Если подумать, что ночь эта кончится и снова наступит утро, спрячутся звёзды, всё повеселеет, всё оживёт и по небу опять поплывёт и поплывёт солнце, то и совсем, наверное, не страшно будет.
Вот ведь оно, солнце! Нет чтобы ему повиснуть над степью и светить. Но, как и люди, оно устаёт за день и хочет спать. А ведь не будешь спать просто на небе. Для этого и существует Верблюжья сопка. У солнца тоже есть глаза — огромные, большущие, больше белых электрических фонарей над колхозным клубом, больше фар у «Победы». Когда глаза у солнца открыты, то из них на всю степь светят лучи, а там, за Верблюжьей сопкой, солнце сейчас захлопнуло свои глаза, и в Алексеевой падушке стало темно.
А ведь было бы очень плохо, если бы солнце проспало. Или кто-нибудь злой, жадный взял бы да украл солнце и спрятал его за каменной стеной дацана. Андрейка знает этого вора…
Тогда бы в степи всегда была ночь.
Кто узнал бы, куда делось украденное солнце?
Кто сумел бы пробраться в дацан, чтобы найти там солнце и освободить его?
Чтобы время шло быстрее, Андрейка стал вспоминать сказку об отважном Алтан-Шагай-мэргэне. Это он достал солнце бурятам, и с тех пор нет Тёмного края, а есть Солнечный край. Как всё-таки это хорошо, что за ночью обязательно наступает день!..
Андрейка придвигается поближе к Няньке. Он всё гладит и гладит её. Бедная Нянька, ей тяжело.
Он представил себе, как Нянька была ранена. Она увидела своего врага и бросилась сразу на него. Но он выстрелил. Да, в последний раз он стрелял не в лебедя, а в собаку.
И подлый трус сел в машину и убежал.
Он знал, что сейчас появится Андрейка, и он убежал. Если бы можно было догнать его! Что бы с ним сделал Андрейка? Да, что сделал бы?
Тут Андрейка надолго задумывается.
Отважный Алтан-Шагай-мэргэн почему-то не убил обманщика нойона. Он даже разрешил ему зайти в золотую юрту и отрубить кусочек от солнца, и вместо глаз у него стало два чёрных угля…
Андрейке было неудобно лежать: под боком что-то мешало, он нащупал рукой металлический круглый предмет. При свете луны Андрейка увидел патрон от ружья. Он был тяжёлый, заряженный. Кто-то его здесь обронил. Андрейка знал, кто обронил патрон. Это он стрелял в лебедей. Это он стрелял в Няньку.
Пусть бабушка Долсон скажет, что это другой плохой человек стрелял в лебедей и в Няньку. Пусть! Андрейка покажет ей патрон.
Он крепко зажал патрон в руке.
— Слушай, Нянька, что я тебе расскажу. Слушай, Нока. Бабушка Долсон верит своим богам. Она верила, что это боги съедали всю еду из мисочек. Я тоже думал, что это боги. А потом увидел, что это ты, Нока! И я на тебя за это не рассердился. Я ничего не сказал бабушке, опа бы стала тебя бить и не пустила бы больше в юрту. Ты знаешь, как я люблю бабушку Долсон. Но почему она верит хромому Бадме? Ты видела, Нока, как он чуть не отобрал у нас Дулму? Ты-то знаешь, что он плохой человек, поэтому ты так не любишь его. А почему это не знает бабушка Долсон? Я покажу ей патрон. Ты тоже расскажи, кто в тебя стрелял. Тебе бабушка поверит, а меня она не слушается. И маму Сэсык не слушается. И папу Арсалана не слушается. Говорит, что откочует от нас. Бабушку Долсон примут в любой бригаде. Кто не знает, что бабушка Долсон колхозный герой? Это она спасла отару от самого сильного шургана. Это в её юрту колхоз передал навсегда красный флажок «Лучшему чабану». Всё можно говорить бабушке Долсон. Только нельзя ругать хромого Бадму. А как его не ругать, если он злой и жадный человек? Только один раз рассердилась бабушка Долсон на Бадму. Помнишь, Нока, когда Бадма приехал за нашей Дулмой? Дулма подбежала к бабушке Долсон. Помнишь? Конечно, рассердилась, я это заметил. Но хитрый Бадма тоже это заметил…
…Андрейка всё гладил и гладил Няньку.
О многом он мог говорить с ней. Многое вспомнил он в эту ночь. Сколько так прошло времени, Андрейка и сам не знал.
Над ним повисло в небе множество звёзд.
Думал Андрейка и о звёздах. Ведь где-то, где-то там спутник.
Вера Андреевна говорила, что спутник можно увидеть. Но как его увидишь? Да, Андрейке удалось подкараулить, как расцветают жарки. Но спутника он так и не увидел. Может быть, надо сейчас всё время смотреть в небо и спутник полетит?
По радио передавали, как летит спутник.
Он пищит, словно какая-то птичка.
Слушай, Нянька, что это такое?
— …а-а-а!.. а-а-а!
Нянька застонала и заскулила. Андрейка поднял голову и прислушался: кто-то кричал. Это звали его.
— Ма-ма-а-а!.. — отозвался Андрейка.
И степь разнесла: «А-а-а!..»
Так обманывает степь. Может, первый раз Андрейке показалось, что его зовут, а теперь он кричит, и степь возвращает его же крик.
Но вдруг Андрейка что-то вспомнил и приложил ухо к земле. Так и есть: кто-то скачет на коне.
— Я здесь! Я здесь! — что есть мочи заорал Андрейка.
Теперь уже сомнений быть не могло.
— Ан-дрей-ейка-а-а! — разнеслось по всей степи.
И тут Нянька пошевелилась, застонала, как человек, и несколько раз негромко гавкнула. Хоть её услышал один Андрейка, но он так обрадовался, что вскочил и затопал ногами. Раз Нянька подала голос, то всё будет хорошо.
Он увидел на сопке тёмную лошадь и всадника. Мигал какой-то огонёк. Он мигал так забавно, так весело, что Андрейка засмеялся.
— Я зде-е-есь! — Андрейка размахивал руками и в нетерпении приплясывал.
Но он мог и не кричать. Это Рыжик бежал к Андрейке, а он знал дорогу. Это отец сидел верхом на Рыжике. На ходу он соскочил на землю и подхватил Андрейку на руки. Он ничего не говорил, тяжело дышал и крепко прижимал к себе сына.
— Папа, — сказал Андрейка, — у тебя какой огонёк был?
Отец засмеялся:
— А! Это электрический фонарик. В сельпо сегодня купил.
— Дай посмотреть, — попросил Андрейка.
— Погоди, давай лучше Няньку посмотрим.
Отец поставил Андрейку на землю и направил луч света на Няньку. Даже на рыжей шерсти Няньки видна была кровь.
Отец опустился на колени, ощупал Нянькину морду, заскрежетал зубами.
— Кто это её? — хрипло спросил он.
Андрейка не видел его лица, но знал, что глаза у него стали узкими и на щеках ходят желваки.
— Кто это её? — повторил отец.
Захлёбываясь, Андрейка стал рассказывать. Он шёл с Нянькой. Хотел засветло дойти до юрт. Потом увидел в небе лебедей. Кто-то из-за сопки стрелял в них. Одного лебедя убили. Тогда Андрейка послал Няньку. Она сильно лаяла. Потом опять выстрелили, и Нянька перестала лаять.
А после на Рыжике прискакала Дулма. Андрейка вместе с ней сел верхом. С сопки они увидели, как убегала «легковушка».
— Какого цвета машина была? перебил отец.
Андрейка задумался.
— Не знаю.
Потом, что-то вспомнив, протянул отцу патрон.
— Вот.
— Где это ты нашёл?
Андрейка показал:
— Здесь лежал.
— Ишь ты! — сказал отец. — Торопились сильно. Обронили патрон. Но ничего, я тебя найду! — Отец погрозил кому-то кулаком.
— Это хромой Бадма, — сказал Андрейка решительно.
— Откуда знаешь?
— Хромой Бадма, — повторил упрямо Андрейка. — Нянька на него лаяла. На волка так лает. На хромого Бадму так лает.
— А ты дело говоришь. Когда за Дулмой Бадма приезжал, так же лаяла?
— Так же.
— Я подумал: почему Нянька не любит хромого Бадму? — задумчиво сказал отец.
Андрейка тяжело, как Нянька, вздохнул.
— Ты что? — спросил отец.
— Не любит Нянька хромого Бадму. Меня бабушка весной в дацан возила. Тебе не велела говорить. Овец Бадме угнала. Катька овец гоняла. Нянька юрту сторожила.
— Вот оно что, — с горечью сказал отец. — И ты молчал, мне не сказал, матери ничего не сказал?
— Не сказал. — Андрейка сопел и вздыхал, как будто не Нянька, а он был ранен. Ему было очень стыдно.
— А разве Нянька видела тогда хромого Бадму?
— Видела. Бабушка Долсон сказала Бадме про Лебедя-Лебедина. Про медный шарик сказала. Хромой Бадма с нами к юртам поехал. Взял у бабушки шарик. Говорил: боги послали дядю Андрея. Дядя Андрей стрелял Лебедя-Лебедина.
Отец даже присвистнул.
— Вот оно что! А шарик Бадма взял себе?
— Ага.
— А Нянька почему лаяла?
— Меня хромой Бадма бить хотел. Нянька повалила Бадму. Дэгыл рвала.
— За что же он хотел бить тебя?
— Не знаю. Бадма не велел в юрту идти. Я в дырку смотрел, слушал.
— И что же ты услышал?
— Бабушка Долсон обещала хромому Бадме хлеб отдать. Баранов отдать.
— Ох, Андрейка, Андрейка! Не знал я, что ты можешь обманывать меня. Ничего не говорил. Молчал.
— Я не обманывал. Бабушка не велела говорить.
— Бабушка у нас старая. А ты в школе учишься. Октябрёнок. Скоро пионером будешь. А поехал в дацан богам молиться.
— Я не пошёл в дацан, — опустив голову, сказал Андрейка.
— А где же ты был?
— За оградой был.
— Но? А что ты там делал?
Андрейка вдруг засмеялся:
— Тебе Чимит Балдонов привет велел передать.
— Чимит Балдонов? Он тоже в дацан приезжал?
— На «Волге» приезжал. Мать на «Волге» привёз. Я с ним разговаривал. Чимит Балдонов не молился.
— Ещё бы он молился! Комсомолец. Лучший чабан в районе.
— Лучше тебя? — спросил Андрейка.
Отец в темноте улыбнулся:
— Пожалуй, что лучше. Он и шерсти побольше настриг, и кургашек побольше вырастил.
— А ты ещё больше настриги. И кургашек больше.
— Постараюсь. Прозимовать надо. Весна придёт — вместе стараться будем. У нас нынче кургашки ладные. Много кургашек. Прозимовать хорошо надо, — повторил отец. — Только ты мне правду всегда говори. Обещаешь?
— Обещаю.
— Честное ленинское? — строго спросил отец.
У Андрейки стал дрожащий, как у кургашек, голос:
— Честное ленинское.
— Ладно. Я тебе верю.
Отец снова опустился на колени и при свете фонарика стал рассматривать Няньку и щупать её. Нянька вздыхала и стонала.
Андрейка отвернулся и заткнул уши.
Отец вдруг увидел скомканную Андрейкину рубашку, пропитанную кровью.