1914–1969
Родился в городе Седльце (Польша).
Окончил среднюю школу в Самаре. Плавал кочегаром на волжских судах, работал слесарем на заводе имени Масленникова в Куйбышеве.
В 1936 году переехал в Оренбург, работал в дорожной и областной газетах.
С первых дней Великой Отечественной войны — на фронте. Был ранен.
Первая книга стихов «Расцвет» вышла в 1934 году в Куйбышеве.
Стихи печатал в журналах «Октябрь», «Молодая гвардия», «Огонек», «Урал».
Автор поэтических сборников, изданных в Куйбышеве, Оренбурге, Челябинске: «Стихи и песни» (1938), «Верность» (1957), «Сердце друга» (1962), «Избранное» (1964), «Стихи, песни, поэмы» (1971) и других.
КУРСАНТ ГАГАРИН
Весна шумела на бульварах,
Деревья набирались сил…
Мой город — молодой и старый,
Ты помнишь, как курсант Гагарин
По нашим улицам ходил.
Он раньше на Урале не был,
Но земляком и другом стал.
Степное выцветшее небо…
С него он космос начинал.
Не просто молодости взлеты,
Нет, жажда до конца понять
Земные точные расчеты,
А может быть, иное что-то,
Чтоб равным —
с равными летать.
…Всему своя пора и время,
И увольнительной —
свой срок.
И он, как водится со всеми,
Шел в тихий энский городок.
А утро начиналось с грома,
Крутое, словно виражи,—
Как из гнезда, с аэродрома,
Взлетали грозные стрижи.
И, серебристый след оставив,
Вдали пронзали облака,
А на земле в лесной оправе —
Урал, как лезвие клинка!
…Опять весна звенит капелью,
Высок небесный окоем.
Врезаясь в синь
к высокой цели,
Летят друзья… Рокочет гром.
1961
ПАМЯТНИК
На гранитном литом пьедестале
Я б не просто поставил —
Вознес
В комбинзоне фигуру из стали,
В окружении стройных берез.
Он не витязь былинный,
А парень,
Как все сельские парни,
простой,
Он стоял бы,
еще не ударник,
Ну а завтра, быть может, герой.
Ни речей, ни бравурных оркестров,
А шумела б пшеница взахлеб.
И смотрели девчата-невесты:
Вот какой он — земляк-хлебороб.
Смял в ладони потертую кепку,
Вытер пот с загорелого лба.
Парень русский,
бывалый и крепкий,
Полюбивший и степь, и хлеба.
Пусть он встанет —
другим для примера,
Необычен и все-таки прост.
Пусть приходят
к нему пионеры,
Ночью светятся тысячи звезд…
Верный сын, что любое осилит,
Он, как прадеды,
смолоду врос
В эту щедрую землю России,
В гул полей и цветенье берез.
И ничто для него не помеха:
Ни дожди, ни крутая жара.
И разносят громовое эхо
День и ночь
по степи трактора.
И ложится валками пшеница.
Колос к колосу, словно литой.
И горят не сгорая зарницы
Высоко над его головой!
1964
ЗАХОДИТЕ, ХВАТИТ МЕСТА…
Заходите, хватит места,
Стол накрыт, веселью тесно.
— Девушки, да кто ж невеста?
— Все тут, милый мой, невесты!
Радость, щеки разрумянив,
Так и ходит, так и пляшет.
Как березка на поляне,
Подбоченилась Наташа.
— Диким мохом-чернобылом
В бор дорожка поросла,
Где ходила, где любила,
Где счастливая была.
На Сакмаре сохнет лодка,
Парус крылья опустил —
Неужели ты, залетка,
К дому стежку позабыл.
В небе просинь, в поле осень,
Скоро вьюжная зима.
Почтальон всем письма носит,
Ну а мне все нет письма.
Пусть осокой, чернобылом
В бор дорожка поросла,
Я залетку не забыла
Я другого не нашла.
Песнь на славу удалась,
Не слова, а прямо сласть.
Не она ль по красноталу
Птицей быстрою летала
И, расщедрясь, прямо в сени
Запах принесла осенний.
Из-под кручи бьет ручей.
Чей ты, милый, чей?
У березки белоногой
Корень крепок, узловат.
Хорошо в пути-дороге
Посидеть среди девчат.
Посидеть в кругу, послушать,
Заглянуть в девичью душу.
Вечер. Сизая вода,
Чьи-то теплые ладони.
И ведет тропа туда,
Где затих базар вороний…
1962
СНЕГИРИ
Замели поля метели,
В небе звезды замели.
Из метели прилетели,
Прилетели снегири.
У зимы — свои обновы,
Снег летит из-под саней.
Цвет вишневый,
цвет лиловый
На груди у снегирей.
Заневестились березки,
В красных отблесках зари
Проторили под окошком,
Прострочили словно, стежку
По сугробам снегири.
Эх, зима, бела, румяна,
На ветру звенит мороз.
Я загадывать не стану,
Мой румянец не завянет,
Если весело до слез.
Замели поля метели,
В небе звезды замели.
Может, к счастью,
в самом деле
Из метели прилетели
Рано утром снегири!
1969
РЕУТ КОНСТАНТИН ФЕЛИКСОВИЧ
1911–1942
Родился в селе Катайском Челябинской области в семье агронома. Детские и школьные годы К. Реута прошли в городе Камышлове. Окончив школу, он стал рабочим, а затем техником-десятником на строительстве Челябинского тракторного завода.
После службы в армии работал в Свердловске в газетах «Уральский рабочий» и «Путевка». В 1934 году вышел его сборник стихов «Убеждение».
Погиб в боях под Ленинградом в марте 1942 года. Вторая книга поэта «Весеннее сердцебиение» вышла в Свердловске в 1963 году.
ВЕСНА
У крыльца моего
бьет копытом буланая лошадь.
Солнце там, за стеной,
где кладовка, мазут и весы.
Но приносят ко мне
на плащах и на новых галошах неразгаданный запах весны.
Щелкнет дверь.
Примет рапорт начальник.
И снова
спит калитка на солнце.
Чернеет подъезд, как крыло.
Я стою на часах,
а по улице Хохрякова
солнце гонит лучи напролом.
Мне бы с ними кричать,
перепутывать волосы, бегать
и трубить на опушках
в широкий охотничий рог.
И смотреть в синеву,
как встают из-за мокрого снега
черно-бурые ребра весенних дорог…
И смотреть на сады,
где навесы ветвей очумело
барабанят капелью по крышам,
как тысячи ног…
Но я старше лучей.
Я зимой аттестован на зрелость.
А они, как мальчишки,
по лужам играют в пинг-понг.
Да, я старше лучей.
Но люблю их цветную руладу.
Я люблю наши звезды,
когда затихает листва.
Я люблю даже осень.
В заводе, в конторе, у склада
мир мной понят,
и я
охраняю его торжество.
У крыльца моего под седлом
бьет копытами лошадь.
В пирамиде винтовки
спокойны, нежны и просты.
Я стою на часах.
Мне приносят плащи и галоши —
легкий шорох и глянец
изумительно новой весны.
1933
«Ушла земля под лентою из рельс…»
Ушла земля под лентою из рельс,
Ушел, качаясь по обрывам, лес.
Состав стучал.
Кривой лесной аллеей
Ушли свистки.
И на дворе темнеет…
Большой закат озолотил тайгу,
И тени замирают на снегу.
И смят мороз.
Наперекор зиме на ближний лес
Закат бросает медь.
И слышно мне: не перестав шуметь,
Состав считает буферную медь,
А лес плывет… Деревьям нет конца…
И ждешь не станцию, а тройку в бубенцах.
И ждешь не зарево огней — лесную муть,
Столб верстовой и рыжую корчму…
Визжат колеса… Круче поворот.
Лес оборвался.
И в окно завод
Влетел, как песня.
Строен и здоров
Упругим строем труб и скрубберов.
Какая встреча!
Руки фонарей
Рефлекторами машут на горе.
Какая встреча!
И на всех парах
Гудки кричат:
— Привет, железный брат!
— Ну, как дела?
— У нас? Идет литье!
И паровоз, покашливая, пьет…
И виден мне прекрасный новый век.
Громадный корпус.
Рядом человек.
На нем лучи.
Он землю бросил в жар,
Потомок мастера кремневого ножа!
Он плавит медь!
Он держит лес в руках.
И на закате плавятся цеха.
И на ветвях, упругих и сухих,
Корнями впитанный, густеет малахит,
И на волнах величественных крон
Звенят снега — лесное серебро…
1933
ЖИТЬ
Была палата битком набита
Людьми, но я тосковал,
Пока иностранца Аллана Смита
Не было в головах.
Койки стояли, подушка в подушку.
Но каждый страдал как мог…
Мы поправлялись,
ели ватрушки,
Резались в домино.
Но…
вверх пошла кривая температур.
Подпрыгивая донельзя.
Доктор был хмур, и вечер был хмур,
И нервничал строгий Цельсий…
Палата дралась не на жизнь, а на смерть
За воздух, за солнце, за росы…
Люди ворочались в полутьме,
Сгорблены и раскосы…
А ночь по окну плыла и плыла,
В далекую степь звала.
Луна на одеялах ткала,
И бредил больной Аллан.
— Трубите, оркестры!
Война!
В полках аресты:
— Где агитатор?!
Над Чикаго луна,
как глаз у быка,
Лизнувшего кровь собрата.
Фронт… Месяцами в грязной дыре.
Блиндажный озноб и жар.
Я хотел, мой друг, тогда умереть,
Отдыхать и лежать, лежать.
Мать надеялась: — Может, воротится?
Молилась, и я шагал.
Пришел.
Но ныла в хвостах безработица,
Как раненая нога.
Мама! Я не отчаялся,
нет!
Не плачьте, я вас не виню.
Я кончил проклятый университет,
Чтоб сесть на Седьмой авеню.
Три года
с бурчаньем в желудке
стареть,
За день добыв бутерброд!
Я снова хотел, мой друг, умереть,
Скитаясь у бирж и ворот.
О, как хотел я таскать тюки,
Слоняясь по пристаням!..
Но мне не везло:
друзья из реки
Вытащили меня.
— Где это было? Зима. Постойте.
Буран.
А руки висели, как грабли.
Меня подобрал инженер
в Детройте,
Думал, что я избит и ограблен.
Он не ошибся!
Я бился в ворота,
Ограбленный самой богатой страной!
…Русская леди ходила за мной…
Русский механик дал мне работу…
Он отстоял мою пару рук,
По ним не прошлось
острие ножа.
Я не хочу умирать, мой друг!
Я не могу лежать!
Уже от росы отпотело стекло,
Туман одевал этажи…
Палата седела
от стонов и слов,
Палата дралась за жизнь.
Таких вечеров растеряла земля
Немало за свой маршрут.
Таких вечеров,
когда тополя
Вздрагивают и цветут.
Таких вечеров,
когда резедой
Пахнет в больничном саду,
Когда даже самый
серьезный больной
Видит в окне звезду,
Далекую, яркую, в облаках;
Далекий степной костер,
Звенят табуны,
и плывет на луга
Туман из низин и озер.
А за дверьми, за окном,
за стеной
Майский жучок жужжит,
Сухими губами
шепчет больной
Великое слово «жить»…
Большими глазами
смотрит больной
На стройные этажи,
А за дверьми, за окном, за стеной
Ночь на земле лежит…
Но так же звенят
на лугах стада
И люди громят руду.
Цветут тополя,
цветет резеда
И пахнет росой в саду…
Ребята, смеясь, надевали халаты,
Техрук не удерживал бас:
Пришла делегация в нашу палату
Проведать Аллана и нас.
Мы поднялись на горячих матрацах
Под контролем врача и сестры.
Ребята шутили, велели нам драться
И перекрыть «прорыв».
…Вечерняя снова стояла пора,
На западе шаяли угли.
Аллан улыбался:
— Вернемся,
ол райт!
Тяжело умирать,
нельзя умирать
В Союзе Советских Республик!
1933