Ах, скорей бы, скорей новое большое воскресенье!
Слово не воробей
Дни теперь стали длинные. Когда бы Андрейка ни заснул, утром он просыпается рано. Каждую ночь ему снится, что он спит в своей юрте. Снится, что его будит Нянька: подойдёт и стягивает с него зубами одеяло.
А во дворе кричит коза Катька, бодает рогами дверь юрты, стараясь открыть её. Рыжик весело ржёт, в нетерпении бьёт копытами, требует седло и уздечку с серебряными бляхами!
Бляхи звенят, звенят. Рыжик ржёт всё громче, Катька кричит-надрывается, к ней присоединяется Нянька со своим пронзительным лаем. А в общем оказывается, что Тудуп заиграл на горне и спугнул Андрейкиных друзей.
Раньше Андрейка постарался бы доглядеть свой сон, но сейчас он нарочно широко открывает глаза и молча поднимается на зарядку.
Тудуп думает, что Андрейка стал очень дисциплинированным. Андрейка же думает, что подкараулит утром «Победу» председателя колхоза, заберётся в багажник, туда, где шофёр Миша хранит запасное колесо, и тайком уедет в степь… Ну как ему жить одному в интернате, когда в степи светит такое солнце!
Тудуп — большой парень, комсомолец, ученик восьмого класса. Но что Тудуп знает о солнце? Ничего.
Что знает о солнце Афоня, друг Андрейки? Ничего. А учительница Вера Андреевна? Может быть, она знает, где на ночь прячется солнце, знает и молчит?
С Тудупом вообще нельзя ни о чём говорить, он учится только на пятёрки, а летом зарабатывает в колхозе трудодни. Ему некогда говорить, он всегда занят.
Афоня другое дело. Афоня рад говорить сколько угодно, но с ним только интересно баловаться. А про солнце он как-то сказал:
— Врёшь ты всё, Андрейка. К солнцу ты не ездил, всё врёшь и выдумываешь. На собаке разве доедешь до солнца! Если бы у тебя был самолёт, тогда другое дело. А самолёт таким маленьким не дают.
Андрейка, конечно, обиделся. Это очень плохо, но он не забывал обид. Раньше бы он просто побил Афоню, но теперь этого сделать нельзя. С тех пор как Андрейка узнал, что дядя Костя Суворов — Афонин отец, драться с Афоней ему невозможно. Ведь он дал дяде Косте слово не бить Афоню, а слово у настоящего мужчины крепче железа. Это знает всякий.
Отец, например, дал слово на колхозном собрании от каждой овцы настричь по пять килограммов шерсти. Кто бы стал уважать Арсена Нимаева, Андрейкиного отца, если бы он не сдержал своего слова? Как показался бы Андрейка на глаза тому же Тудупу или самой зловредной девчонке, какая только существует на свете, Фиске-Анфиске, если бы отец настриг от каждой овцы не пять, а четыре килограмма? Четыре — это тоже не мало, но для Арсена Нимаева мало. «Слово не воробей, выпустишь — не поймаешь», — говаривал дед Егор. И это правда. Воробей очень вёрткий, хитрый, быстрый, но поймать его можно, а слово… Слово не воробей. Человек выпустил его из своего рта, и оно разлетелось по всему свету и, сколько людей его услышало, каждому залетело в ухо и живёт там. Попробуй достань!
И вот наступает день, когда председатель колхоза надевает на нос очки, долго рассматривает какие-то бумажки, а все молчат и ждут, что он скажет. Происходит это недалеко от интерната — в колхозном клубе.
Андрейка тоже пробрался сюда и ждёт. Председатель колхоза Фёдор Трифонович говорит сначала непонятные слова, но все его слушают. Андрейка тоже. И вот Фёдор Трифонович сказал:
— С честью сдержал своё слово Арсен Нимаев. От каждой овцы он настриг по пять килограммов и триста граммов шерсти. От ста овец он получил сто десять ягнят и всех их сохранил. Хорошо поработал наш Арсен Нимаев. Исключительно!
Вот в эту минуту все захлопали в ладоши, и слово зашевелилось у каждого в ушах, зашевелилось и… улетело к Андрейке.
Отца на собрании не было: он не приехал. Андрейка стоял около самых дверей, и к нему слетались хорошие слова. Председатель осмотрел зал и спросил:
— А где же Арсен Нимаев?
Все стали осматриваться, и кто-то выкрикнул:
— Нет Арсена! Видно, не смог оставить отару.
Потом ещё кто-то шутливо сказал:
— Тут представитель от Нимаева есть — Андрейка у двери стоит.
Председатель нацелился очками на дверь, увидел там Андрейку и серьёзно сказал:
— Очень хорошо. Исключительно. Передай своему отцу, Андрей Нимаев, что он занесён на областную Доску почёта. Исключительно умеет держать слово Арсен Нимаев!
Да, слово не воробей. Его не поймаешь. Но если ты сдержал своё обещание, то слова сами к тебе слетаются. Как воробьи. Как ласточки, стрижи и бальжимуры — жаворонки.
Если колхозная Доска почёта, та, что у правления, очень большая, то как выглядит областная Доска почёта?
Арсена Нимаева не было на собрании, поэтому все слова летели в уши к его сыну Андрейке. И слова эти пели, смеялись, даже щекотали уши Андрейки.
Всё собрание смотрело на Андрейку Нимаева, как будто он сам в эту минуту стоял на областной Доске почёта во весь свой рост, в дэгыле и малахае с красными кисточками на макушке.
— Ага, Нимаев, кстати ты пришёл. Сколько же ты обещаешь настричь шерсти в этом году? Подумай суреозно и отвечай. Исключительно суреозно.
Вот она, эта минута! Слова уже не щекочут Андрейкины уши, они разлетелись в разные стороны, будто их сдуло сильным ветром, будто поднялся степной шурган.
Надо сейчас сказать слово. Оно улетит к председателю колхоза. Ко всем колхозникам. И это слово вместо отца должен сказать Андрейка Нимаев.
— Шесть!
Неужели это сказал Андрейка?
И, прежде чем Андрейка сообразил, колхозники захлопали в ладоши.
— Шесть! — что есть мочи закричал Андрейка.
И колхозники почему-то вдруг засмеялись и захлопали ещё пуще прежнего.
Только тут Андрейка оглянулся и увидел позади себя отца. Арсен Нимаев стоял в дверях и улыбался.
— Запиши шесть, Фёдор Трифонович, — сказал отец, всё так же улыбаясь. — Как думаешь, сын, сдержим мы своё слово?
Но тут Андрейка почему-то застеснялся и уткнулся лицом в тёплый отцов дэгыл.
— Пиши, Фёдор Трифонович, — сказал отец, крепко прижимая к себе голову сына. — Пиши, что я, моя жена Сэсык и мой сын Андрейка получат и сохранят от каждой сотни овец сто двадцать ягнят.
— Исключительно молодец! — сказал председатель.
«…и мой сын Андрейка!» — повторил про себя Андрейка и почувствовал, как слова снова полетели к нему в уши. Воробьи! Ласточки! Стрижи! Бальжимуры! Андрейка не выдержал и выскочил на крыльцо клуба.
У коновязи стояли Воронко и Рыжик. На Андрейку со всего маха набросилась Нянька и повалила его на землю. Он пытался подняться, но Нянька снова и снова опрокидывала его. Андрейка знал, что стоит ему сказать слово, и Нянька перестанет баловаться, но он нарочно молчал. Пусть Нянька потешится, пусть поваляет его по земле. Она хватала зубами его голые руки, она несколько раз лизнула Андрейкины щёки: пожалуйста, ей всё сегодня разрешалось.
Добрый Рыжик подумал, что Нянька обижает Андрейку, и громко заржал. Он рвался с коновязи на помощь своему маленькому хозяину. Андрейка же продолжал сопеть и молчать. Хорошо, когда у человека есть такие друзья, как Нянька и Рыжик. Воронко тоже хороший конь, но он молчит, а вот Андрейкин Рыжик выходит из себя. Интересно, почему отец привёл в поводу Рыжика и прихватил с собой Няньку? Он ведь никогда не разрешал Няньке уходить от отары. Всё-таки сильная собака Нянька, Андрейке с ней ни за что не справиться. И вдруг Андрейка чувствует над собой горячее, как из котла, дыхание и хватает руками ласковую морду. Ну конечно, это Рыжик. Он оборвал повод и примчался Андрейке на помощь.
Ах ты, Рыжик, Рыжик! До чего же у тебя большие и тёплые губы… Тебе обязательно надо пощупать губами Андрейкины волосы. Да, они теперь совсем короткие, ты их не ухватишь.
В интернате не разрешают носить длинные волосы. Но всё-таки. Рыжик, ты узнал своего хозяина!
Андрейке и вовсе теперь не встать. Рыжик поддел Няньку мордой и отбросил в сторону, но от Няньки не так-то легко отделаться. Она схватила Рыжика за хвост и тянет.
Не ударил бы Рыжик её задней ногой: он ведь не очень любит, когда его тянут за хвост.
— Н-но, Нянька! — негромко сказал Андрейка, и собака тут же выпустила хвост лошади!
Нянька завиляла хвостом, но потом увидела, что Андрейка лежит, — значит, можно продолжать игру. Она набросилась на него с таким громким лаем, что Рыжик отпрянул в сторону. Опять положением завладела Нянька, но ненадолго. Рыжик взвился на дыбы и грозно заржал.
Уйди, Нянька, не мешай Рыжику здороваться с Андрейкой!
Рыжик оборвал повод и примчался Андрейке на помощь.
Но разве Нянька уйдёт!
Тогда Андрейка приказывает:
— Ложись! Ложись, Нянька!
И собака тут же как подкошенная валится на землю рядом с Андрейкой. Рыжик думает, что он такой храбрец — напугал Няньку. Ну и пусть думает. Андрейке нравится обманывать Рыжика. Но самый сильный здесь всё-таки Андрейка. Не верите? Вот высится над ним огромный Рыжик, лезет мордой ему под дэгыл, валяет его по земле, и вдруг Андрейка негромко говорит:
— Ложись, Рыжик, ложись!
Длинные ноги лошади подламываются, она валится на землю. Теперь Андрейка встаёт во весь рост, растрёпанный, с соломинками в волосах, в измазанном дэгыле, и строго осматривает своих поверженных друзей. В сущности, он не так уж сердит на них, как это может показаться со стороны. Андрейка лезет в карманы дэгыла за сахаром, но — увы! — сахару там нет. И конфет тоже нет. Тогда он просто протягивает руки — левую Рыжику, а правую Няньке. Нянька облизывает руку, а Рыжик нюхает и легонько хватает ладошку губами, как будто руки сахарные. Андрейка начинает стряхивать с себя землю. Нянька помогает ему. Она рада облизать своего Андрейку с ног до головы. Но тут Андрейка вспоминает, как это не любит мама Сэсык, и угрожающе произносит:
— Н-но!
Нянька покорно опускает морду. А тем временем из клуба выходит отец. Он быстро окидывает взглядом коновязь, Андрейку, Рыжика, Няньку и, ничего не спрашивая, только произносит своё удивлённое «цха». Рыжик тут же идёт сам к коновязи, а Нянька ложится на землю и вытягивает морду. Ясно и без слов, что Андрейка ни в чём не виноват, — это всё они набедокурили. Отец подходит к Андрейке, поворачивает его кругом. Нянька тревожно вскакивает, на её спине поднимается шерсть. Может, Нянька думает, что отец хочет наказать Андрейку, и приготовилась его защищать?