Сказали мне, что будто ты скончалась,
И в тот момент, как дух твой отлетал,
Когда уж Смерть к устам твоим касалась,
Меня назвал, коснея, твой язык,
И надо мной ты колко посмеялась…
Я выслушал и головой поник;
Потом, подняв чело, повел вокруг очами —
И взгляд мой был и сумрачен и дик…
И в путь пошел я скорыми шагами.
Я шел к тебе, под гнетом черных дум,
Гороховой, чрез площадь, островами.
И слышал я какой-то странный шум,
И мне подчас такое представлялось,
Пред чем вздрогнул бы даже мудрый Юм,
Что видеть лишь Случевскому случалось
(О чем и сообщал он нам в стихах);
Так: в небе много месяцев являлось;
Вся даль была в светящихся руках;
По призракам Ночь важно восходила,
И, величавая, она, в слезах,
Бежавший День десницею ловила;
По лесу ветер фертом пробежал;
Вослед ему трава зашелестила,
И чутко звук за звуком замирал,
И слышно стало, как росла былинка,
Как ландыш цвел, как мох произрастал…
Разряжена, что модная картинка,
Полулежала на диване ты.
Диван был на пружинах, с мягкой спинкой;
Обивка — синий штоф, по нем цветы;
Во храмине — приятный свет карсели,
Растений экзотических кусты,
И чьи-то лики пасмурно смотрели —
Линялые, в наколках и чепцах…
(То, верно, жен отшедших призраки сидели,
Уставши спать в затворенных гробах!)
Под окнами, глаз не сводя с дивана,
Стоял я долго и в твоих чертах,
В лице твоем насмешки и обмана
Старательно отыскивал улик;
Но тщетно: не нашел я в нем изъяна!
Напротив, как всегда, твой нежный лик
Был кроток, светел, девствен, и казалось,
Что ты водою «lait antéphelique» [166]
Еще сегодня утром притиралась.
И порешил я: нет, подобных губ
Насмешка злая не касалась!..
Но ты открыла рот — и… хоть бы зуб,
Единый зуб в нем тленье пощадило!..
Мне было б легче, если бы твой труп
Смерть лютая нещадно исказила,
Чем томный, нежный лик беззубым увидать!
И понял я, что Смерть со мной шутила…
И стал ее, таинственную, звать,
Как кровного врага, на состязанье;
Но Смерть не шла. Я продолжал кричать…
И крик мой, перешедший в завыванье,
Весь твой p’tit comité[167] перепугал,
Ты подошла к окну, но тут дыханье
Во мне сперлось — и я как сноп упал…
Казалось, в окнах лики заморгали
И самый дом твой в ужасе дрожал;
Ракеты, взвившись, лопали, трещали,
И ярко озарялись небеса;
А там, вдали, плечами пожимали,
Насупившись, сосновые леса;
В дыханьи ветра слышалась угроза…
И вдруг, гляжу, откуда ни взялся,
И страж градской подводит лихача…
412. «Вот и жду не дождусь, чтобы глянула ночь…»
Вот и жду не дождусь, чтобы глянула ночь
И облекся весь сад тенью ясной:
На свидание выйдет соседкина дочь;
С ней в аккорд мы сольемся безгласный.
И потом уж вдвоем с баловницей моей
До истомы читать станем Фета,
А сведут нас тесней упоительный Мей
Да языковских два-три куплета.
Разольют аромат каприфоли тогда,
Соловьи сладострастно засвищут;
Мы же с ней без следа неизвестно куда
Пропадем… и нигде нас не сыщут!..
413. «Ах, взгляните: закрывает тучкой боязливо…»
Ах, взгляните: закрывает тучкой боязливо
Бледный, томный лик свой интересная луна;
Робко в озеро склонилася ветвями ива;
Боязливая целует их тайком волна;
Ветерок украдкой бродит в липовой аллее,
И привет ему деревья робко шелестят;
Дергачи во ржи трещат слабее и слабее;
Соловьи над розами от робости молчат…
Вы взглянули!.. перемена прежних декораций!
Тучки нет уже, луна приветно светит вновь,
Исполняют соловьи под сению акаций
Ряд блестящих, звучных, гармонических варьяций
На мотивы нежные: «взаимная любовь…»
Прежней робости ни в чем как будто не бывало
С той поры, как вы, мой друг, ее погнали прочь…
О! еще б такая перемена не настала,
Когда милая, дрожа, певцу презентовала
«Тихо, всю в одно лобзанье слившуюся ночь!»
414. «Появилась головка в окне…»
Появилась головка в окне,
И поэтик ее вопрошает:
«Вы ли свет сообщили луне,
Или вас ее луч озаряет?
Самому рассудить мне невмочь —
Ваши ль дивные черные очи
Разожгли сладострастнее ночь
Или млеют они негой ночи?
Этот нежный румянец ланит
Уж не розы ли вам поставляют?
Или сами они колорит
С щечек ваших тайком похищают?..»
Ничего не сказала она,
Только губку слегка закусила
И, сомненьем таким смущена,
Поскорее окно затворила.
415. RÉSUMÉ ВЕСЕННИХ СТИХОТВОРЕНИЙ г. КРЕСТОВСКОГО
Не томите… выходите,
Моя милая!
А какая ночь, взгляните,
Молчаливая!
В повилике без улики
Жду заране я
Разговоров о клубнике
И лобзания…
Без огласки ваши глазки,
Ваша талия
Встретят пламенные ласки —
И так далее…
416. <г. ПР. ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ> («Вы не поверите, что мне недавно приснилося!..»)
Вы не поверите, что мне недавно приснилося!
Будто минувшее наше опять возвратилося;
Лиры тридцатых годов вновь звучат тихострунные;
Будто восстали из тлена Ершовы, Трилунные,
Ожили с ними ручьи, соловьи перекатные,
Пеночки, просеки, гроты, поля ароматные —
Всё это будто бы снова у нас водворилося…
Крайне прискорбно, конечно!
А всё же приснилося…
417. «Душе становится легко хоть на мгновенье…»
Душе становится легко хоть на мгновенье,
Как напечатаешь свое стихотворенье,
И мил тогда нам строк печатных самый вид,
Стих каждый как-то так приветливо глядит…
И всё равно: то наш ли будет плод
Или чужих стихов тяжелый перевод,
Измены горечь в нем, любви ль взаимной нектар
И весь ли свет его восторженно прочтет
Иль только пробегут редактор да корректор.
418–420. СТИХОТВОРЕНИЯ В ГЕЙНЕВСКОМ ДУХЕ
1. (С САРКАСТИЧЕСКИМ ОТТЕНКОМ)
Я верю: меня ты любила,
Да я-то тебя не любил;
Меня ты еще не забыла,
Тебя я давно позабыл.
2. (С ОТТЕНКОМ ИРОНИИ)
Меня ты когда-то любила,
Тогда я тебя не любил;
Теперь ты меня позабыла —
И что ж? я тебя не забыл.
3. (ОРДИНАРНОЕ)
Ты меня любила,
Я тебя любил,—
Ты меня забыла,
Я тебя забыл.
421. «В самом деле, шли бы вы на взморье…»
В самом деле, шли бы вы на взморье,
Где в жемчужных звуках грохот льется.
Вот где петь, так точно уж раздолье —
Пойте всё, что на душе споется…
Спелся вздор (ведь может же случиться!),
Так никто о нем и не узнает;
Над певцом там некому глумиться:
Водяной пародий не слагает!
Только знайте рифмами играйте:
Моря — вторя — лилий — белых крылий…
Много весу мысли не давайте —
Песнь споется без больших усилий.
А устали вы от песнопений,
Наигрались в трелях ночи нежных —
Ждет вас много новых наслаждений,
Скромных, чистых, самых безмятежных:
Понабравши ракушек в лукошко,
Рикошетом в море их швыряйте,
Иль, пожалуй, помяучьте кошкой,
Или хохот по морю пускайте!
Но печатно в этом развлеченьи
Лучше б вы не делали признанья:
Что как вдруг да всё стихотворенье
За ребячье примут лепетанье?
422. «Ох, время тяжкое настало!..»
Ох, время тяжкое настало!
Нам смерть голодная грозит:
Случевский, гений небывалый,