30 Осталась глыба лишь земли.
Мечта! мечта! сердец отрава!
Исполнена одной ты тли!
Очаровать воображенье,
Вскормить надежду, возгордить,
Представить грезы, самомненье,
Рассыпав маки — сны родить...
Вот милые твои законы!
По коим слабый человек,
Без умной шедши обороны,
40 Блуждает, колесит весь век.
Давно ль на лоне я спокойства
Утехи кроткие вкушал?
И слезы бисерны довольства
Я с другом нежным проливал?
Настроив голос, сладку лиру,
Бренчал я на златых струнах.
Доволен, весел, пел я миру
Весну моих дней во псалмах.
Завыли бурны аквилоны —
50 И вздрогнул бренный мой состав.
В груди сперлися тяжки стоны;
Зла фурия, на сердце пав,
Терзала, жалила, язвила;
Пропало здравие! — болезнь
Свой бледный, страшный лик явила.
Осталась бытия — лишь тень!
Как ветр ревет в полях пространных
Между сребристым ковылем;
Как вихрь в реках златопесчаных
60 Крутит, мешая воду с дном;
Как буйны, мощны ураганы
Всё ломят, низвергают, прут —
Так нас болезни, страхи, раны
Колеблют, рушат и мятут.
Под розово-сафирным небом,
При блеске огненных лучей,
Возжженных светозарным Фебом,
Гулял я с милою моей.
Вдали от нас ключи шумели,
70 Бия каскадами с холмов;
С журчащей песнью вверх летели
Со злачных жавронки лугов.
Обняв грудь розово-лилейну,
Садился с нею на траву;
От восхищенья изумленну
На груди преклонял главу.
Тут с жарким поцелуем Маша,
Взяв арфу томную свою,
Играла песнь: «О милый Саша!»
80 Бывало, с ней и я пою!
По струнам персты пробегали,
Ах, долго ль, долго ль для тебя?
Часы, минуты пролетали
В восторге долго ль, вне себя?
На струны канула слезинка
И издала унылый звон.
Сверкнула майская росинка!
Исчезло всё — как сон!
Почто, Атропа, перервала
90 Ты жизни тихой нить ея?
Почто ты, не созрев, увяла,
О роза милая моя?
Услышав жалобы с презреньем
Пан в роще стон и голос мой,
Схвативши арфу, с сожаленьем
Попрал мохнатою ногой.
Так, стало, всё мечта на свете?
Мечта в уме, в очах, в любви?
При всяком — счастье — лишь обете
100 Несыто плавает в крови!
Сулит нам <...> златотканы,
Богаты теремы, чины
Велики, знамениты, славны —
Потом карает без вины.
Сулит нам долгу жизнь, веселья,
Но вдруг накинет черный флер.
Рассыпятся состава звенья —
Останется единый сор!
Трещат и мира исполины
110 Судьбы под сильною пятой;
Падут — се горсть презренной глины
Из тел, напыщенных собой.
Едина правда, добродетель
Не будет ввек не суета!
Прямой кто всем друг, благодетель
Того есть цель — уж не мечта,
Того дела живут в преданьях,
По смерти самой — не умрут.
Дни, текшие в благих деяньях,
120 Ему бессмертье принесут.
<1796>
262. К П. С. Л. Р.
Декабрьский ветр завыл с востока;
Завыл — и меж громад снегов
То холм вознес, то взрыл он ров.
Покрыла землю тьма глубока —
На бурных ледяных крылах
Бореи грозные спустились:
Ревущи вихри закрутились,
Нося опасности в ребрах.
За ними облака туманны
10 Катились черною грядой,
Но, вдруг став вихрями попранны,
Рассыпались, как брызг седой.
Рассыпались — и треск ужасный
Слетел в земную глубину.
Спокойно, мирно вдавшись сну,
Лежал я распростерт... «Несчастный!» —
Внезапу глас мне вопиет.
Вздрогнув, окрест себя взираю,
Страшуся, леденею, таю
20 И зрю дрожащий некий свет
Средь черна облака сгустевша.
На нем стоящая жена
Была крылата, посиневша,
Мрачна, угрюма и бледна.
Венец, усыпанный костями,
Лежал на всклоченных власах;
Коса и скиптр в ее руках;
Сверкали очи под бровями,
Как в рощах ярый солнца луч;
30 Уста багровые дрожали —
Как лист осинный, лепетали.
Под нею трон из серых туч,
Как смрадный гроб — в ногах пучина,
Несытую разинув пасть,
Пожрать была готова сына,
Готов я был в нее упасть.
Она подобна исполину,
Железным скипетром своим
Коснулась мне — потом же им
40 Махнула по пространству дымну.
Раздался всюду бурный гром!
Кровавою косой играя,
Как будто бы кого сражая,
Рекла мне огненным столбом:
«Ты спишь, несчастный, безмятежно?
Проснись!.. Склони в М * свой слух:
В последний раз там имя нежно
Произнесли... и глас потух.
Там скорбь и горьки завыванья,
50 Там плач о матери велик,
Там стоны, слезы, вой и крик —
Четырех дочерей рыданья.
Без чувств там целая семья!
Супруг-отец с шестью детями
Лежат, залившися слезами,
На теле мертвом все ея,
Лежат — как будто жизнь вдыхая...
Проснися, удаленный сын!
Взгляни на родину, вздыхая,
60 Восплачь в чужой земле один».
«Уж нет! нет матери любезной!
Уж нет?..» — содрогнувшись, я рек.
Ведомый к казни человек
Не так смущен, печален, бледный,
Как я стал, внявши сей удар.
Жена махнула тут крылами;
Под раскаленными стопами
Вскипел туманно-мглистый пар.
Исчезла — искры вслед струею
70 За ней волнистой потекли.
Мрак скорби обуял душою,
На сердце лег мне образ тли.
В печали арфу взял великой
И черным крепом всю обвил,
Златые струны флером скрыл;
Настроил, дал ей голос дикой,
С бемолью съединил диез.
В нощи, при черно-сизом своде,
Во тьме, при дремлющей природе,
80 Сквозь чистый ток алмазных слез,
Дрожащий глас мой пролиялся
На снежном воздухе густом,
Летел и эхом повторялся
Из леса в лес, с холма на холм.
«Нет нежной матери, нет друга! —
Воспел, касаясь я главой
Лица бугров, земли седой. —
Сокрылася с земного круга
И, свергнув бренный свой покров,
90 Прешла во свет непреходящий,
Где солнца луч незаходящий, —
Прешла приять дух ангельск, нов.
Утешься, нежное семейство,
И слезну грусть свою забудь;
Печально пусть природы действо
Замолкнет — разумом принудь!
Ее одежда днесь — порфира
Из неба радужных лучей,
Блестит сиянье из очей,
100 Стоит перед владыкой мира,
От коего всем жизнь течет.
Преклоншаясь с благоговеньем,
От горних мест зрит с сожаленьем
На точку малую — в наш свет, —
Зрит и главою помавает,
Как мы боготворим мечту,
Как всякой колесит, блуждает,
Едину ловит суету.
«Утешьтесь! Я теперь счастлива, —
110 Речет она, как струнный глас, —
Мне жаль, что в скорби вижу вас,
Что ваша жизнь слепа, кичлива,
Что узы бренны тяготят».
О Юнг! философ, утешитель!
Подай мне силы, будь учитель!
Да песни грустных усладят,
Взбренчат на сердце звуки лирны,
Вздрогнет душевная струна, —
И мысли пролиются мирны,
120 Как льет сребристый луч луна.
Блажен, — воспел я с томным звоном, —
Хранящий совесть, правду, честь!
Ему вьет лавры уж не лесть,
Но истина любезным тоном
Живописует жизнь, дела;
Гласит нелживыми устами,
Чертит перловыми перстами;
Как снег — хвала чиста, бела;
Как мрамор — бурей не страшится;
130 Как солнце — блещуща, ясна;
Из рода в дальний род катится,
Растет — не умрет ввек она.
Блажен отец, семейством чтимый,
Сынами, дщерями любим!
Любимы же взаимно им
В сердцах незыблемый, немнимый
Соорудят ему алтарь.
Хвала прейдет от чад ко внукам,
И по родительским наукам
140 В праправнуках всё он — как царь.
Блаженна матерь, к детям нежна!
Она в душах детей живет:
Мелькнет косою смерть... и тленна
Скончается, — но в них не мрет.
Блажен взлетевший в светлу вечность
От мрачной юдоли сея,
От горестей, сует ея,
Познавши жизни скоротечность,
Отшел в селение святых.
150 Блажен почиет прах любезный,
От града, веси удаленный,
Где веет ветерок лишь тих,
Где дышат розмарины, розы,
Где блещет небо жемчугом;
Нахальны всех стихий угрозы
Молчат — немеет тамо гром.
Там на открытом злачном поле,
Где светлый яхонт — небосклон,
Стоит над грудою колонн,
160 Главу подъяв свою по воле, —
Как современник мира, кедр, —
С * Л * обитель.
Лежит во храме сорудитель,
А дети окрест его недр.
Покоятся их прахи милы
Среди всегдашней тишины...
Но что за глас летит унылый?
Я зрю маститы седины.
Ах! путник, старец то, забредший
170 Случайно на печальный луг;
Забрел — увидел храм он вдруг.
Идет — могилы след новейший
Является его очам.
Поникнув белою главою,
Ступал скользящею ногою
По развалившимся гробам.
Он сел на дикие ступени
И, храма прислонясь к столпу,
Узрел мелькнувши мимо тени,
180 Потом младых детей толпу.
Смущен, растроган их рыданьем,