Которым платят равной страстью,
30 То, верно, бы умней была
И не почла любви напастью!
Тогда б в раскаяньи, со вздохом, со слезой
Ты, призадумавшись, сказала:
«Всё счастие — в любви одной!
Ах! сколько времени я тщетно провождала!
Я лучше бы могла его употребить!
Что делалось тогда со мною?»
Так посоветуйся прилежнее с собою!
Пора обычай свой тебе переменить!
40 Когда в раскаяньи, со вздохом и слезами
Я буду говорить такими же словами —
К источникам своим все реки потекут,
От агнцев волки побегут
И зайцы робкие погонятся за псами,
Медведь на дне морском берлог свой заведет,
Дельфин — на горы жить пойдет.
Я знаю, молодость не смотрит на советы!
И я была в такие леты,
И у меня бывал такой же цвет волос,
50 Румянец на устах, в щеках приятность роз
С невинностью соединялась...
Но чем же, глупая, тогда я занималась?
Точила стрелы я иль ряд сетей
Приготовляла на зверей,
Искала их жилищ, по их следам гонялась!
А ежели какой-нибудь пастух
Посмотрит на меня, то вдруг
С досадой и стыдом глаза я потупляла,
Сердилась, что собой пленяла,
60 Как будто б кто-нибудь поставил мне виной,
Когда любуются моею красотой!
Но всё со временем проходит.
И, ах! к чему
Любовник хитрый не приводит!
Откроюсь я тебе как другу моему:
Увидела себя я скоро побежденной,
И — знаешь ли, оружием каким?..
Слезами, вздохами, покорностью смиренной.
Я уступила им.
70 Тогда я расцвела душою,
Тогда узнала я, сколь я слепа была
С моею простотою;
Я Цинтию и лук и стрелы отдала
И не хотела жить, как прежде,
О Сильвия! могу я быть в надежде,
Что ненависть твою Аминт поуменьшит
И, рано ль, поздно ли, смягчит
Упорное твое сердечко?
Жестокая! скажи, скажи одно словечко:
80 Собой ли он не мил? Не любит ли тебя?
Иль отдает другим себя
Твоей жестокости в отмщенье?
Иль ниже твоего
Имеет он происхожденье?
Об этом ты сказать не можешь ничего.
Тебе отец Сидипп, которого родитель
Был бог ручья сего;
Аминта же отец Сильван, а у него
Отец был Пан — и бог и покровитель
90 Всех наших пастухов.
Взгляни ты в зеркало прозрачных ручейков!
Увидишь, что тебя не хуже Аммарила;
Она давно уже Аминта полюбила,
Его ласкает всё, а он бежит от ней —
К несносной грубости твоей!
Итак, представь себе — но я молю всевечных,
Чтоб это никогда с тобою не сбылось, —
Представь, что, если бы Аминту привелось,
Озлобясь от твоих отказов бесконечных,
100 Влюбиться наконец в соперницу твою,
Которая его так любит страстно:
Не будешь ли тогда винить судьбу свою?
И не покажется ль тебе ужасно,
Когда в ласкающих объятиях другой
Он будет, Сильвия, смеяться над тобой?
Пускай и чувствами и даже сам собой
Как хочет он располагает;
Мне это всё равно. Не будучи моим,
Пускай принадлежит, кому он сам желает!
110 Ему и быть моим нельзя — затем что им
Владеть я не хочу; и если бы владела,
Ему принадлежать тогда б не захотела,
Такая ненависть родилась от чего?
Родилась — от любви его.
<1807>
197. АПОЛЛОН И Я
Дерзкий смертный! как ты мог
Взяться смело так за лиру?
О всесильный, милый бог!
Я вчера узнал Таниру.
Так достоинства ея
Хочешь, верно, ты исчислить?
Признаюсь, об этом я
Не осмелюсь даже мыслить.
Иль намерен ты воспеть,
Как собой она прелестна?
Мне ль в предмете то иметь?
Слабость мне моя известна.
Так зачем же лиру брать
И на ней звучать напрасно?
Я решился ей сказать,
Сколь ее люблю я страстно.
Мне приятен выбор твой!
Будь счастлив — люби сердечно!
О! Клянусь самим тобой
Быть Танирой страстным вечно!
<1809>
198. К ПРИЯТЕЛЮ В СТОЛИЦУ
Любезный брат по Аполлоне,
Товарищ юности моей!
В каком предписано законе
Позабывать своих друзей?
Читал я трижды Уложенье,
Читал раз десять Учрежденье,
Устав о соли, о вине;
Но казусов сих неприятных
В указах даже сепаратных
10 Совсем не попадалось мне.
Или у жителей столицы
Таков уже обычай стал:
Чуть шаг из городской границы —
Прости, как будто не живал!
Писать в провинцию им стыдно!
Судя по этому, так видно,
Что мы для вас — пустая тварь.
Но не гордитесь перед нами:
Взгляните вы, — нас вносят с вами
20 В один же адрес-календарь.
Иль, посвятя всё время службе,
Приятель драгоценный мой
Часочка дать не хочет дружбе,
Не хочет знаться уж со мной?
Да разве он переменился?
Давно ли в нем воспламенился
Такой похвальный к службе жар?
Я не забыл, как мы живали:
Служа, нередко посещали
30 И Летний сад, и булевар.
Иль музы, божескою властью
Все способы употребя,
Гордяся к ним твоею страстью,
Уж полонили так тебя,
Что ты лишь к ним любовью таешь,
Для них лишь только работаешь?
Они и так веночек вьют.
Или красоточки земные,
Не столь спесивые, ручные,
40 Тебе покоя не дают?
Или ты начал жить по моде,
Привыкнув сущий вздор мечтать,
«Что дружбу лишь в простом народе
За благо должно почитать
И чувство самое святое;
Что в знатности она — пустое!
Там лучше ловкой лицемер;
А для Пилада и Ореста
Уж нынче не дадут и места,
50 И брать не должно их в пример!»
Поверь, мой друг, что дружба в мире
Для всех людей нужна равно:
В шугае, в армяке, в мундире —
Все чувствуют от ней одно.
Спроси ты даже и у знатных,
Что мыслят в тех часах приятных,
Когда в согласии с собой, —
Мне кажется, что на досуге
Имеют также нужду в друге,
60 В любви чистейшей и простой.
Но время кончить поученье
И все запросы отложить!
Скажу я только в заключенье,
Что если хочешь мирно жить
И впредь со мною не браниться,
То чур уж больше не лениться!
Пиши, что в голову придет;
Ведь новостей у вас немало!
Стопы иному б не достало,
70 Кто всё под перышко кладет.
А я в моей укромной хате
Приятно, хорошо живу,
Как в царской будто бы палате,
И счастья больше не зову:
Женой и сыном я любуюсь,
То с ним, то с нею поцелуюсь,
И порезвлюсь, и пошалю,
Как водится в подлунном свете;
То запираюсь в кабинете,
80 И там я — на диване сплю.
Когда ж наскучит мне беспечность,
Читаю иль стихи пишу.
Стихами не стремлюсь я в вечность,
На Пинде места не прошу,
А так лишь изредка от скуки
Беру мою свирелку в руки, —
Не для вельмож, не для князей:
Пускай другие их ласкают
И лесть, как пыль, в глаза пускают, —
90 Пишу я для моих друзей.
Мой дом я редко покидаю,
Ты, верно, пожелаешь знать,
С каким я людом обитаю,
И, верно, просишь описать?
Изволь, — да только по-пустому
Желанью следовать такому!
Не думаешь ли, что у нас
Из всей обширной столь вселенной
Живет народ какой отменный?
100 Нет! тот же всё, как и у вас.
Бывает в радости и в горе,
Бранит и хвалит белый свет,
Купается в житейском море
И любит суету сует.
Здесь сущая у нас столица,
Здесь разные увидишь лица:
Увидишь гордых гордецов,
Любителей придворных тонов,
Людей, рожденных для поклонов,
110 Ханжей, и мотов, и скупцов.
И здесь Амур берет в оковы,
Имеет Бахус алтари,
И здесь судьи есть Простаковы
И Кохтины секретари;
И здесь старушки-вестовщицы
Развозят были, небылицы
И сеют плевелы в домах,
Смотря с улыбкой на раздоры;
И словом: ящичек Пандоры
120 Уж был и в наших сторонах.
Однако ж правду молвить должно —
Зачем же совестью играть? —
И здесь, с умком и осторожно
Людей кто может выбирать, —
Найдет кружок друзей любезных,
В бедах и горестях полезных,
Прекрасных разумом, душой, —
Друзей, каких на свете мало,
Каких, сказал бы, не бывало,
130 Коль не был бы знаком с тобой.
1810
199. СВЕТЯЩИЙСЯ ЧЕРВЯЧОК И АЛМАЗ
Алмаз и Червячок лежали рядом.
Когда полдневный луч во всей красе блистал,
Алмаз, гордясь своим сиятельным нарядом,
Соседу Червячку с улыбкою сказал:
«Теперь я вижу, не напрасно
В народе говорят, что светишь ты прекрасно:
Какой преяркой свет и цвет!»
Смиренный Червячок немножко оскорбился,
Однако до ночи оставил свой ответ.
И вот природы царь уж в волны погрузился,