! Иду я в путь труда и славы,
Ты, дева-друг, прости любви моей,
И ты, чертог природы величавый,
Прости и ты, — я снова брат людей!
Я совершу свое предназначенье,
Я всё отдам: подругу, славу, честь,
Я принесу себя во всесожженье!
О! тяжек крест, но должно его несть!
Пламенно целует удивленную деву, потом отталкивает ее и убегает. Солнце совершенно взошло и в полном величии озаряет роскошную природу и бесчувственную деву.
<1835>