— Убеги от них! Беда тебя ждать буду… Убеги, Рыжик, скорей на Пронькин лог, убеги! Там ждать буду…
И Рыжик опять громко заржал.
Что за умная лошадь Рыжик! Понял, всё понял Андрейка соскользнул на землю и, не оглядываясь пошёл в степь. Нянька и Катя следовали за ним Вдруг Андрейка задел ногой что-то мягкое. Он на гнулся и поднял маленькую рукавичку. Это была рукавичка Дулмы, которую она потеряла в последний раз, когда они играли в «овечку». Ладно, надо будет отдать рукавичку Дулме. «В школе отдам», — решил Андрейка и засунул рукавичку в глубокий карман своего дэгыла.
Андрейка спустился в лощину, сел за старым колодцем и стал ждать. Нянька послушно уселась около него, и только Катя прыгала, играла и не хотела лежать.
— Возьми Катю! — приказал Няньке Андрейка.
Собака в два прыжка догнала Катю, крепко схватила зубами за шерсть и приволокла к Андрейке. Катя, зная по горькому опыту, что с Нянькой шутки плохи, улеглась и больше не вставала.
Через несколько минут Андрейка увидел отца. Отец ехал верхом на Воронке, а Рыжика вёл на длинном поводу. Рыжик упирался, не хотел идти. Отец поворачивал Воронка и подгонял Рыжика бичом, Андрейка тяжело дышал. Нянька, ничего не понимая, высунув длинный язык, смотрела то на Андрейку, то на Рыжика и готова была сорваться с места. Рыжик так упирался передними ногами, что Андрейка вдруг вспомнил, как говорил отец: «Усталому коню и узда тяжела». Рыжик, конечно, сейчас не устал, но ему была тяжела чужая узда. Рыжик не хотел никуда идти без него, Андрейки.
Отец слез с Воронка, снял с него седло и оседлал Рыжика. Андрейка видел, как отец вскочил в седло, как Рыжик поднялся на дыбы, потом кинулся в сторону, всё время норовил сбросить отца, но вдруг понёс спокойной рысью. Воронок вырвал повод и побежал к юрте.
Андрейка выпустил Няньку, и она бросилась догонять Воронка. А сам Андрейка выбежал из своего укрытия и громко позвал:
— Рыжик, Рыжик! Псе-е! Псе-е-е!
Рыжик громко, радостно заржал и махом помчался на знакомый голос. Он как вкопанный остановился около своего хозяина. Отец вытирал вспотевший лоб, улыбался:
— Дикий твой Рыжик. Не конь, а дьявол!
— Хороший Рыжик… — только и смог сказать Андрейка и чуть опять не заплакал.
Отец махнул рукой:
— Ладно! Отдам в сенокосную бригаду Воронка, а с Рыжиком они там не справятся. Дьявол, а не конь! — повторил он так же весело.
И оттого, что Рыжик был здесь, оттого, что отец смеялся, Андрейке вдруг стало легко и радостно. Не задумываясь, он протянул руки отцу; тот нагнулся и подхватил его в седло.
— Псе-е! Псе-е! — крикнул Андрейка, и Рыжик, вдруг снова став послушным узде, с приветственным ржанием понёс отца и Андрейку обратно к юрте.
Богатырская вода
— Непорядки у нас! — сказал однажды дед Егор. — Надо бы съездить в лес да привезти веток, чтобы бочки с бензином накрывать. Солнце-то вовсю шпарит — греются бочки, вот и утечка бензина.
Андрейка первый раз пропустил эти слова мимо ушей, но, когда дед Егор всерьёз стал собираться в лес, он, будто невзначай, спросил:
— Дедушка, а мне можно с тобой?
— Тебе?.. — Дед Егор задумался. — Да это, брат, вёрст тридцать надо трястись — умаешься ты.
— Возьми, дедушка, не умаюсь! — просил Андрейка. — А там какой лес?
— Стой, паря… да ты, однако, в своей жизни ещё леса не видел? — засмеялся дед Егор.
— Не. Берёзы в Кривом логу видел.
— «Берёзы»! Какие там берёзы! Смех один. А я бы тебе лиственницы настоящие показал, осины… А берёзы там такие, что втроём ствол не обхватишь.
— Возьми его, — вмешался дядя Костя, — пусть наш степняк лес посмотрит.
— Мне — что, мне не жалко, — согласился дед Егор. — Только чтоб не жаловался — там по лесу дорога тряская… Да и пилу поперечную возьму с собой. Андрейка-то дрова со мной пилит, а теперь пускай на настоящем дереве силёнку спробует…
Жалко, что нет сейчас здесь Рыжика. Теперь на Рыжике отец ездит, а Воронка увели на конеферму. Каждое утро отец сажает Андрейку впереди себя на Рыжика, отвозит его на Пронькин лог к дяде Косте, а потом уезжает к отаре. Вечером он или мать возвращается за Андрейкой. Рыжик послушно ходит под отцом.
Недавно отец привёз в тракторную бригаду барана.
— Варите, ешьте, — сказал он дяде Косте. — Я получил по дополнительной оплате тридцать баранов. Весь молодняк мы сохранили.
— Нет уж! — заупрямился дядя Костя. — С чего эго ради мы будем брать у тебя мясо?
— Как это — с чего? — обиделся отец. — Мой Андрейка здесь обедает? Обедает. Разве мне барана ему жалко?
— Ну и что, в самом деле! — вмешался дед Егор. — Арсен от чистого сердца барана даёт.
— Ох и хитёр ты, дед Егор! — насмешливо сказал дядя Костя. — Баран, конечно, нам не помешает. Раз привёз, Арсен, то оставляй, но больше этого не делай.
Отец, конечно, правильно сделал, что барана привёз: Андрейка любит мясо, а в бригаде его не хватает. Дед Егор часто ворчал: «Как на неделю растянешь этот кусок мяса? Нас, почитай, девять мужиков». Андрейку он при этом не считал, но всегда в обед давал ему самую вкусную порцию баранины.
— Он бурят, а бурят без мяса — всё одно, что русский без хлеба либо китаец без риса, — рассуждал при этом дед Егор.
И правда, Андрейка почти не ел хлеба и был всегда сыт мясом.
— Баранина — это вор, — сокрушался бригадный повар, когда получал в кладовой не говядину, а баранье мясо.
— Пошто вор? — спросил Андрейка.
— А то нет? — сердился дед Егор. — Вот я сварил полбарана — кажется, на глаз много, а хвать — там и мяса нет, а больше кости. Няньке твоей дело сподручное — кости глодать.
Как бы там ни было, а в лес с собой дед Егор взял кусок баранины.
— В лесу аппетит большой приходит, — пояснил он.
Андрейка сидит на телеге, свесив ноги. Дед Егор правит лошадью, всё время чмокая губами. Нянька бежит по траве, что-то вынюхивает, гоняется за птичками.
Дорога тянется по степи, то поднимаясь на сопки и бугорки, то опускаясь.
Небо ясное, и по нему плывут облака, как будто медленно передвигаются отары овец.
Дед Егор тоненьким голосом напевает:
Бежал бродяга с Сахалина
Звериной узкою тропой…
Андрейка вслушивается, старается вникнуть в смысл слов, но всё равно ничего не понимает. Кто такой бродяга? Что это Сахалин? Почему звериная тропа узкая?
"Укрой тайга его густая — бродяга хочет отдохнуть…" — выводит дед Егор жалобно.
Андрейке жалко неизвестного бродягу, который должен куда-то бежать, жалко его старушку мать… Он очень не любит, когда приходит такое настроение. Будто снова отец принесёт в юрту седло, узду и поведёт Рыжика на конеферму… Андрейка упрямо мотает головой и начинает свою песню. Дед Егор на полуслове замолкает и слушает. Это хорошая, весёлая песня, которую часто поёт Андрейкина мать. Но Андрейка каждый раз придумывает к песне новые слова, только мотив всё тот же. О чём поёт Андрейка?
О Няньке, о Рыжике, о «Тимоше», о дяде Косте и дедушке Егоре.
Нянька, услышав Андрейкин голос и своё имя, побежала рядом с телегой и пытается ухватить зубами унты хозяина. Андрейка подставляет ей то одну, то другую ногу в такт песне:
— Спасибо тебе, дед Егор, что ты взял с собой Андрейку! Но не надо петь про бродягу. Хочешь, я спою тебе вон про то облако? К ночи оно опустится на землю и станет озером. Хочешь, я спою тебе, как однажды с неба упала звезда и я чуть не нашёл её?..
Ну, что ты там лопочешь? — прерывает дед Егор.
— Песню пою.
— Пел бы по-русски.
— Не, это бурятская песня, по-русски нельзя.
— А я вроде слышал: Нянька, Егор, Костя, Тимоша.
— Ага, — обрадовался Андрейка, — это бурятская песня. Сам пою! — Он стукнул себя кулаком в грудь. — Что хочу, то пою.
— Ишь ты, как ладно! — позавидовал дед Егор. — Ну-к, давай ещё.
Андрейке ничего не стоит. Он уже забыл, о чём пел раньше, но песня поётся и поётся. Лукаво посматривает он на весёлые щёки деда Егора, все в мелких морщинках, на чистую, как снег, бороду, раздуваемую ласковым степным ветерком, и поёт о том, как повар любит пересолить суп, как его за это ругает дядя Костя. Что хочет, то и поёт сейчас Андрейка. Однажды у деда Егора из бочки вытекла вода, на целый час остановились тракторы. Дядя Костя даже не хотел обедать, да и все трактористы сердились на деда Егора… А почему вытекла вода? Об этом знает один Андрейка. Знает, но никому не скажет.
Коня у деда Егора зовут Быстрый, а он совсем не умеет бегать, всё шагом и шагом. Только с горы телега катится сама, толкает Быстрого, и он начинает бежать рысью…
Вот о чём поёт Андрейка. И очень смеётся. Потому что дед Егор всё равно ничего не понимает.
Потом он вдруг увидел вдалеке сплошную зелёную полосу. И чем ближе становилась эта полоса, тем отчётливее были видны деревья. На опушке леса разбежались во все стороны низкорослые берёзки и весело переливались на солнце заросли багульника.
И берёзки, и багульник были знакомы Андрейке— они водились и в степи, а вот дальше, поднимая к небу на прямых стволах зелёные вершины, стояли совсем незнакомые деревья.
Когда строили кошару, то возили брёвна с коричневой корой. Вот, оказывается, откуда берутся брёвна!
Телега въехала в лес. Сразу стало прохладнее. Вокруг звенело такое щебетание птиц, какого Андрейка ещё никогда не слышал. Он вдыхал в себя свежий лесной воздух и с беспокойством поглядывал то по сторонам, то в небо, то на деда Егора. Деревья стояли близко друг к другу, и солнце еле-еле пробивалось сквозь густую зелень. Оно на мгновение мелькало острым лучиком, и Андрейка с замиранием сердца вытягивал шею, стараясь не упускать его из виду.
Нянька носилась между деревьями, перескакивала через пни и то и дело приносила Андрейке в зубах лиственничные шишки. На какое-то мгновение Андрейке становилось страшно: а вдруг дед Егор заблудится и они не выедут из этого леса? И никогда больше не увидишь широкую степь, круглое солнце, Рыжика, юрту, отца, мать, дядю Костю, «Тимошу»…