жается к мрачным фантастическим балладам Жуковского. И вместе с тем именно Жуковскому, а не Каменеву было суждено осуществить в русской литературе переход от сентиментализма к романтизму.
Поэты Вольного общества, особенно А. X. Востоков, оставил заметный след в истории русского стихосложения. Их поиски в этой области соотносятся с деятельностью Радищева, Карамзина, Гнедича и Жуковского, а в Германии — с опытами Клопштока, Фосса, Бюргера, Шиллера и Гёте.
Русская метрика конца XVIII — начала XIX века переживает период ломки. Главной причиной этого был кризис классицизма, монархический, государственный пафос которого воспринимается как устаревшее и даже реакционное явление. Отношение к идеологии классицизма переносилось и на поэтические формы, выработанные им, которые кажутся теперь стеснительными, официальными, мертвыми.
Поиски нового шли в разных направлениях, одно из них было связано с отношением к рифме. Ряд писателей настаивает на введении безрифменного стиха. «Парнас окружен ямбами, и рифмы везде стоит на карауле», — с досадой писал Радищев. А. X. Востоков считал, что «рифма... не есть необходимо нужное условие в наших. .. стихах, которые могут очень хорошо быть без рифм, т. с. белыми стихами». С. С. Бобров в «предварительных мыслях» к поэме «Херсонида...» высказывался еще более резко — он утверждал, что в поисках рифмы поэты вынуждены часто «ослаблять» мысли и чувства, вследствие чего «убивают» «душу сочинения».
Введение безрифменного стиха воспринималось как освобождение поэзии от чуждых, несвойственных ей форм, как возвращение ее к народным, национальным истокам. Карамзин к богатырской сказке «Илья Муромец», написанной безрифменным четырехстопным хореем с дактилической клаузулой, сделал следующее примечание: «Почти все наши старинные песни сочинены такими стихами». Сам стих, предложенный Карамзиным, получил в поэтической практике того времени название «русского стиха». Этим стихом была написана А. Радищевым поэма «Бова», сюжет которой восходит к известной сказке о Бове-королевиче.
В поэзии Вольного общества употребление безрифменного стиха было строго мотивировано. Прежде всего он использовался там, где имела место сознательная ориентация автора на «народность» содержания или формы художественного произведения. Таково стихотворение Востокова «Российские реки», где безрифменный стих соответствовал народному характеру самой поэтической речи. Произведения Н. Ф. Остолопова «Бедная Дуня», «Не бушуйте, ветры буйные...», «Солнце красное! оставь ты небеса...» — имитируют не только народный язык, но и жанр фольклорной песни. «Русским стихом» написана «древняя повесть» Востокова «Певислад и Зора». Здесь автор идет по стопам Карамзина и А. Радищева, а выбор стиха определяется «историческим», национальным сюжетом поэмы. Безрифменным стихом пишутся также те произведения, которые являются переводом или имитацией древнегреческих стихотворений, Это было специально оговорено Востоковым. «Древние греки, — писал он, — не употребляли в стихах сей игры созвучностей потому, вероятно, что не имели в оной нужды, услаждаясь и без того... богатою мерой своих стоп». Сюда же относились так называемые «анакреонтические» оды, еще со времен Кантемира писавшиеся белым стихом.
В 30-е годы мысли Востокова о безрифменном стихе сочувственно вспомнит А. С. Пушкин. «Думаю, — писал он, — что со временем мы обратимся к белому стиху... Много говорили о настоящем русском стихе. А. X. Востоков определил его с большою ученостию и сметливостию. Вероятно, будущий наш эпический поэт изберет его и сделает народным».
Правда, предсказание Пушкина подтвердилось не полностью, а лишь частично. Русские поэты XIX и даже XX века не отказались от рифмы. Однако в результате теоретических работ и творческих опытов начала XIX века, в которых приняли участие и поэты Вольного общества, белый стих заметно расширил свои владения и приобрел в русской поэзии права гражданства наравне с рифмованным.
Второй путь исканий имел место в области ритмики и выражался прежде всего в резко отрицательном отношении к каноническим стихотворным размерам классицистической поэзии — к четырехстопному ямбу и александрийскому стиху. Первый из них был закреплен за одой, второй — за эпической поэмой и трагедией.
Поэты конца XVIII — начала XIX века не отказались от четырехстопных и шестистопных ямбов, но вместе с тем стремятся к расширению ритмических возможностей русского стиха за счет увеличения в нем роли трехсложных стоп. Карамзин в одном из писем советовал Дмитриеву: «Если же ты... вздумаешь воспеть великие подвиги свои и всего воинства нашего, то, пожалуй, пой дактилями и хореями, греческими гекзаметрами, а не ямбическими стихами, которые для героических поэм неудобны и весьма утомительны».
Остолопов посвящает гекзаметру пространную статью, в которой раскрывает разнообразные художественные возможности этого старинного размера. Востоков полагал, что Ломоносов напрасно «не избрал для «Петриды» своей (поэмы «Петр Великий») вместо единообразного александрийского свободнейший какой-нибудь размер, например, анапесто-ямбический или дактилохореический».
Сам Востоков пишет трехстопным анапестом «Оду достойным». Борн в «Оде к истине» соединяет стихи, написанные дактилическими стопами, со стихами, состоящими из амфибрахиев. Каменев в поэме «Громвал» два первых стиха каждого четверостишия пишет дактилями, а два последних — анапестами.
Кроме античных размеров Востоков пользуется народной песенной ритмикой, в которой стопы отсутствуют, а ритм поддерживается одинаковым числом ударений в каждом стихе. По этому принципу написаны стихотворения «Полинька», «Российские реки», а также переводы сербских песен, предвосхищающие работу Пушкина над «Песнями западных славян».
Увлечение древнегреческой поэзией приводит некоторых из поэтов-радищевцев к попыткам перенести на русскую почву античные строфы с сохранением присущего им ритмического рисунка. Для того чтобы облегчить читателям скандирование такого рода поэтических новинок, поэты предваряли текст стихотворений графическим изображением их ритма. Так были напечатаны произведения Востокова «К Борею в майе», «К А. Г. Волкову» и некоторые другие. К последнему из названных стихотворений Востоков сделал следующее примечание: «Стихи, называемые асклепиадейскими по имени изобретателя их, хориямбическими по сложению стоп».
В истории русской литературы и русской общественной мысли Вольное общество представляет собой явление, которого еще не знал XVIII век. Перед нами широкий круг писателей, связанных между собой не только профессиональными, чисто творческими интересами, но прежде всего общественными — политическими и социальными— задачами. Эта общность поддерживается принадлежностью к одному и тому же идеологическому лагерю. Деятельность поэтов носит многосторонний характер: они выступают как писатели, критики, публицисты, ученые. Они выпускают альманах, периодические издания, рассчитанные на широкую читательскую аудиторию. В своих рядах они стремятся поддерживать порядок, дисциплину. Все это, разумеется, пока еще отличается абсолютно мирным, легальным характером, но сам принцип органического соединения литературных задач с общественными станет позднее характерным признаком таких литературных организаций, как Вольное общество любителей российской словесности, кружок петрашевцев и многие другие.
«Радищевцы» не создали значительных произведений, вошедших в золотой фонд русской поэзии. Исключение составляют лишь отдельные стихи Востокова, которые могут украсить любую антологию («Ода достойным», «К А. Г. Волкову», «Русские реки», «К Гарпократу» и некоторые другие). Но деятельность членов Вольного общества не прошла бесследно для русской литературы. Она оказалась одним из связующих звеньев между поэзией XVIII и XIX веков. В их творчестве завершилась трансформация оды, которая наполнилась теперь новым просветительским содержанием. Античная и народная тематика их стихов, равно как и размеры, связанные с ними, облегчили в дальнейшем творческие опыты Батюшкова, Катенина, Дельвига и поэтов-декабристов.
Павел Орлов
А. Х. Востоков
Александр Христофорович Востоков родился 16 марта 1781 года в г. Оренсбурге Лифляндской губернии, расположенном на острове Эзель. Он был сыном остзейского дворянина Х. И. Остен-Сакена. (От слова «Osten», означающего по-немецки «восток», ведет происхождение литературный псевдоним поэта, ставший и его официальной фамилией.) О матери Востокова ничего не известно. Воспитывался он в чужой семье, у некоей «майорши» Трейблут. Здесь, среди простых, необразованных людей прошло его раннее детство. Читать он выучился по немецкой Библии, а русские сказки узнал от гарнизонного солдата. Когда мальчику исполнилось семь лет, его отвезли, по распоряжению отца, в Петербург. Общественное положение Востокова в столице было неопределенным и двусмысленным, что причиняло ему немалые нравственные страдания.
Высокопоставленный родственник К. И. Остен-Сакен, брат его отца, воспитатель великого князя Константина, руководил судьбой Востокова и даже разрешал ему навещать себя в Зимнем дворце. Но мальчику фактически отказывают в родстве, наделяя его вымышленной фамилией Остенек. Его помещают в Сухопутный кадетский шляхетный корпус, точнее в гимназию при корпусе, где обучались дети разночинцев, из которых готовили будущих преподавателей корпуса. Тем самым Востоков должен был остаться без дворянского звания и связанных с ним привилегий. В первые годы пребывания в гимназии Востоков совершенствует свои знания в русском языке, одновременно изучает французский, много читает и начинает писать русские стихи.
Творческим интересам Востокова немало способствовали традиции корпуса, воспитавшего в своих стенах А. П. Сумарокова и М. М. Хераскова.
Литературные занятия кадетов находили поддержку и поощрение со стороны преподавателя словесности П. С. Железникова, познакомившего своих воспитанников с только что вышедшими тогда произведениями Карамзина.