Всего несноснее презренье,
Которым платят за любовь;
Тогда и жизнь — не жизнь: мученье;
Тогда под тяжестью оков
Злосчастный вмиг изнемогает;
Он стонет, сохнет, воздыхает,
В безмолвьи горьки слезы льет
И вдруг с отчаянья умрет.
«Жестокая! — кричит в отперто
Окошко рыцарь Гулливер. —
Моё намерение твердо:
Решился я — умру теперь!
Умру, сокроюсь в мрак могилы!» —
Сказал и, все собравши силы,
Вспрыгнул он на окно — стоит —
И быстро сверху вниз... глядит.
Настал обеда час; любовник,
Себя дивяся, вопросил:
«Как? Я — ещё я не покойник?»
(Тут нож он со стола схватил.)
«Тебе готова, Нина, жертва:
Увидев Гулливера мертва,
Познаешь, как тебя любил!» —
И ножик рыцарь... в хлеб вонзил.
Потом, накушавшись досыта,
Опять о смерти вспомнил он.
«Не будешь мною, смерть, забыта,
Скончаю жизнь, прерву мой стон;
Скончаю не ножом, не гладом,
А как мудрец афинский — ядом!» —
И тотчас выпил он до дна
(О ужас!) целый штоф... вина.
«Чего ж ещё на свете медлю! —
С досадой Гулливер вскричал. —
Подайте молот, гвоздь и петлю;
Довольно, бедный, я страдал!
Свершилось! Боле жить не смею;
Пускай меж небом и землею
Меня увидит мой предмет!»
И вот висит... его портрет.
«Нет, мешкать долее не буду! —
Он мыслит. — Долго ли терпеть?
Я Нины ввек не позабуду:
Итак, пора мне умереть.
Геройской дух явлю на деле:
Пойду и задушусь — в постеле,
Не встанет Гулливер с одра!»
Пошёл и... проспал до утра.
<1807>
243. КЛЯТВА
Клянусь, о Делия, навек тебя забыть!
Клянусь, неверная, что более любить
Не стану никогда! Мне женщины несносны;
Довольно я влачил оковы их поносны,
Довольно их душой и сердцем обожал.
Изменницы! теперь себя уж не унижу:
И Делию и вас навек возненавижу.
Клянусь, клянусь, что я... солгал!
<1807>
244 СЧАСТИЕ
«Наставь меня, мудрец, как счастие найти?
Тебе, я думаю, оно известно?»
— Ближайших три к нему пути:
Будь подл, но это, знай, и трудно, и бесчестно
Будь честен, но тогда возненавидит всяк;
Всего же легче: будь дурак.
<1807>
245. ТРУС
Гремит!.. От общего смятенья
Я тотчас дале уберусь
И в погребе кругом запрусь.
Небось вы мыслите, что я ищу спасенья
От грому и янтарного огня?[63]}
Ошиблись! Я ищу — вина.
<1807>
246. К ПОРТРЕТУ
Чему смеетесь вы,
Что мой портрет без головы?
В числе несмысленных я авторов считаюсь:
И так не кстати ли без ней изображаюсь?
<1807>
247
Задумал в брак вступить Кондрат;
Шутить не любит он, задумал и — женат.
«На ком?» — А бог знает! На девушке прекрасной, —
Так сам он говорит. Но ежели молве
Поверить беспристрастной,
То на вдове.
<1807>
248
«Я слышал, ваш жених (чего не скажет свет!)
Уж будто бы рогат?» — «Ах, право, ещё нет».
<1807>
249
Здесь Рюмкин схоронён; под Вакха знаменами
Весь век он славно прослужил.
Прохожий, не кропи его ты прах слезами:
Воды до крайности усопший не любил.
<1807>
250
Супруга здесь моя погребена.
Покорнейше прошу вас, дале отойдите,
Покойницу вы как-нибудь не разбудите, —
Мне всё не верится, что умерла она.
<1807>
251
Тут странник, мот лежит: он жизнь свою скончал
С досады, что никто взаймы уж не давал.
<1807>
252
«Прочь, прочь, прохожие! вон там сатирик спит;
Кусался он живой, и мёртвый, может быть,
Укусит». — «Мудрено истлевшему». — «Нимало:
Перо и злой язык суть два такие жала,
Что ввек не тупятся: гниёт, а всё язвит!»
<1807>
253. РУЧЕЁК
Без шуму через луг зеленый
Кристальный ручеёк бежит,
Древесной тенью покровенный,
Всё катится и всё молчит.
Приди, о странник, прохладися,
Приди здесь жажду утолить
И, глядя на ручей, учися
В молчании благотворить.
<1807>
254. НАГРАДА
Мне Стелла сказала:
«Алексис, сложи
Ты песенку Стелле,
И будешь моим».
Вмиг песня готова.
Что ж Стелла? Она
Певца похвалила,
С улыбкой сказав:
«Отныне, Алексис,
Навеки ты мой,
Но я еще долго
Не буду твоей».
Ах, равная участь
В Темпейском лугу
Постигла и Феба:
Он гнался, летел
За милою Дафной,
И вместо ее
В объятиях страстных
Лишь лавр ощутил.
<1807>
255. К-Е-Е-Й
Ты невозможного, прекрасная, желаешь,
Не смею уголок тебе я в сердце дать:
Тем сердцем, коим ты давно уж обладаешь,
Не властен я располагать.
Но, ах, о чем, о чем я мышлю, дерзновенный!
Увы! в забвении души, тобой плененной,
Мой разум превратил
Мечту небесную в божественную... быль.
Прости! Я вижу: нас стремнина разлучает;
К тебе приближиться судьба мне запрещает.
Напрасно я стремлюсь чрез бездну преступить,
Напрасно к божеству взор томный обращаю,
Вотще объятия к блаженству простираю —
Вотще! Мне рок судил: тебя боготворить,
О счастии мечтать и несчастливым быть.
25 сентября 1808
256. ЯЗЫК ЛЮБВИ
Во храм Пафосский я пришел,
Дабы там языку любви мне научиться.
Но что ж? Вступя в него, я тотчас онемел —
Немым я должен был оттоль и удалиться.
От неудачи я крушился и грустил, —
Внезапу Купидон прервал мое стенанье:
«Что плачешь? — так он мне, явяся, говорил. —
Утешься, юноша! Язык любви — молчанье».
<1809>
257. НАДПИСЬ К БЮСТУ СОКРАТА
Любовью к истине от юных лет пылал:
Учил людей, как жил, и жил, как научал.
<1809>
258. ВОЗВРАЩЕНИЕ БАХУСА ИЗ ИНДИИ
Эван, эвое! победитель!
Зевеса златорогий сын!
Тебе послушны бурны воды,
Покорен Тартар и Олимп.
Столкнем наполненные чаши
Пенистым нектаром, столкнем!
Эвое! весело запляшем,
Твои победы воспоем!
Эван, эвое! победитель!
10 Рожден под грохотом громов,
Младыми нимфами взлелеян
В священной темноте пещер!
Увьем, увьем цветами чаши
И развевающи власы.
Эвое! весело запляшем,
Твои победы воспоем!
Так, верны ратники ироя,
Споспешники великих дел!
Пляшите, пусть земля трепещет
20 Под резвоскачущей стопой.
Венчанны розами и свежим
Зубчатолиственным плющом,
Пляшите! восклицайте с громом
Кимвалов, бубнов и цевниц!
Эвое! славный победитель
Грядет за вами в торжестве.
Се он под пурпурным наметом,
Грядет, шатаясь, на слоне,
На сыне дебрей аравийских...
30 Се гибкий тирс его свистит.
Я зрел, как он, еще младенцем,
Извлек для вас из тирса мед —
О чудо! — но пред чудесами,
Которые владыка наш
Явил при Ганге крутобрегом,
На глинистых холмах, — ничто.
Он повелел — и на бесплодной
Земле родился виноград.
Он рек — и на песчаных нивах
40 Возникло белое пшено.
На глас его народы дики,
Скитавшися в пещерах гор,
Или под кокосовой тенью,
Иль живши в низких шалашах
И почернелые от солнца, —
Пришли селиться в городах,
Степой высокой обнесенных.
Пришли — он их образовал
И дал премудрые законы.
50 Но громовержца грозный сын
Был встречен дерзостной толпою
Чудовищных людей. Смеясь
Над легионами сатиров
И восклицающих менад,
Предстали калистрийцы[64] с лаем,
Энотекеты[65] и кругом
В власах заросшие пигмеи.[66]