Ни злой, ни добрый человек.
Откуда мы пришли, куда пойдем — не знаем;
Но не без бога наш земной проходит век:
Не глас ли божий мы в самих себе внимаем,
Глас одобрений и упрек?
Не богом ли самим в нас светит разум здравый
Сквозь мрак безумия, с которым он в борьбе?
Сквозь беснование разврата добры нравы
60 Идут из века в век — не по его ль судьбе?
На всех твоя судьба, о боже, оправдится:
Без воли твоея ничто не совершится,
А воля есть твоя — порядок всех вещей.
И ежели доднесь убийственных мечей
И огнедышащих бойниц не покидаем,
Средь мира даже тысящью смертей,
Распутством, завистью, враждой себя снедаем, —
В том не иное зрю, как благотворный ветр,
Который бурями стихии очищает,
70 Застаиваться им мешает.
Он минет — и земля из освеженных недр
Нам жизни новые произведет с избытком,
И новый разольет нектар в эфире жидком.
Железо лютыя войны
Разорет недро тишины,
И улучшается народов целых жребий.
Бич Божий — Аттила и грозный Тамерлан
Не навек претворят края цветущи в степи;
Коммод какой-нибудь, неистовый тиран,
80 На человечество наложит тесны цепи
На малый токмо час. Оно все узы рвет
И с новой силою к добру свой имет ход.
Как мир физический живет движеньем,
Моральный мир живет к добру влеченьем,
И в боге обое соединенны суть.
Он движитель систем планетных,
Малейших и больших — равно нам неприметных;
И он же всем к добру, ко счастью кажет путь;
Вернейшим счастия залогом
90 Свой истый огнь — любовь вложивый в нашу грудь,
Не посему ли ты наименован богом[10]
Издревле от языков всех,
Которы естества смотрели чудный бег,
Там солнце и луну, там звезды, метеоры,
Здесь многоплодные поля, леса и горы, —
Младенческие их недальновидны взоры
В одних явлениях живоподобных тех
Тебя искали
И поклоненье им со страхом воздавали,
100 Но мы, питомцы опытных времен,
Превыше ставшие природных феномен,
Которы мыслию берем в свое подданство
Стихии, время и пространство, —
Познали, что сей мир, толикого добра
Вместилище, сей мир, толико благолепный,
Есть преходящая и грубая кора,
Под коею живет духовный мир бессмертный,
А оного душа и центр есть ты,
Источник истины, источник красоты!
110 Велик в явлениях физической природы,
Ее же действием и ходом правишь сам,
Но более велик в явлениях свободы,
Тобой дарованной моральным существам!
Дар драгоценнейший! Дабы они равнялись
С тобой — своим бы лишь рассудком управлялись
В набрании себе путей:
Рабами ль быть, или — царями быть страстей,
В судьбе души своей всевластны,
Почтенны и тогда, когда чрез то несчастны, —
120 То заблужденный шаг свободы был,
Она ж всегда святее принужденья.
Инстинкт звериный чужд порока, заблужденья,
Зато лишен и тех парящих к богу крил,
Которы суть удел свободных, умных сил.
Как орлий птенцы расправят
Растущи перья мышц своих,
С веселием гнездо оставят,
Где воспиталося слепое детство их, —
Так точно человек, познав себя духовным,
130 Уже не прилеплен к земле:
Мерзя всем тленным и греховным,
Подымет ангельски криле —
И в лоно бога возлетает,
И черплет в полноту души оттоль любовь,
Которую потом на ближних изливает
Посредством дел своих и слов.
Любовию он строит грады,
Триумф и славу общежития,
Ведет людей к законам правды,
140 Их человечество им чувствовать дая,
Любовью силен он над поздними веками;
И за священные дары ея
Достойно иногда могли прослыть богами
Благотворители, наставники людей.
Таков божественный был древле Моисей,[11]
Законодатели, святители, пророки,
Которых чистая душа и ум высокий —
Изображения суть бога самого, —
Достойнейшие те возвестники его!
150 Венец на сей земле всех божиих творений
Есть человечества неутомимый гений,
Ему же покорен весь свет.
Трудам и розыскам его пределов нет;
Упорнейшие он преграды разрушает,
Себя и мир усовершает...
Зачем? — Изящное и доброе любя,
Он в мире и в себе желает зреть тебя!
О, если бы — кого зрит в мире вездесущим,
Того он зрел всегда в душе своей живущим
160 И шествовал того путем, —
Счастлив бы человек был в мире сем!
Его в объятия свои зовет Природа
И наслаждения чистейшие сулит,
Всяк возраст жизненный и всяко время года
Разнообразно веселит.
Забота бледная подчас его тревожит,
Болезнь и бедствие хотят его препнуть, —
Но трудность в нем охоту множит
Ко храму счастья досягнуть.
170 Любовь к отечеству и должность гражданина,
Любовь семейная, отца, супруга, сына —
Рождают много слез, но сколько ж и отрад!
А с бедным иногда и плакать кто не рад!
И все те сладости любовь нам доставляет, —
Любовь, которая символ твой составляет,
Всесохраняющий отец!..
Да принесут тебе все люди дань сердец!
Как утренний туман, исчезнет
Мрак умственный, душевный хлад,
180 И солнце милости воскреснет,
Чтобы проникнуть в самый ад.
Тогда твоя любовь землей возобладает,
Всех, всех обрадует златой ее восход,
Ожесточеннейший в лучах ее растает,
Как в теплом солнце вешний лед.
<1807>
21. К ЗИМЕ
Приди к нам, матушка зима,
И приведи с собой морозы!
Не столько их нам страшны грозы,
Сколь сырость, нерешимость, тьма,
В которых гнездится чума!
А от твоих лобзаний розы
У нас взыграют на щеках,
Из глаз жемчужны выжмешь слезы!
Положишь иней на висках,
10 И мы — как в сребряных венках.
Ах! долго ли нам грязнуть в тине
И мороситься под дождем?
Ноябрь у нас уж в половине!
Тебя теперь мы, зиму, ждем,
Приди, сбери в морщины строги
Умяклое лицо земли
И на святой Руси дорога
Пушистым снегом устели,
Чтоб наши радовались ноги,
20 Неву и Бельта воды бурны,
В которых нынешней порой
Не виден неба свод лазурный
И Феб на кои взгляд понурный
Бросает, лучше ты покрой
Своей алмазною корой!
И дай нам странствовать по суху
Над пенной хлябию реки;
Подставив под ноги коньки,
Крылатому подобно духу,
30 Не уступать в бегу коням,
Катиться легким вслед саням,
Саням, усаженным четами
Младых красавиц в соболях,
Под пурпуровыми фатами.
Они на новых сих полях
Явятся новыми цветами,
Чтоб царство украшать зимы,
И с ними не озябнем мы!
Дохни, Борей, на нас сурово
40 И влажный осуши эфир, —
С тобою русакам здорово.
А ты, обманчивый Зефир,
Что веешь к нам с Варяжска моря,
Ты нам теперь причиной горя:
Ведь дождь и слякоть от тебя;
Поди ж и дуй своим поэтам,
Которы, и зимой и летом
Тебе похвальну песнь трубя,
Бесстыдно лгут пред целым светом,
50 Теплу и стуже время есть.
И то нам и другое в честь.
Не итальянцы мы, не греки,
Которым наших зим не снесть,
У коих не живут и снеги.
Они пусть хвалят злак лугов,
Журчащих ручейков прохладу,
И жизнь невинных пастухов,
И собиранье винограду:
Не чужды нам забавы их,
60 Но знают ли они отраду
Трескучих зимушек лихих?
Как под снегами зреет озимь,
Так внутрення в нас жизнь кипит
И члены ко трудам крепит.
Доколи бодрость в нас не спит,
Мы рук и ног не отморозим.
И русских удалых сынов
Так не обидела природа,
Чтоб им и помощь и покров
70 Не дать от мразов, хладов норда!
В лесах надолго станет дров,
И есть полезны там соседи:
Лисицы, волки и медведи —
Для теплых шуб обильный лов!
С куниц и с соболей пужливых
Драгие мехи совлекут,
Дубравы целые ссекут
Для топли изб гостелюбивых.
И если не ущедрил Вакх
80 Студеный край наш виноградом,
Довольны русским мы Усладом[12]
При добрых брагах и медах.
Конец 1807 или начало 1808
22. К ГАРПОКРАТУ
Священный бог молчанья,
Которому, увы! невольно я служу!
Несчастлив я и счастлив,
Что на устах моих твою печать держу.
Несчастлив, коль безмолвен
В беседе с добрым я и с умным. Ни излить
Пред ним советно мысли,
Ни время с ним могу приятно разделить!
Язык имея связан,
10 Истолкователя сердечных чувств и нужд,
Я должен, сжавши сердце,
Полезных многих дел и радостей быть чужд,
Которыми владеет
Последний из людей, когда он получил
Божественный дар слова,
Сего слугу ума и движителя сил.
Но мне, его лишенну,
Роптать ли и других завидовать судьбе?
Нет, я не мене счастлив,
20 Что скрыться иногда могу в самом себе,
С тобою, бог молчанья!