От этих «дорогуш» Радклиф заморгала, как от пощечин. Остин изумилась: никогда еще она не видела Анну столь жалкой. Не хватало только капли на кончике носа.
– Ева, что вы имеете в виду? – решительно поспешила Остин на помощь Радклиф, вдруг испытав солидарность.
И опять ответила Лавлейс:
– Ева ничего не имеет в виду. Ничего, никого, никогда. Ее механизм записывает звук на перфорированную карту, а потом воспроизводит.
«Бог мой, с каждым вопросом она презирает нас все больше и больше, – с непонятной грустью подумала Остин. – Неужели она права? И зачем только я ее к нам ввела. Что, если это была ошибка, огромная ошибка… Моя ошибка».
Три дамы при взгляде на новенькую дружно чувствовали усталость с оттенком раздражения. Признаваться в этом, впрочем, не хотелось.
– О, Ада, – сладким голоском начала Остин. «Как все-таки утомительно быть леди», – одновременно подумала она. Губы ее продолжали говорить: – Благодаря вашей блистательной работе Ева так похожа на человека. Неудивительно, что мы все несколько конфузимся и теряемся в ее присутствии. Но… Но…
Но в голове Джейн против воли проносились образы, более уместные в романе мистера Вальтера Скотта: харкнуть бы милой Аде в физиономию. Отвесить леща. Вцепиться в волосы. Коленом в живот. Потом бы…
Молчание затянулось. Шелли посмотрела на Радклиф – холодно-отстраненную. Посмотрела на Остин – у той вид был овечий, мечтательный.
Шелли с тоской поняла, что теперь ее очередь вкусить умственный позор:
– Да, но… Почему кошка?
Лавлейс посмотрела мимо нее:
– Потому что это слово с самой высокой частотой упоминания. Поэтому Ева его записала. Как я уже сказала, она ничего не имеет в виду. Она следует коду.
– Коду? В смысле шифру? Это шифр? – всполошилась Шелли. – Я так и подумала! Я сразу заподозрила, что в слове «кошка» что-то зашифровано. Это шифр!
Лавлейс долгим взглядом дала ей осознать скудоумие. И только потом снизошла:
– В смысле алгоритму. Который задала механизму Евы я.
Три дамы опять переглянулись. Каждая ощутила укол сложного чувства. С появлением новенькой оно посещало их все чаще. У Остин оно было окрашено сожалением о сделанной ошибке. Но признать ее значило бы дать повод двум другим сказать: «Душенька, а ведь мы вам говорили, мы предупреждали…» – пойти на это Джейн тоже не могла, а потому поспешила придать лицу энергичную, хотя и несколько натужную бодрость:
– Ну что ж. Великолепный результат, дорогая Ада. Здесь есть о чем подумать. Кошка!
И она ухватилась за подбородок, поставив локоть на запястье другой руки, чтобы никто не усомнился, как крепко она задумалась, и приглашая остальных сделать то же самое. Дамы нехотя приняли ту же позу.
– Но – кошка? – начала Радклиф. – Что бы это могло значить?
Лавлейс пожала плечами:
– Только то, что эти русские джентльмены много раз произнесли слово «кошка». – И не сумела удержать зевок.
«Мы ей надоели». Открытие огорошило Джейн, и в тот же миг она будто воочию увидела, как между Адой и остальными, ими, нею самой в том числе, пролегла пропасть. Пролегла – и начала шириться. Края ее так быстро отходили друг от друга, что Джейн прикрыла глаза, точно в приступе морской болезни.
– Да, но, – заквохтала Радклиф, – почему они его произнесли так много раз? Что они затевают? Кошачий десант?
– Не смотрите на меня! – всполошилась Шелли. – У меня никогда не было кошек.
Но взгляды уже скрестились на ней, как свет сценических ламп – на приме театра.
– Милая Мэри, вы же были с Байроном друзья не разлей вода! А русские джентльмены подражают Байрону.
– Одно лето еще не делает меня специалисткой! – запротестовала Шелли.
Ада по очереди остановила взгляд на каждой:
– То есть у вас нет ни малейших предположений?
Когда он дошел до Джейн, та поежилась: «Я чувствую себя белой мышью».
– К сожалению, милая Ада. В мое… гм… назовем это «время», нет, «время» – нехорошее слово…
– Бытность, – подсказала Радклиф.
– Нет-нет. Нельзя сказать «бытность». Иначе не понятно, что это такое сейчас, – запротестовала Мэри. – Ах, «сейчас» тоже сказать нельзя.
– Так что в ваше время? – нетерпеливо обернулась Ада к Джейн, и та почувствовала, как начинает гореть под мышками от унижения:
– Я хотела сказать… Образованию молодых леди не уделялось, к сожалению, большого внимания.
– Ошибки молодости можно исправить и в зрелом возрасте. Было бы желание, – быстро проговорила Ада своим неприятно-отчетливым голосом и тут же обернулась к своему творению: – Ева, ступайте и принесите лимон.
– Зачем еще лимон? – удивилась Шелли. Но Ада, вероятно, не расслышала:
– …а заодно наденьте сухое. Ржавчина ни к чему.
Горничная сделала книксен и, хлюпая мокрыми башмаками, удалилась. Там, где она стояла, кокон люстры отражался в лужице, что натекла на полу.
Радклиф и Остин тут же накинулись на Шелли снова:
– Мэри, припомните. На вас вся надежда! Мэри, что там было у Байрона с котами?
– Почему я? Что я? Байрон, наконец, ее отец! – Шелли кивнула на Аду Лавлейс.
Та едва успела проглотить очередной зевок и промямлила:
– Боюсь, здесь мне нечем вам помочь.
«Вам!» – тихо ужаснулась Остин: она уже говорит «вам», а не «нам», она уже не считает себя одной из нас. «Что же я натворила».
Ада безмятежно продолжала:
– Папочка сбежал, когда мне был месяц. Справедливости ради, это был первый и последний раз, когда мы виделись. Вот мистера Фарадея я знала не в пример лучше собственного отца. Если вас – вдруг! – заинтересуют электромагнитная индукция, химическое действие тока, электролиз, диамагнетизм, парамагнетизм, то я к вашим услугам. А вот это все – стишки, кошки, бабочки, цветочки, – это не по моей части.
– Понимаю! – преувеличенно бодро воскликнула Джейн, силясь подать пример остальным. – Что ж, давайте вспоминать все вместе. Что там у Байрона было с котами?
– Кошки, да. И коты. Престранные существа. – И Шелли уставилась в пол, точно не хотела, чтобы по ее глазам догадались о продолжении. Остин тревожно переглянулась с Радклиф.
– Что мог лорд Байрон иметь в виду, Мэри? Что – для него – значили кошки? Одно лето или нет, но вы провели с ним куда больше времени, чем все мы вместе взятые. Вы знаете больше, чем можно почерпнуть из его поэм…
– Разве? – нервно спросила паркет Шелли. – Мне всегда казалось, что любая книга – шире и глубже своего автора.
– Вы видели его каждый день, сидели с ним за столом, ходили на прогулки, беседовали.
– Прошу прощения, – опять вмешалась Лавлейс, – я все равно не понимаю, что вас так заело на лорде Байроне. Каждое человеческое существо обладает хоть и алгоритмическим, но уникальным для себя…
– Кот! – вдруг воскликнула Мэри. – Я вспомнила! – И все умолкли. – У Джорджи… Был черный кот. Да. Он пил из черепа.
Радклиф фыркнула:
– Боже правый. Байрон поил своего кота из черепа? Какая безвкусица.
– Человеческого? – позволила вырваться удивлению Остин.
– Вместо мисочки, – подтвердила Шелли.
Остин прижала пальцы к вискам.
– Милая Джейн, вы здоровы?
Она покачала локонами:
– Боже мой… как утомительно… иметь дело с… м-м-м… не очень талантливыми людьми. С эпигонами. Пытаться понять ход мысли посредственных писателей. Пытаться предугадать посредственность. Я начинаю опасаться, не может ли быть так, что посредственность заразна.
Она потерла виски. Мэри фыркнула:
– И господин Пушкин считается у них лучшим!
Радклиф не смогла промолчать:
– Да, но некоторые вещицы мистера Гоголя в жанре ужасов были недурны.
– Откуда вы знаете, милая Анна? Вы уже выучили русский?
Та поджала губы. Шелли сочла это знаком капитуляции.
– Простите, Анна. Черный кот – это не «недурно». Это банально.
– Бедные самодовольные болваны. Хорошо. Давайте посмотрим на театр военных действий.
Стуча по паркету кольцами кринолинов, дамы оживленно поднялись, обступили письменный стол мистера Сеймура. На нем была расправлена карта Черного моря. Ада тихо подошла. Остин ощутила лишь ее дыхание позади своей шеи. Заговорила, показывая на карту:
– Красные булавки – это наш доблестный паровой флот. Синие – союзный французский.
Жалкой горсткой жались у Sevastopol самые дешевые, с металлическими ушками. Это был русский флот. Парусный, технически отсталый, он не стоил большего. Остин принялась вынимать эти булавки и втыкать их на суше:
– Русский флот потоплен, но матросы и пушки переведены в город.
Дамы изучали галантерею.
– Неужели наши войска обратила в бегство обычная кошка?
– Как вообще кошка может кого-то спасти или погубить?
– Кроме как перебежать дорогу, да и то, если человек невежественен, как сапог.
– Что, Джейн? Почему вы нахмурились?
– Командующий нашими войсками в Крыму – лорд Реглан. Он… боюсь, несколько суеверен.
– О.
– О.
В глазах Ады блеснуло некое оживление.
– Я могла бы… – заговорила она.
Но Радклиф уже ловко оттеснила ее колоколом своего платья от стола.
– Милая Джейн. – Воодушевления в голосе Анны было столько, что обычная ложка яда растворилась в нем, почти не изменив вкус. – Полагаю, вы возьмете на себя то, в чем нет равных вам.
– Женщину! – догадливо предположила Шелли.
– Женщину? – обхватила пальцами подбородок Остин. Но на сей раз жест этот был подлинным, его не заметила она сама.
Радклиф заговорила возбужденно:
– К черту технический прогресс. От него никакого толку, вы сами убедились. Джентльмены, может, и разбираются в технике. Но джентльмены, милая Джейн, совершенно беззащитны перед женщиной. Уязвимы. Они безнадежны.
– Может быть, если Ева… – в последний раз подала голос Лавлейс.
–Мне всегда нравились ваши героини, милая Джейн, – лила мед Радклиф. Но сладость его была настоящей. – Сочините им женщину, которая…
Но Остин не слышала. Она уже видела будущую историю, как летящий ястреб видит землю с высоты: целиком до горизонта и во всех деталях.