Я мнил: «Се страшны боги суть!
Се грозны чада громовержца!»
Но взор и ум простерт горе,
И се! мой бог, мой громовержец
40 Явился — смертный человек...
Но ах! почто труды, болезни,
Почто страдание и смерть
На малой, бедной сей песчинке,
Что называем мы землей?
Ах! могут ли плачевны стоны
По ней ползущих червячков,
Что мы зовем словесной тварью, —
Ах! могут ли сквозь треск громов,
Который твердь трясет эфирну,
50 К престолу бога восходить?..
Престаньте, Гераклиты, плакать
И мудрствовать против небес!
Ваш плач есть тщетный плач младенца,
И ваша мудрость — слепота.
Кто может в миг единым взглядом
Вселенну целу обозреть,
От атома до серафима.
Чтобы постигнуть мысль творца,
Пред коим тысяча эонов
60 Суть токмо — яко день един?..
Спросите, мудрецы, природу,
Почто, на землю пад, зерно
Не возродится в виде древа,
Когда в истленье не прейдет?
Кому открыта цепь чудесна
Великих действий и причин?
Кто б мог провидеть, что крупинка,[49]
Найденная у вод морских,
Покажет путь к уразуменью,
70 Как погашать небесный огнь?..
Единый лишь всевышний знает,
Почто со древа лист падет
Иль огненна из Этны лава
Рекой палящею течет;
Разрушится ль детей рукою
Висящее гнездо птенцов,
Иль в прах и пепел превратится
Данайской ратью Илион.
А нам, нам то дано лишь ведать,
80 Что всё, как есть, так должно быть.
Благий творит одно благое,
Но есть на свете человек —
И зло на свете существует;
Но есть на свете человек —
И существует добродетель...
Ключ ада и рая... у нас.
Достоинство всех дел — свобода.
Се мерило добра и зла!
Ах, без нее и сам бы ангел
90 Не мог достойным быть небес...
Да мимо идет туча скорби,
О смертный, от твоей главы!
Надежды кроткой облак светлый
Да распрострется над тобой!
Помысли о судьбе великой,
Что ждет тебя на небесах,
Что на минуту лишь едину
Ты призван во юдоль сию,
Что жизнь — рассветше токмо утро
100 Бессмертия души твоей...
<1806>
225. ДВА ЗОРОАСТРОВА ГЕНИЯ
Ты истину изрек, о мудрый Зороастр!
Вселенна двух духов во власти:
Один дух злобы и коварств,
Влекущий за собой напасти.
Прещеньем дышит он, наводит бледный страх
И сеет мятежи и в весях и в градах.
Другой есть ангел-покровитель,
Народов и царей хранитель.
Где кроткий сей повеет дух,
Там облекаются в красу полей пустыни,
Смеется холм и злачный луг
И дышат радостью долины...
Как бездна, алчен тот, неумолим, как смерть;
Сей благ, как утра свет или весення твердь.
Тому гремят проклятья, мщенья,
Сему — хвалы, благословенья...
Но правда держит царствий вес —
И зло добра не побеждает...
Благого благость воссияет,
Как Феб на высоте небес;
А злобы дух в своем стремленьи,
Крутясь, крутясь, исчезнет вмиг...
Рекут народы в изумленьи:
«И всё губил... и сам погиб...»
<1805>
226. ГОРАЦИЕВА ОДА 34, КН. I
Безумных мудрецов[51] последуя стезям,
Я редко воздавал почтение богам,
Но ныне ветрила обратно направляю,
Да более в путях моих не заблуждаю.
Зане Зевес, грядый всегда по облакам,
Дробимым быстротой огней светло-багровых,
Днесь с колесницею коней своих громовых
Внезапно устремил по чистым небесам:
Земля и зыби рек, Атланта тверды ребра,
И Стикс, и адовы восколебались недра...
Бог силен превратить свет в тьму и тьму во свет;
Великих вержет вниз и малых возвышает...
Там с шумом счастие венцы с одних срывает,
Здесь на чело других с улыбкою кладет.
<1807>
227. РЕКА
Смотри — как лоно вод сребрится,
Качая солнца лик на радостных зыбях!
Там каждая волна златится
В рассыпанных огнях;
Но та ж волна, протек, уж боле не светлеет...
Не такову ль судьбу и человек имеет?
На месте славном он и славен и почтен,
Лишась же оного... незнаем и забвен.
<1807>
228. ГИМН БОГУ
Воспой, воспой, душа бессмертна,
И неба и земли творца!
Пусть мысль живая, быстролетна,
С конца вселенной до конца,
В священном, кротком изумленьи
Несется через всё творенье
Сквозь велелепие миров,
И, благость зря неизреченну,
Воздаст ей жертву сокрушенну —
Благодаренье и любовь.
Созданья лествица чудесна,
Творец! утверждена тобой;
Ее же верх есть твердь небесна,
Твоей простертая рукой.
И солнца огнь неугасимый,
И прах, по воздуху носимый,
И однолетний древа лист,
И кедр — ливанской сын вершины,
И трость — смиренна дщерь долины, —
Всё, еже бысть, тобою бысть.
Но чье из земнородных око
К тебе возможет досягнуть?
Когда бы некий ум высокий
Измерить мог вселенной путь
И множил бы его тем тьмами
Иль неисчетными звездами,
То и в сравнении таком
Степень была бы меньше зрима
От атома до серафима,
Чем меж твореньем и творцом.
Он там... Он здесь... Он всюду сущий;
Весь мир исполнь хвалы его;
Прошедши веки и грядущи —
Одно мгновенье для него...
Состав земли и мира тленен, —
Один он вечен, неизменен;
Незрим, — но всё и всюду зрит,
Незрим, — но каждое мгновенье
И небеса, и всё творенье,
И сердце нам о нем гласит...
Творец премудрый и всесильный,
Держащий цепь существ в руках!
Вселенная есть храм твой дивный;
Светила, зримы в небесах,
Суть огнь тебе вечно горящий,
А гимн, хвалу твою гремящий,
Есть всех согласие миров.
От человеков же хваленье —
Твоих законов исполненье,
К тебе и к ближнему любовь.
<1807>
229. ГОРАЦИЕВА ОДА 2, КН. III
Трудами ратными стяжавый отрок крепость
Сурову нищету да учится сносить,
Да, грозным копием кротя парфян свирепость,
На поле, на коне средь бурь обыкнет жить.
Воююща царя супруга сановита
И с нею дочь ее блестящей красоты
На витязя сего, чья грудь смертям открыта,
Укажут, воздохнув, стен твердых с высоты:
«Се ярый лев, — рекут, — приблизиться претящий!
И горе жениху, кому неведом бой,
Коль раздражит в нем дух, отмщением кипящий,
И изведет его в сражение с собой».
Умреть за родину и славно и приятно.
От смерти и беглец нигде не убежит:
Ни робкого хребта уклоньшихся обратно,
Ни трепетных колен она не пощадит.
Но доблесть твердая чужда уничтожений,
На поприще честей она не знает пасть.
И независимо от буйных черни мнений
Приемлет на себя или слагает власть.
Для доблести пути к бессмертию возможны:
Она отважно выспрь несется от земли,
Оставя под собой внизу толпы ничтожны,
Что пресмыкаются постыдно век в пыли.
И благочестное храненье доброй веры
Вознаграждается равно в свою чреду:
Я разгласителя священных тайн Цереры[52]
Во утлу ладию с собой не посажду.
Не прииму его под кров един с собою:
С виновным часто Зевс невинного казнит.
Месть неба шествует медлительной стопою,
Но рано, поздно ли — преступника сразит.
<1810>
А. П. Бенитцкий
Александр Петрович Бенитцкий родился в 1780 году в семье обедневшего дворянина. Воспитывался он в пансионе профессора философии Московского университета И. М. Шадена, где когда-то обучался и Карамзин. Из пансиона Бенитцкий вынес хорошее знание иностранных языков, особенно немецкого. С июня 1799 до декабря 1803 года он находился на военной службе, из которой уволился «по слабости здоровья», после чего поступил переводчиком в Комиссию по составлению законов, где служили многие члены Вольного общества.
Бенитцкий был принят в Вольное общество в конце 1806 года сначала корреспондентом, а с середины 1807 года — «ординарным» членом. С этого времени Бенитцкий деятельно участвует в его жизни: выполняет обязанности секретаря, читает на заседаниях свои произведения, предлагает проект нового Устава Общества.
Бенитцкий дебютировал в печати стихотворением «Гробница друга», которое было опубликовано в «Журнале российской словесности» Н. П. Брусилова (1805, ч. 1). В этом же издании, а также в «Северном вестнике» И. И. Мартынова появляются и другие его произведения, преимущественно стихотворные. В 1807 году Бенитцкий выпустил альманах «Талия, или Собрание разных новых сочинений в стихах и прозе», где поместил около тридцати своих стихотворений и две «восточные» повести морально-дидактического характера — «Ибрагим, или Великодушный» и «Бедуин». В «Талии» печатали свои произведения Н. И. Гнедич, С. С. Бобров, П. Г. Политковский, И. И. Дмитриев, К. Н. Батюшков и некоторые члены Вольного общества — В. В. Попугаев, А. Х. Востоков. Вторая часть «Талии», уже отпечатанная, по неизвестным причинам не вышла.