Этот человек умел лаять, как собака, кукарекал, как петух, мычал, как настоящая корова, ржал не хуже, чем Рыжик. Ох, как это было всегда весело!
Я и сам однажды был в степи около юрты Нимаевых, когда туда подъехал верхом на одноглазой лошадке какой-то человек. И вдруг я услышал в степи— не где-нибудь в лесу, а в Забайкальской степи! — кукование кукушки… Ничего не понимая, я огляделся кругом и увидел, как со всех ног бежал к приезжему, незнакомому мне человеку, Андрейка. Потом залаяла собака, и ей немедленно ответила Нянька. Потом заржала лошадь, и ей ответили лошадка приезжего и Рыжик. А уж когда пронзительно заблеяла коза и Катька радостно ответила, я сообразил, что всё это проделывал маленький приезжий человек. Из юрты вышла Сэсык Нимаева, и я понял по её лицу, что всё это ей знакомо, что приезжий тут желанный гость.
— Сайн, товарищ Кукушко! — приветствовала его Сэсык Нимаева.
— Здравствуйте, здравствуйте! — неожиданно басом ответил маленький забавный человек.
У него были такие густые и лохматые брови, как будто они достались ему от великана. Из-под них смотрели синие-синие развесёлые глаза.
Потом я узнал, почему колхозный ветеринар очень любил СВОЮ лошадь. Дело в том, что военврач Кукушко чуть не попал в плен к японцам. Это было в августе 1945 года под маньчжурским городком Ванемяо. Но его спасла случайно оказавшаяся здесь монгольская лошадка. Она была ранена в голову, однако дала сесть на себя и помчалась с такой быстротой, какой вовсе нельзя было ожидать от почти игрушечной лошадки. Вдогонку стреляли, монголку ранили ещё, но она не остановилась и вынесла седока из-под обстрела. В этот же день Кукушко сделал лошадке операцию. Она осталась без одного глаза. С тех пор Кукушко не расставался со своей спасительницей.
Когда он демобилизовался из армии, то выпросил у начальства монголку и привёз её в колхоз. А это как раз и был Андрейкин колхоз. Правда, Андрейка Нимаев тогда ещё не родился, но бабка Долсон пасла здесь свою отару. Мама Сэсык тоже ещё не была мамой, жила в интернате и кончала школу.
Андрейка, конечно, всё знал об одноглазой лошадке по имени Резвая. Монголка и в самом деле была резвой, быстрой, неутомимой в беге. Из всех лошадей в степи, исключая, само собой разумеется, Рыжика, Андрейка считал Резвую самой умной. Ни отцов Воронко, ни Сивый бабушки Долсон, ни даже Саврасуха Дулмы не могли сравниться с Резвой. Во-первых, она умела бежать, как будто её гонит сильный шурган. Только один Рыжик мог догнать её. Во-вторых, как уже сказано, Резвая была на войне, и дядя Куку даже говорил, что если бы не она, едва ли бы он вернулся в колхоз. Японские самураи схватили бы его и убили. Ну и, в-третьих. Резвую любил не только Андрейка, но и Рыжик, и Нянька, и Катька.
Стоило только дяде Куку приехать к Нимаевым, как Резвая убегала вместе с ними в степь, и что там они только не проделывали! Все игры затевала Резвая. Как она умела обманывать даже Рыжика! Вот она мчится — длинный хвост и большая грива словно несут её по воздуху, потому что не видно даже, как ноги касаются земли. Рыжик изо всех сил догоняет её, бедная Катька далеко позади, да и Нянька притомилась… Но вот Рыжик настигает монголку. Она резко поворачивается и бежит навстречу. Рыжик ничего не понимает, стоит на месте. Резвая проносится мимо Няньки, мимо Катьки — они не знают, гнаться ли за ней или догонять Рыжика… По привычке они всё же бегут к Рыжику. А время уже потеряно: Резвая опять впереди. Тогда Рыжик начинает жалобно ржать. Может, он плачет от обиды, что его так обманули. Он не хочет больше догонять Резвую, стоит и ржёт. Тогда Резвая откликается — весело, звонко, будто по степи рассыпаются серебряные колокольчики.
Не только Андрейка, но иногда и дядя Куку смотрел на эти игры и чему-то улыбался. Потом он начинал ржать так же, как Резвая. И тогда не только Рыжик, но и все — Резвая, Нянька, Катька — бежали на этот голос.
Ветеринар был необыкновенный человек. И конечно, отец правильно сделал, что пригласил его. Только дядя Куку мог помочь Лебедю-Лебедину.
Андрейка сразу повеселел, увидев ветеринара. Лебедь-Лебедин даже не смотрел на еду, которую привезла мама Сэсык. Не пил он и воду, хотя она была поставлена под самый его нос. Дядя Куку взял Лебедя-Лебедина на руки и вынес его во двор кошары. Лебедь не сопротивлялся, крыло его беспомощно опустилось почти до самой земли. Только высоко поднятая голова покачивалась из стороны в сторону. Но вдруг лебедь ткнул клювом в щёку дядю Куку.
— Слушай, дружочек! — строго прикрикнул ветеринар, опуская лебедя ниже. — Ты брось эти штучки, Я тебе добра хочу, а ты меня же норовишь ударить.
Наверное, Лебедь-Лебедин понял, что так делать нельзя. Он закрыл глаза.
Во дворе кошары стоял большой ящик, где хранился корм для овец. Ветеринар осторожно опустил на него лебедя. Позвал маму Сэсык, чтобы помогла держать птицу.
Андрейка отвернулся: он не мог больше смотреть на всё, что там делает дядя Куку, потому что Лебедь-Лебедин впервые закричал.
— Да, миленький, — сказал дядя Куку, — придётся тебе обрезать перо на крыле и посмотреть получше… О, да и лапа у тебя ранена! Какой же подлец стрелял в такого красавца? Руки бы и ноги ему за это переломать…
Андрейка чуть не крикнул, что это стрелял хромой Бадма, но вспомнил про бабушку Долсон и только тяжело вздохнул.
— Андрейка, — сказала мама Сэсык, — садись на Рыжика и поезжай к бабушке.
— Да, поезжай, — проговорил и дядя Куку. — Тебе, дружок, здесь не стоит находиться. Придётся лебедю делать операцию.
— Ладно, — буркнул Андрейка.
Он и сам не знал, хочет ли он остаться здесь или поехать к бабушке Долсон. Слово «операция» было ему хорошо известно. Даже тогда, когда дядя Куку делал операцию овце, даже тогда Андрейка уходил подальше, чтобы ничего этого не видеть. А белый лебедь… Нет, лучше уж Андрейка уедет к бабушке Долсон.
Она очень долго пробыла в степи. Андрейка посмотрел в ту сторону, где ходила верблюдица Мая. Бабушка сидела на земле, а Мая ходила около неё и щипала траву.
Андрейка медленно вышел за ограду кошары. Невдалеке стояла Резвая. Рыжик расчёсывал ей своими зубами спутанную гриву.
— Рыжик, Рыжик! Пс-се, пс-се! — крикнул Андрейка.
Рыжик сразу встрепенулся и побежал, но потом остановился, повернул голову к Резвой и заржал. Резвая стояла как вкопанная и вдруг легла. Рыжик вернулся к ней и стал бить копытом о землю.
— Рыжик! — ещё громче закричал Андрейка.
Но Рыжик будто и не слышал.
Не так часто сердился Андрейка на свою лошадь. Тем более, что он соскучился по ней. Но если лошадь не слушается, то как на неё не рассердиться!
За спиной Андрейки раздалось звонкое ржание. Это дядя Куку. Резвая вскочила на ноги, ответила своим тонким, весёлым голосом и помчалась к кошаре. Вот это лошадь! Пусть у неё всего один глаз, но это замечательная лошадь. Рыжик, конечно, тоже побежал за ней, но теперь уж это было Андрейке неинтересно.
— Дядя Куку, — сказал Андрейка, — я хочу на Резвой.
— Можешь и на Резвой, — ответил ветеринар.
Мама Сэсык подошла к Андрейке, подсадила его на монголку и убавила стремена, чтобы Андрейка мог достать до них ногами.
— Пускай в юрту бабушка едет, — сказала мать. — Зачем долго на земле сидит? Земля сырая. Простынет совсем. Заболеет.
— Ладно, — сказал Андрейка и взял из рук матери повод. Потом нагнулся и шёпотом попросил: — Не надо лебедю отрезать крыло.
— Хорошо, хорошо, сынок, — успокоила мама Сэсык. — Разве ты не знаешь: товарищ Кукушко плохо не сделает. Поезжай.
И Андрейка поехал. Он не позвал с собой ни Рыжика, ни Няньку, ни Катю, но они сами увязались за ним. Рыжик шёл почти рядом и больно укусил Резвую. Она взбрыкнула ногами и заржала. Андрейка хлестнул Рыжика плёткой. Почему это Рыжик стал кусать Резвую?
Плётка не помогла. Через несколько минут Рыжик опять укусил монголку и сам жалобно заржал, как будто это его обижали. Андрейка посмотрел на него сердито, снова было замахнулся плёткой, но не ударил. Нянька, конечно, стала лаять. А когда лаяла Нянька, то Катька не могла молчать.
— Н-но! — Андрейка сжал пятками бока Резвой.
Она будто ждала этого и пошла рысью. Но и Рыжик не отставал. Он жалобно ржал и наконец ухватил Андрейку зубами за полу дэгыла. Андрейка чуть не слетел с седла. Он натянул повод, остановился и скомандовал:
— Ложись, Рыжик, ложись!
Рыжик послушно лёг. Андрейка хмыкнул и подал новую команду:
— Встань, Рыжик, встань!
Рыжик послушно поднялся.
— Иди, иди! — позвал Андрейка и похлопал себя по колену.
Не успел Рыжик подойти, как Нянька подскочила и лизнула Андрейкину руку. Рыжик стал рядом с Резвой и хотел положить свою морду на загривок. Но Резвая испугалась, заржала и оскалила зубы. Андрейка снова хмыкнул и вытащил ноги из стремян. Он ухватился рукой за луку седла Рыжика, перебросил ногу, нащупал ею стремя и перебрался на Рыжика.
Ах, как обрадовался Рыжик! Он поднялся на задние ноги. Андрейка туго натянул повод. Рыжик, конечно, знал, как это любит Андрейка. Он покружил своего маленького хозяина, и все они очень развеселились. И больше всех — Нянька. Андрейка похлопал свою лошадь по шее и спросил:
— Будешь слушаться Андрейку?
Рыжик пошевелил ушами, повернул голову и достал губами Андрейкину руку. Он смотрел своими большими глазами, часто моргал длинными ресницами и так виновато прижимал к затылку уши, что Андрейка не выдержал и засмеялся.
Рыжик был прощён.
Андрейка не спеша ехал к бабушке Долсон.
День сегодня выдался на редкость тёплый и солнечный. И степь сразу изменила свои краски. Ещё вчера не было зелени, только кое-где на пригорках сквозь прошлогоднюю желтизну пробивалась свежая травка, а вот сегодня, куда ни посмотришь, везде глаза встречают зелень. А сколько подснежников! Они-то и сделали степь весенней. Как хорошо Андрейка поступил, что не сорвал тот первый подснежник, который он увидел, когда возвращался из школы в свою юрту… Да и вообще никто в степи не рвал цветы: ни бабушка Долсон, ни отец, ни мать, ни Дулма. Не потому ли так много расцвело