то стоит только широко развить образование в стране, и сможет «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать». Общественным и поэтическим подвигом Ломоносова и было превращение жанра похвальной оды в наказ царям, в программу развития русской культуры, разработанную просветителем. Бывший крестьянин и рыбак, став ученым и поэтом, отважно принялся учить императрицу царствовать.
Ода строилась им как ораторское сочинение. Она писалась от имени русского человека, сына отечества, глубоко взволнованного судьбой любимой родины. Грандиозные картины великих побед недавнего прошлого и будущего процветания России, напряженно-патетическое чувство поэта, подчеркнуто эмоциональный строй языка (то, что Ломоносов называл словом «восторг») — все это создавало особый, индивидуально-неповторимый, «высокий», гражданский стиль оды, исполненный смелых гипербол и аллегорий, восклицаний и неожиданных сравнений, насыщенный славянизмами, мифологическими именами и образами. Такой стиль придавал оде монументальность, сложность и великолепие.
Высокий художественный уровень од Ломоносова способствовал широкому распространению этого жанра в русской поэзии XVIII века. Ода Ломоносова была объявлена образцом, которому подражало несколько поколений поэтов от Поповского и В. И. Майкова до Петрова и Кострова. Вначале эти оды приветствовал и Сумароков, хотя выработанные им принципы стиля — простота, рационалистическая ясность поэтического языка — противоречили эмоциональному, «громкому», лишенному логической простоты и ясности стилю Ломоносова.
Авторитет Ломоносова-поэта был настолько велик, что поэты-классицисты стали писать вслед за ним «громкие» оды. Число одописцев увеличивалось из десятилетия в десятилетие, количество од устрашающе росло, и уже в 1760-х годах стало рождаться убеждение, что ода изжила себя, утратив способность к творческому развитию, что она только бесконечно повторяет известные образцы, что одописцы неумолимо скатываются к эпигонству.
Гиперболический стиль ломоносовских од выражал высокие идеи величия и могущества России и русской нации. «Громкость» его гражданской оды была внутренне оправдана. Гиперболические же образы его подражателей, бесконечные заимствования ими образов, лексики и даже рифм являлись чужеродными инкрустациями в одах, главным содержанием которых была беззастенчивая похвала очередному монарху, прославление его царствования. «Громкость» стала превращаться в пустую риторику.
Появление эпигонов-одописцев вызвало тревогу Сумарокова. Полагая, что все дело в отступлениях от правил и следовании «неправильным» одам Ломоносова, он объявил ему войну. В ряде статей он открыто осуждал его оды за их «надутость», за стремление «превзойти великость», за излишнюю «фигурность» речи — метафоризм, за отступление от «простоты» и логической однозначности слова. Сумароков подверг критическому разбору самую знаменитую оду Ломоносова 1747 года («Царей и царств земных отрада...»), уличая поэта в «нелепостях», грамматических ошибках (так воспринималось им свободное поэтическое словоупотребление Ломоносова). Чтобы дискредитировать ломоносовскую систему, Сумароков писал пародии, называя свои опыты «Вздорными одами».
Одновременно с ниспровержением авторитета Ломоносова Сумароков сам писал оды, писал «ясно» и «просто», по правилам, им самим сформулированным, изгоняя «громкость», «надутость» и «великолепие» метафорического стиля Ломоносова. Но успеха эти «правильные» оды не имели, и Сумароков перестал их писать, предпочтя им свои любимые жанры — песни и притчи.
Сложилось парадоксальное положение: поэтический кодекс классицизма объявил оду ведущим жанром лирики, определил правила ее написания, создал образцы «правильной» оды, рационалистически ясного стиля, а она пошла по «неправильному» пути Ломоносова (которого отлучил от классицизма сам Сумароков), утратив все достоинства ее создателя. Парадоксальность этого явления проявилась с еще большей силой и наглядностью в конце 1770-х — начале 1780-х годов, когда в пору полного упадка оды вдруг произошло ее возрождение в творчестве Державина. Художественные открытия Державина обусловили новый этап ее развития в качестве важнейшего жанра русской гражданской, политической лирики. Так оказалось возможным появление революционной оды Радищева «Вольность» и свободолюбивой оды Пушкина под тем же названием.
Чтобы понять, почему ода в творчестве Ломоносова и Державина, а потом Радищева и Пушкина стала выдающимся явлением русской поэзии, и, с другой стороны, существуя в рамках классицизма, утрачивала свое влияние и авторитет, дискредитировала себя как жанр, — необходимо выяснить решающие черты ее своеобразия, определенные истинным творцом русской оды — Ломоносовым.
Классицизм, как об этом уже говорилось выше, был исторически необходимым этапом в формировании новой русской литературы как литературы национальной, и в то же время он оказывался неспособным раскрывать русскую действительность первых десятилетий XVIII века в ее истине, не увидел и не запечатлел богатого и самобытного содержания бурных, имевших всемирно-исторический характер событий, в которых мощно проявились активность и талант национального гения. Противоречие это таилось в самой эстетической системе классицизма, требовавшего изображать не сущее, а должное. Данное противоречие все более обострялось, приводило на практике к отступлениям. История русского классицизма — это и история многочисленных отступлений поэтов от его эстетического кодекса. К их числу можно отнести и беспримерное развитие сатирического направления, и интерес к фольклору (даже у Сумарокова), и отражение личности поэта в сатирах Кантемира, в баснях Сумарокова, в поэме Богдановича «Душенька», и многое другое. Отступления позволяли поэзии познавать и художественно воплощать реальную русскую жизнь XVIII столетия.
Отступлением было и одическое творчество Ломоносова. Это вовсе не означает отсутствия исторически закономерной и естественной зависимости его од от стиля европейского классицизма. Но зависимость не помешала Ломоносову отходить от многих «правил», создавать принципиально новую художественную форму просветительской оды.
Оды Ломоносов, как мы знаем, писал «на случай», на реальные события своего времени, но объектом его поэтического изображения была жизнь России в первой половине XVIII века. Петровские преобразования определили новый этап русской истории, и полувековой путь, пройденный страной и народом, — это для Ломоносова одна эпоха жизни русской нации. Начатое Петром, несмотря на неразумную политику его преемников, неодолимо продолжало свое развитие. Поэт и стал певцом петровского периода русской истории. Представление людей петровского времени о том, что произошел «великий метаморфозис, или превращение России», было унаследовано Ломоносовым.
В чем же существо этого «метаморфозиса»? Россия как государство вышла на международную арену, заняла достойное место в ряду мировых держав; русская нация, мощно проявив свою творческую энергию, быстро догоняла другие европейские нации, начинала новую страницу своей истории. Вот почему эта эпоха будет привлекать внимание всех крупнейших русских деятелей, и писателем прежде всего: здесь начиналась новая жизнь «поднимающейся нации» (К. Маркс).[1] Обращаться к петровской эпохе в связи с необходимостью решать актуальные вопросы современности, для уяснения будущего России и ее народа, стало традицией русской литературы. Ломоносов первым начал художественное познание этой славной поры жизни России.
Поэтический рассказ в одах Ломоносова определяется эмоциональным отношением поэта к изображаемому миру. Тема «восторга», закрепленная в слове, порождала глубоко оригинальный стиль од. Что его определяло? Ответ один — личность Ломоносова.
Идея личности, мера внесословной оценки человека исторически рождалась в европейских странах на почве антифеодальной борьбы и развития буржуазных отношений. В феодальном обществе господствовал сословный взгляд на человека. В России идея личности родилась в иных условиях, при других исторических обстоятельствах — в дыму грандиозных сражений и «великих викторий», преобразований страны, ее экономического и культурного возрождения, потребовавших поистине титанических сил от всего народа, от каждого участника событий. Русский человек петровского времени осознавал свое достоинство, свою силу, свои дарования, утверждая свою личность в активной деятельности на благо отечества. Так вырабатывался истинно русский идеал человека как человека-деятеля.
Ломоносов был воспитанником петровской эпохи. Выходец из народа, он, благодаря таланту и постоянному труду, добился своей цели. Его личность реализовывалась в патриотической и научной деятельности.
Образ автора в одах предстает не в своем бытовом облике, не как частный человек со своими привычками, вкусами, семейными отношениями и т. д., но как Ломоносов-поэт, поэзия которого есть патриотическая деятельность, как гражданин, чувствующий свой долг и призвание служить народу и России. Смысл программного произведения Ломоносова «Разговор с Анакреоном» в том, что европейски прославленному поэту, главе целого направления, выразителю определенной и распространенной концепции искусства противопоставлен Ломоносов — русский поэт, выразитель русской мысли. Спор ведет не безличный «дух государства», а именно Ломоносов, чья личность, нравственные идеалы, чья любовь к России, патриотическое чувство и раскрываются в образе русского поэта. Образ поэта в «Разговоре», созданном в конце 1750-х годов, подготовлен одами, там он раньше и подробнее всего был выписан.
Художественный мир, созданный Ломоносовым, открыл новую Россию. «Всю русскую землю озирает он от края до края с какой-то светлой вышины, любуясь и не налюбуясь ее беспредельностью и девственной природою».[1] Действительно, в одах мы постоянно встречаем поэта, озирающего Россию «с какой-то светлой вышины»: «Взирая на дела Петровы…», «Я духом зрю минувше время…», «Я вижу умными очами...». Высота, с которой открывается поэту необъятная Россия, — это его вдохновение, вознесенная «превыше молний» мысль, проникающая в тайну национальности, жаждущей познать свою судьбу.