— Что там? Что-то происходит? — обеспокоенно спрашивал Ури.
— Происходит! Брррррр! Там у него Северный полюс, я замерзла.
Холод, по ее словам, струился из-под двери Амоса, и, стелясь над полом, как туман из знаменитого фильма ужасов, проникал в приемную, медленно окутывая ее ноги. Как-то раз я заметил, что она сидит за столом в толстых шерстяных носках.
…
На второй месяц полета к пустой планете «Красная корова» совершила успешную стыковку с продюсерским центром «Маджента». Теперь наши совещания выглядели немного по-другому.
К нам зачастили двое: веселый дядька, всегда одетый в детскую футболку с картинкой на круглом животике (он был декоратором), и высокая девица в черных, низко сидящих брючках, из которых неизменно торчали полоски стрингов. Мы с Ури между собой называли ее Пупок.
— Давайте развесим везде канаты и веревочные лестницы, — говорила Ирис.
— О-БАЛ-ДЕН-НО! — произносила Пупок с очень серьезным и потрясенным видом.
— Только вот боюсь, не будет ли это смотреться дешево, как в детской передаче на первом канале, — рассуждала Ирис.
— Думаю, они будут выглядеть красиво, если сделаем их, скажем… ярко-синими! — говорил коренастый.
— А-ФИ-ГЕН-НО! — произносила Пупок.
— Может, запустим туда попугая, кричащего «Пиастры»?
— Нет, он будет гадить.
— Тогда давайте сделаем так: гимнастка в птичьих перьях будет работать на канатах, она как бы будет попугай.
— О-БАЛ-ДЕН-НО!
Несколько дней мы всерьез рассматривали идею огромного аквариума, где будут плавать рыбы и гигантские черепахи. Но Амос в конце концов от нее отказался. Рассказал нам, как на биеннале в Венеции один художник задумал выставить плывущего слона. Сделали гигантский аквариум, но слон не хотел плавать. Его пытались мотивировать, кидая в воду половинки арбузов, но все бесполезно.
— А жаль, хорошая была идея, — мечтательно добавил он. — Вы видели плавающего слона? Словно медленно идет в воде — потрясающее зрелище. — Амос с улыбкой уставился куда-то вдаль, словно там сейчас проплывал слон. В этот момент я случайно заметил взгляд Ирис, направленный на него, и все понял. Она, видимо, давно уже любила Амоса.
Теперь я по-новому все увидел. Когда мы неопасно шутили на кухне над директорскими причудами, по ней ничего не было заметно: и голос ее не менялся, и шутила она не меньше нашего, но изменялось лишь одно: дыхание. В нем появлялся едва заметный сбой. «Неровно дышит» — удивительно точное выражение.
…
Амос вернулся из заграничной поездки, и теперь мы сползались на кухню, на традиционную дегустацию бельгийского шоколада из дьюти-фри. Когда я зашел, он показывал всем небольшую яркую коробку. Директор часто привозил разные дизайнерские штуки для офиса и демонстрировал нам Суперточилку для карандашей или Суперкастрюльку для варки спаржи, которую, впрочем, никто никогда не собирался варить.
— Открой! — Амос протянул коробку Ирис. Она открыла, достала оттуда что-то завернутое в бумагу и развернула. Показался странный предмет, сделанный, кажется, из полупрозрачного мягкого силикона ярко-зеленого цвета и напоминающий по форме обкатанный морем несимметричный камень.
— Ой… Это что?
— Потрогай!
Ирис стала было вынимать странный предмет из упаковки, но он вдруг выскользнул у нее из рук и, подпрыгнув, упал на стол. Она попыталась взять его снова, но зеленая штучка выскользнула опять.
— Да что с тобой сегодня? — сказал Амос. — Просто возьми его. Ну!
Я протянул руку, чтобы подать ей странный предмет, но у меня тоже ничего не вышло.
— Ладно уж, открою вам секрет, — сказал Амос. — Это Бесполезная Неуловимая Фигня. Ее невозможно взять в руки, если не захватишь с нужной стороны. Она из особого пластика; там они как-то рассчитали упругость и фактуру, чтобы выскальзывало. Дизайнерская шутка.
Потом Амосу позвонили, и он ушел, а мы втроем все еще пытались ухватить тот кусочек. Ури поддел его картонкой и бросил мне, я поймал в подставленную горсть. Мы перебрасывали эту штуку один другому, словно горячую картофелину. «Лови!» — я, словно бывалый теннисист, сделал плоскую подачу в сторону Ирис. Предмет отскочил в угол, куда-то между столом и холодильником. Мы полезли под стол, стали его искать, шаря руками по полу. И тут я увидел, что Ирис плачет.
…
— О-БАЛ-ДЕН-НО!
Я вздрогнул и обернулся. Я даже не заметил, как сзади подошли Амос и Пупок (лиловые стринги, сиреневые брючки). С утра, по просьбе Ирис, я искал в сети подборки старинных гравюр с кораблями. Планировалось увеличить их и напечатать на огромных полотнищах-парусах, которые решено было развесить в холле. Пупок поощрительно улыбалась осьминогу на моем экране, он обхватил своими щупальцами нежный и хрупкий парусник.
— У Даниэля множество прекрасных идей, — сказал Амос. — Одна из наших площадок будет на пляже. Представляешь, он придумал устроить там альтернативную красную дорожку. Постелим ковер прямо на молу; можно будет пройти до конца и прыгнуть в воду. Народ, надеюсь, будет фотографироваться. Вот это, я понимаю, — праздник!
— А-ФИ-ГЕН-НО!
Я ни разу не видел, чтобы Амос водил кого-то по агентству, показывая все наши чудеса.
— Почему он показывает ей все, словно она какой-нибудь деловой партнер? — спросил я Ури, когда мы, как всегда, вышли на перерыв.
— Потому что она уже-таки партнер, хоть и не совсем деловой, — заржал он.
— Бедняга Ирис, — сказал я, но вдруг спохватился, что обсуждаю с Ури то, что случайно подсмотрел. Ури откинулся на спинку скамейки и потянулся — он, кажется, и сам все замечал.
— Бедняга Ирис, — повторил он. — Впрочем, она будет не первой, кого прожевала Корова.
— А тебя корова уже прожевала?
— Смеешься? Уже давно. Мы сейчас конференцию организовываем для специалистов по идиш. Я представил себе, что это будут такие старички-боровички из университетов. Наконец-то милые спокойные заказчики. Уговорил только Амоса нанять человека, чтобы проверял нам весь контент, чтобы ни одной ошибки, чтобы наши девки не напортачили с текстами. Мне уже этот идиш снился, а накатило-то совсем с другой стороны.
— А что случилось?
— Они просили задник, на котором будет карта Израиля. Вот поверь моему опыту: попросят тебя делать что-то с картой, отбивайся до последнего. Идишисты-то оказались со взглядами. Наши все больше правые, а импортные, из разных американских университетов, — левые. Мы сделали официальную карту, ну такую, ты знаешь, — где территории выкушены. Показываем макет одному старичку — он за сердце хватается, будто мы не Западный Берег отрезали, а сердце ему вырвали. Ладно, ладно, жалко, что ли, — сделали сильный неделимый Израиль нежно-голубого цвета — и получили письмо протеста из Колумбийского Университета.
— А карту нельзя не рисовать?
— Карту они все хотят, и правые и левые, — очень любят нашу страну.
— Что же будешь делать?
— Уже сделали. Приклеили туда девушку. Заслоняет грудью Западный Берег. Карта как бы за ней. Ни у кого никаких вопросов — все довольны. Блондинка.
Ури замолчал, а спустя некоторое время добавил:
— Пеплом красной коровы будут очищаться, когда придет Машиах, слышал, наверное? Там, в святых книгах, есть куча признаков, по которым отличают истинного мессию от ложного. Так вот, знаешь, как мы поймем, что этот чувак — настоящий? Он не наймет нас с тобой организовывать ему пресс-конференцию.
— Интересно, а на свадьбе она тоже будет в этих… подтяжках? Урн изобразил, как натягивает невидимые стринги до самых плеч. Мы с Офиром, графиком из производственного отдела, захохотали, но вдруг увидели Ирис, стоявшую в дверях кухни. Она прошла мимо нас к столу, поставила на него коробку со свежими кексами, бутылку колы, и лишь после этого подняла голову.
— Вот, угощайтесь, народ. Это вроде как отходная. Я ухожу.
— Совсем обалдела? — Ури уставился на нее, все еще придерживая воображаемые подтяжки у подбородка. Потом стал доставать сигарету из пачки. — Ты не можешь сейчас уйти. Амос тебя не отпустит.
— Уже отпустил.
— Он будет тебе мстить. Ты не найдешь работу.
— Уже написал рекомендательные письма. Счастливые люди — великодушны, разве не знал?
На следующий день утром Амос вызвал нас с Ури в свой кабинет. Он и в самом деле выглядел счастливым.
— Итак, Ирис от нас уходит, к сожалению, — сказал он, когда мы с Ури пришли в его кабинет. — Хорошая новость в том, что она бросает нас не в середине, а почти в начале. Вы можете начать все с чистого листа — время еще есть. Она лишь набросала очертания города, а теперь я хочу увидеть каждый дом. К следующей встрече я жду от вас двоих не просто картинок. Расскажете мне, что, как и из чего вы будете строить. Поехали.
Амос снова уехал за границу, но на следующей неделе планировал вернуться. Во вторник мы с Ури должны были представить ему свою концепцию фестиваля. Я сидел у компьютера, забивая в поиск все, что в голову придет.
На море-океане, на острове Буяне… Острова? — Нет, идем дальше. Огни Эльма — (белые как бельма) — нет. Пираты, ну да, пираты, ну и что? Русалки? — Нет, это совсем банально. Ничего нового мне в голову не приходило. Все уже наши находки были неплохими, но не соединялись во что-то цельное, а это значило, что главной концепции у нас нет.
Каждый день я вновь и вновь пересматривал все презентации Ирис. Не хотелось, чтобы ее сны пропали без следа. Из всех найденных ею образов меня больше всего волновали старинные гравюры. Наверное, потому, что я помогал ей находить их в сети. Мне нравились испанские каравеллы и ветра, изображенные в виде одутловатых младенцев, прилежно дующих в паруса, и длинные лодки, в которых тесно, как семена в стручке, сидят туземцы. А с какой неумелой честностью, с каким удивлением люди средневековья рисовали пальму и ананас — «тысячеглазый плод», который, казалось, отвечал художнику таким же удивленным взглядом. Эти картинки странно на меня действовали. Все, что со мной приключилось, и особенно пережитая недавн