Нет, не легко было Андрейке. После школы никак не хотелось делать уроки. Вот он уже знаком с тетрадью, с карандашом и выводит прямые палочки, похожие на стойки в юрте. Полстраницы заполняет он палочками. Это называется домашним заданием. Потом он пересказывает Афоне сказку про колобок.
После обеда и тихого часа ребята идут пилить дрова, таскают их к печкам. Опять распоряжается Тудуп. Андрейка умеет пилить дрова, носить их в охапке умеет, но растапливать такую большую печь ему никогда не приходилось. Это делает Тудуп. У него есть спички, которые он никому не доверяет. На коробке нарисованы какие-то животные с рогами, запряжённые в сани. Тудуп объяснил, что это олени, водятся они на Севере, а сани называются нартами.
— Очень быстро бегают олени, — сказал Тудуп.
— Быстрее коня? — спросил Андрейка.
— Сравнил! Конечно, быстрее.
— Быстрее «Победы»?
Тудуп на секунду задумался.
— Быстрее. Как ветер! — Тудуп энергично махнул рукой. — Олени везде пройдут, там, где и машина никакая не пройдёт.
— Как самолёт? — приставал Андрейка.
— Ну уж — самолёт! — покровительственно улыбнулся Тудуп. — Самолёт в воздухе, а олени — на земле.
Когда у Тудупа вышли спички, коробок он отдал Андрейке.
С удовольствием Андрейка рассматривал оленей: вот бы покататься на этих нартах!
И всё же время бежит быстро. Вот уже выпал снег, а потом и первый мороз ударил. Несколько раз за Андрейкой приезжал отец и увозил его в юрту. Это бывало в субботу.
А назавтра Андрейка ездил на Рыжике и целый день проводил около отары. Нянька, конечно, была тут же, и даже Катя в таких случаях уходила с отарой и не расставалась со своим хозяином.
Вечером отец и мать рассматривали Андрейкины тетради.
Сын за три месяца уже стал грамотным. Палочки и кружочки сменялись буквами и словами. Красными чернилами учительница пишет отметки. Пятёрок у Андрейки нет, и всё потому, что он торопится.
Мама читает и вздыхает. Вздыхает и читает.
«Андрюша, не изгибай палочки у всех букв. Точки и запятые делай меньше», — так пишет учительница.
Но это ещё ничего. А бывают очень короткие и сердитые слова, и они больше всего не нравятся маме. «Грязно», — читает мама и так укоризненно смотрит на Андрейку, что ему сейчас же хочется спать.
И всё же один раз прорвалась пятёрка. Андрейка написал: «Мостик, козлик, Саша», написал так чисто, правильно, что заработал первую в своей жизни пятёрку. А быть пятёрочником, оказывается, очень приятно. Мать и отец радуются, Рыжик, Нянька и Катя такие ласковые и весёлые, что Андрейка чувствует себя именинником.
И тут Андрейка решил показать отцу коробок.
— Сделай мне нарты, — попросил он. — Беда охота на нартах кататься!
Отец внимательно разглядывал коробок от спичек, потом сказал:
— Когда я в армии служил, у меня друг был — эвенк. Много рассказывал мне, как на оленях ездил. А ещё друг один был, с Чукотки родом, — на собаках ездил.
— На собаках? — Андрейка так и подпрыгнул. — Как это — на собаках?
— А вот так же, как здесь, — отец показал на коробок, — только вместо оленей в санки запряжены собаки.
— В нарты, — поправил Андрейка отца.
— В нарты, — согласился отец. — Говорит, шибко быстро собаки бегают.
— Няньку запрягу! — с горящими глазами проговорил Андрейка. — Сделай скорее нарты.
— Мало одной Няньки, ещё собаку нужно.
— Катьку запрягу.
— Катьку! — рассмеялся отец. — Ты выдумщик!
— Сделай нарты! — жалобно попросил Андрейка. Больше всего на свете ему сейчас хотелось иметь нарты.
Отец повертел в руках коробок, прищурился, словно прицеливаясь, и сказал:
— Учись хорошо. Сделаю тебе нарты. Упряжку сделаю. Пятёрки таскай. Будешь пятёрки таскать, тогда я тебя летом в Москву возьму. На выставку поедем.
От этих слов у Андрейки перехватило дыхание, но он всё же проговорил:
— А Дулму возьмём с собой?
Андрейка заболел
Легко сказать: таскай пятёрки! Андрейка изо всех сил старался, но пятёрки ему не давались. И у Афони были пятёрки, и у Фиски-Анфиски, а Андрейка получал пятёрки только по физкультуре. Физкультура на самом деле была игра: то надо перегнать всех — бежать изо всех сил, то бросаться снежками, то прыгать в длину, то в высоту, через верёвочку, то прыгать со скакалкой. А были и совсем замечательные игры: «кошка-мышка», «третий лишний», «догонялочка-выручалочка».
Учительница сказала, что Андрейка хороший физкультурник, и ставила ему пятёрки. Хорошо бы, совсем не было других уроков, кроме физкультуры, — Андрейка бы наверняка поехал тогда в Москву.
А тут ещё он научился кататься на коньках. Даже, если точно говорить, не на коньках, а на одном коньке. На другом катается Афоня. Дядя Костя как-то приезжал из МТС, где он сейчас ремонтирует «Тимошу».
— Обязательно давай Андрейке коньки, — наказал он сыну.
Только Афоня давал один конёк, а на втором или катался сам, или прятал в тумбочку.
— Расшибёшься ещё, — пояснял он. — Думаешь, мне жалко? А на двух ты не устоишь.
Очень хорошо, что речка осенью разлилась, а теперь замёрзла: получился настоящий каток.
Только выйдешь из интерната, перелезешь через низкий заборчик (для удобства потом кто-то проделал дырку: выломал пару дощечек) и сразу же попадаешь на лёд. Ну, а потом до самого вечера забываешь, что есть интернат и есть домашнее задание. Ах, если бы Андрейке иметь два конька! Но Афоня сам умел кататься на одном и почему-то не хотел, чтобы Андрейка научился кататься на двух.
Андрейка давно уже не видел Дулму. Он ей напишет письмо. Вот когда выучит все буквы — и напишет. Он пробовал про себя сочинять его в свободное время. А свободного времени совсем нет. Разве только когда ложишься спать.
«Куда ты далеко перекочевала? — закрыв глаза, сразу же начинал «писать» Андрейка. — Беда плохо без тебя! Я тут в новую игру играю, на коньках катаюсь. Шибко хорошо учусь, всех в классе перегоняю. Я теперь физкультурник. У меня хороший друг, зовут Афоня, лучше тебя…»
Андрейка засыпает, так и не успев «дописать» письмо. Очень уж быстро засыпает — наверно, лодырем будет. И только заснёт — уже утро, надо вставать. А на уроке сразу же неприятность: не выполнил домашнее задание — получил двойку. Непонятно всё-таки Андрейке: ему нравилось писать именно эти цифры — единицу и двойку, а когда их писала в тетрадь учительница, у него портилось настроение.
— Не дам тебе больше «снегурочку»! — пригрозил Афоня. — Что мне папа скажет, когда узнает?
А папа — это ведь дядя Костя. Верно, что он скажет? А что скажет Андрейкин папа? Не возьмёт его в Москву.
В интернате Андрейка до боли в глазах смотрит на двойку в своей тетради. Перелистает страницу, а там тройка. Тройка совсем похожа на пятёрку, только хвостик в другую сторону торчит. Андрейка берёт красный карандаш и делает хвостик правильно. Теперь получилась пятёрка, только с двумя хвостиками. Можно бы один хвостик стереть резинкой, но в тетради нельзя ничего стирать резинкой. С двойкой у него тоже хорошо получается: он капнул на неё чернила, так что вместо двойки вышла клякса. А рядом сам написал цифру «пять» с красивым одним хвостиком.
Вот теперь Андрейка закрывает тетрадь и просит у Афони «снегурочку». Афоня, конечно, видел, что Андрейка сегодня занимался, и молча вытаскивает из тумбочки завёрнутые в полотенце коньки.
— Попробуй на двух, — говорит Афоня мрачно.
Андрейка хватает коньки обеими руками.
В интернате уже третий день холодно — вышли все дрова, новых из колхоза не подвезли. А на улице тепло, даже жарко. Андрейка снимает с себя дэгыл, бросает на лёд, садится и подвязывает коньки. Oн встаёт на ноги и сразу же чувствует разницу: во-первых, он очень вырос — наверно, с отца ростом стал, во-вторых, он сейчас лёгкий, быстрый: покатится, как в кино!
А всё-таки Афоня добрый. Надо и Афоню взять в Москву.
Андрейка широко размахивает руками, катится на одной ноге — ах, как здорово! Ещё один взмах — вторая нога касается льда, но едет в сторону, и Андрейка падает. Это пустяки! Вот он уже снова на ногах, но почему-то так больно, что он снова валится на лёд…
…Андрейка лежит на кровати. Но это не интернат, а маленькая белая комната в незнакомом доме. Он хочет подняться, но не может: очень болит всё тело.
— Не надо, Андрюша, лежи, — говорит женщина в белом халате.
В белых халатах ходят ветеринары. Откуда здесь взялся ветеринар и почему он не даёт Андрейке встать?
— Выпей лекарство, Андрюша.
Какое ещё лекарство? Что он, овца? И Андрейка мотает головой: нет! Это он, значит, ещё спит.
Андрейка тяжело вздыхает.
— Ты ветеринар? — напрямик спрашивает он.
Женщина отворачивает одеяло, зачем-то лезет к Андрейке под рубашку и оставляет у него под рукой что-то холодное.
— Какой там ещё ветеринар! Лежи тихо, смерим температуру.
Ну конечно, это ветеринар. Когда овца заболеет, у неё меряют температуру.
Андрейка засмеялся: ветеринар ошибся и не туда поставил градусник.
— Ну, и чего ты смеёшься? Сломал ногу — и смешно.
— Сломал? — удивляется Андрейка.
— А то нет? На речке катался, упал и вот в больницу угодил.
— Тётьмаш, Тётьмаш, — шепчет кто-то над ухом у Андрейки, — а у него прямая нога будет?
Андрейка поворачивает голову и видит рыжую, в веснушках девчонку. Если бы она не была такая маленькая, он подумал бы, что это Фиска-Анфиска.
— Прямая, а то ещё какая? Если у тебя прямые ноги будут, то у него и подавно.
Уже на второй день Андрейка узнал, что девочку зовут Катей, — подумать только, ей кто-то дал Катино имя! — а Тётьмаш не ветеринар, а медицинская сестра.
Катя лежала в больнице уже давно. Она любила лазить по крышам, упала и сломала себе ноги. Катя ходила в белых негнущихся унтах, из которых почему-то выглядывали пальцы. Она ходила, держась за кровати, тумбочки, стены, переставляя прямые, как палки, ноги. У Андрейки на ноге такой же в точности белый унт. А зачем это?