Зачем искать мирских сует?
Я счастлив дружбою святою,
Любовью милой юных лет.
<1802>
73. К ДРУЗЬЯМ МОИМ
При шуме ветра я спокоен,
И сердце теплое во мне.
Надежды солнце озаряет
Счастливой жизни путь моей.
Счастливой! Так! Сколь мило чувство
Судьбы довольного собой!
Далек я от картины лживой
Исполненного моря скал,
Пучин-честей, сокровищ, чуждых
Спокойствия душевного.
Доволен малым я и счастлив,
Имея вас, друзей моих,
Умом и сердцем лишь богатых.
В разлуке мы, но дружбе сей
Пространство, время не помеха:
Одна лишь парка враг ее.
В лугах цветных и в рощах тихих,
На троне поднебесных гор
И праведного в сердце чистом —
Мы ищем и лобзаем мы
Следы творца всея природы.
Жизнь наша кротко протечет,
И в недрах вечности мы тихо
И радостно сокроемся.
Между сентябрем 1801 и апрелем 1802
74. НА СМЕРТЬ РАДИЩЕВА
Друзья! иду в ваш круг священный
Из тихой хижины моей;
Беседа истины нетленной,
Отраду в дух скорбящий лей!
Блажен, кто в жизни сей превратной
С душою твердою спешит
Обнять друзей нелестных; знатный
Чертог сатрапский не манит
Того, кто жизни цену знает
И в цвете юных, лучших лет
Стопы свои не совращает
Искать больших мирских сует;
Кто в пламенной душе объемлет
Весь мир и роды всех людей,
Кто добродетель лишь приемлет
Отличием земных властей;
Кто, силы не страшася ложной,
Дерзает истину вещать,
Тревожить спящий слух вельможный,
Их черство сердце раздирать!
Но участь правды быть гонимой, —
Мне скажут многие из вас,
Сынов мечты блестящей, мнимой,
Минутной славы! И у нас
Имеет правда, добродетель
Своих страдальцев: там Сократ,
Мудрец и смертных благодетель,
Казнен; а в ссылке там стократ
Пьют патриоты смерти чашу:
Начто же добродетель нам?
Влача в златых цепях жизнь вашу,
Прилична речь сия рабам!
Но истина пребудет вечно
Всех добрых смертных божеством;
Земное счастье скоротечно,
Оно преходит кратким сном.
Равно как солнце освещает
Эонов вечный круг в мирах, —
Там пал народ! Там — возникает!
Вся тварь живет в его лучах.
Так истина неугасима,
Подобно солнцу в облаках!
И добрыми и злыми чтима
Она была во всех веках!
Такими мыслями занимался я, идучи к вам, любезные друзья! На сих днях умер Радищев, муж вам всем известный, коего смерть более нежели с одной стороны важна в очах философа, важна для человечества. Жизнь подвержена коловратности и всяким переменам. Нет дня похожего на другой. Как легчайший ветер возмущает поверхность вод, так жизнь наша есть игралище вечного движения. Радищев знал сие и с твердостью философа покорился року. Будучи в Иркутской губернии, в местечке Илимске, сделался он благодетелем той страны; ум его просвещал, а добродушие утешало всех, помогало всем, и память добродетельного мужа пребудет там священною у позднейшего потомства. Когда они услышали, что просветитель их, их отец, их ангел-хранитель (он многих вылечил, особливо от зобов, болезни тамошних мест), что Радищев их оставляет, стеклись к нему благодарные на расстоянии пятисот верст! Всякой нес что-нибудь от сердечной благодарности, слеза каждого мешалась со слезами торжествующего честного человека. О, минуты, достойные вечности! Кто из грозных бичей человечества, сих кровожаждущих завоевателей, опустошавших страны цветущие и оковавших в цепи рабства вольных граждан! кто из них, говорю я, наслаждался такими минутами? — Никто! Радость их была буйством, торжество их — поруганием человечеству. О добродетель, добродетель! ты составляешь единственное истинное счастие!
Радищев с горестью расстался с илимскими жителями; на возвратном своем пути остался он везде в памяти. В проезд мой через Тару остановился я в том доме, где он прожил неделю, и хозяин не мог нахвалиться его добродушием, его ласковостию. Такова сила ума и добродетели! Истинно великий человек везде в своем месте, счастие и несчастие его не переменяют. Во всяком кругу действий, как в большом, так и в малом, творит он возможное благо. Истина и добродетель живут в нем, как солнце на небе, вечно не изменяющееся.
Радищев умер, и, как сказывают, насильственною, произвольною смертию. Как согласить сие действие с непоколебимою оною твердостию философа, покоряющегося необходимости и радеющего о благе людей в самом изгнании, в ссылке, в несчастии, будучи отчужденным круга родных и друзей?.. Или познал он ничтожность жизни человеческой? Или отчаялся он, как Брут, в самой добродетели? Положим перст на уста наши и пожалеем об участи человечества.
Друзья! посвятим слезу сердечную памяти Радищева. Он любил истину и добродетель. Пламенное его человеколюбие жаждало озарить всех своих собратий сим немерцающим лучом вечности; жаждало видеть мудрость, воссевшую на троне всемирном. Он зрел лишь слабость и невежество, обман под личиною святости — и сошел во гроб. Он родился быть просветителем, жил в утеснении — и сошел во гроб; в сердцах благодарных патриотов да сооружится ему памятник, достойный его!
Вечная причина всего сущего! пред тобою человек — ничто. Как ему постигнуть связи судеб? Кто изведает таинственные узы великих душ с происшествиями мира в океане вечности?
Ужели смерть есть конец всему? Сие изменение бытия нашего в видимом. Раскроем книгу истории человечества. Все стремились к некоторой цели. Кто оной достиг? К чему сие стремление? Где оному предел? А когда оно есть, когда оно врожденно каждому человеку, то почему нам не признать другой, третьей, вечной жизни? О друзья мои! человек не перестает быть: он переменяет токмо вид свой в природе!
Ты в сферах неизвестных скрылся
От бренных глаз земных;
Но смерти нет! Ты там явился
В кругу существ иных.
Другие чувства, ум и воля
Там исполняют дух:
Стократ блаженнее днесь доля
Твоя, бессмертный дух!
Сентябрь 1802
75. НА СЛУЧАЙ НАВОДНЕНИЯ
Скажи, зачем, о гневный Посидон!
Идешь на брань?
Се славный град Петров, не Илион,
Забывший дань.
Не слышишь стон, взносящийся до звезд,
Отчаянных,
Не видишь слез отцовских и невест
О избранных.
Явись, явись, прекрасный Дидимей!
За мраком сим
В лучах своих спасительных излей
Отраду им.
27 сентября 1802
76. БЛИЗОСТЬ ЛЮБЕЗНОГО
Ты мысль моя, когда от моря луч
Является;
Ты мысль моя, когда свет месяца
В струях горит;
Я зрю тебя, когда подымется
С дороги пыль;
И в поздню ночь, на узкой коль стезе
Зрю странника.
Я слышу там, в шуму валов, тебя,
Мой милый друг!
И в тишине лесов мне слышится
Твой нежный глас.
Я близ тебя, и в отдалении
Ты близок мне.
Спустился мрак, сияют звезды, ах!
Где ты, мой друг?
<1803>
77. ОДА КАЛИСТРАТА
Венчаю меч мой миртовыми ветвьми,
Равно как Гармодий и Аристогейтон,
Когда сражен ими был тиран, когда
Вольность и правосудие восстали.
О вы, даровавшие вольность! Вам смерть
Смертью не была; на островах блаженных,
Герои, вы! где богинин сын Ахилл,
Там, где храбрый сын Тидея Диомед!
Венчаю меч мой миртовыми ветвьми,
Равно как Гармодий и Аристогейтон,
Когда пал тиран Афин от руки их,
Когда пал Иппарх в праздник Минервин!
Вечно пребудет на земле слава
Гармодия и Аристогейтона!
Тиран пал от руки вашей! Вольность
Дана вами Афинам и правосудие!
<1803>
78. ПОБЕДА
Блажен, кто Крезом или Иром
В несносных узах не живет;
Собой доволен, целым миром,
Не знает он пустых сует.
Не видя благ, не видя счастья
В туманных облаках честей,
В пронырствах не берет участья,
Не ставит скрытных он сетей.
В гражданских должностях он верен,
Супруг ли он, отец иль друг;
Он осторожен, он умерен
И помнит завсегда свой круг.
Его и вёдро и ненастье
Спокойный не нарушат нрав;
Не хочет он на прочно счастье
Отличных от сограждан прав.
Так мыслил я и преселился
Из града в тишину села;
Театром взор не веселился,
К бостону скука не вела.
Ах! постоянство с человеком
Согласно так, как ветр с водой;
Кто в жизни насладится веком,
Где царствует один покой?
Я рвался, мучился, томился
И счастья вне себя искал;
Во град любимый возвратился
И мигом в западню упал.
Что делать? Биться, сокрушаться,
Себя журить в тоске я стал.
«Не лучше ль по миру скитаться!» —
В сердечной скорби вопиял...
Явился мне прекрасный гений
Во сне и ангельски вещал:
«Не будь рабом предрассуждений,
Восстань! Победы час настал».